Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 116




Foto1

Василий НАЦЕНТОВ

Foto4

 

Родился в 1998 г. в Каменной Степи Воронежской области. Учится на географическом факультете Воронежского университета. Печатался в «Подъёме» и «Нашем современнике». Финалист Всероссийского литературного фестиваля «Русские рифмы», дипломант литературного форума им. Гумилёва «Осиянное слово» (2016, 2017), участник Воронежского областного совещания молодых литераторов (2016), Совещания молодых писателей СП Москвы (2017).

 

 

ЛЮБОВЬ И РЕЧЬ

 

 

*  *  *

 

Растаял снег и обнажился двор.

Тепло и серо. Мокрые собаки

из будки в будку важный разговор

ведут лениво. Символы и знаки

весны и сна меняются вдали,

и катится промасленное слово.

Живи и ничего не говори,

храни тепло немыслимого крова,

крахмальной скатерти простую наготу,

пустую вазу, пепельницу лица,

слезу в глазу, большую темноту.

Не говори. Нам не наговориться.

Растаял снег.

 

 

*  *  *

 

И я молчал. Она со мной молчала,

не говорила, кроткая, пока

с той стороны небесного начала

любовь моя кричала и качала,

как колыбель усталая рука.

И был январь. Ярило одноглазый,

рыжеволосый, светом заливал

немыслимого города овал,

озноб, и утро, и окна провал…

И нас − неразличимых сразу.

 

 

*  *  *

 

любовь и речь

и расставанье раннее

и остыванье воздуха вдвоём

мы ранены мы ранены мы ранены

мы никогда с тобою не умрём

косым лучом

густым сплетённым туго

на влажный чернозём беды и сна

по ломким линиям созвучий и друг друга

поляна полная ромашками ясна

лесная тёплая

не вдоль не поперёк

но вверх но вверх

я украду словами

я украду всё то что не сберёг

всё то что мы и всё что будет нами

синицы наши и стога невстреч

ведут за руку музыку руками

любовь и речь любовь моя и речь

короткими глотками 

 

 

*  *  *

 

Где молоко рекой не расплескается,

дожди грибные слепо не пройдут.

Я девочке отчаянной понравится

хотел и выветрил уют.

О лес и степь, о нежность и притворство,

усы, усы − портретам и вралям.

Жить оказалось холодно и поздно,

как в одиночку чтенье по ролям,

как на полях тетрадных голос птичий

не услыхать, не перейдя черту,

и наломать дрова сожжённых спичек,

не прикурив. Так звуки в немоту

уходят прочь. Карандашом чирикать,

раскачивать надмирную печаль.

И замолчать и к тишине привыкнуть,

но продолжать качаться и качать.

 

 

*  *  *

 

Мой мокрый шелест крыльев и листвы

по каплям рассыпается и тает.

О чём у вечера, о девочка, есть вы,

о чём любовь любая облетает?

На тротуарах траурно, темно.

Как в темноте родные губы курят,

как пьют они дешёвое вино,

как всё равно − живу я!

Ненужный жар остыл у слов и лиц,

горячему, чужому − не с кем, нечего.

Осенний край беспомощных синиц

у ваших рук − несказанно, невстреченно.

У ваших ног, нагие, бестолково

толпятся оловянно дерева,

нащупывая истинное слово,

выстукивают глупые слова.

 

 

*  *  *

 

                                                И скучно и грустно...

                                                                Лермонтов

 

И странно и страшно, и вечное "и" на трубе

в соседстве со старой вороной и вянущим дымом

о рифме на "бе", но, вернее, о русской судьбе

белеет и блеет, о парус, то рымом, то Крымом.

А впрочем, прекрасен последний полёт лепестка

моих сентябринок у вымокшей лавки, прекрасен

и капли ребяческий "плюх" и такая тоска,

что не представим − ни Антонов, ни Разин.

Усталой рябины рябой облетающий край

дырявым платком на поникшие плечи ложится.

И кто-то кому-то: "Пожалуйста, не умирай..."

И кто-то живёт.

И плывут одинокие лица.

Плывут одинокие, милые, бестолку так

и тонут, и тонут круги голубые рисуя.

И странно и страшно... Зажато в холодный кулак

забытое "и", на трубе просидевшее всуе.

 

 

*  *  *

 

Всё туман да туман за окном, за окном

врезан в ночь контур дома напротив,

я стою у окна ни о ком, ни о ком

пешеход на пустом повороте.

И не начата жизнь. Это кто-то другой,

синеглазый и ненастоящий,

это кто-то другой машет тонкой рукой,

и не пишущий, и не курящий.

Это кто-то другой в ожидании слёз −

и веснушки дрожат у холодного носа −

он стоит и молчит, он в кармане принёс

золотым воробьям золотистое просо.

Золотым воробьям. Только не воробьёв.

Только тёплый туман мягкотелый

и пустой поворот и бессмыслица слов

ощущеньем земного предела.