Евгения УЛЬЯНКИНА

 

Родилась в Караганде (Казахстан). Окончила факультет иностранных языков и регионоведения МГУ им. Ломоносова по специальности «Регионоведение Франции». Участвует в поэтическом семинаре Алексея Кубрика. Стихи публиковались в журнале «Дружба народов». Живет в Москве.

 

  

МЕНОРА

 

МЕНОРА

(Поминальная молитва)

 

Мать первая начала.

Выдохнула и – вольно.

Гробовщик ворчал:

погодила бы, дескать, – холодно.

Обнимали друг друга –

смерзалась с щекой щека.

 

Старшую унёс дым.

Был бы бог милосерден –

дал бы им с мужем

трезвенника в соседи

или сил выйти

из горящей избы.

 

Вторую взяла Сибирь

каторжным едким духом,

тифом ли –

тесно жались друг к другу буквы.

Не разобрать,

не склеить из них семьи.

 

Третью дочь на чужом

кладбище хоронили.

Ставили крест,

но на нём – прежнее имя.

Так и не свыклись с новым,

аж нёбо жгло.

 

Последними из гнезда

вознеслись близнецы-сестрицы.

Их никто не хотел

вымарывать со страницы,

но разлил воду,

и их разлила вода.

 

Отец на крыльце без сил,

закат, как бельмо, белёсый.

У него совсем,

совсем не осталось вопросов,

только одно:

господи, погаси.

 

 

*  *  *

 

Дуся её звали

эту как её чёрную с рыжим

кукольный доберман

она была королевой двора

когда она из подъезда выстреливала

и давай визгливым своим орать

и давай писклявым своим орать

нас сдувало как шарики

как удавалось ей столько вдохнуть

а мы превращались в воробушков на лету

и оседали рядком

на железяке такой особенной для ковров

а когда у этой родился сын

по имени Кеша

такой же громкий но чуть поменьше

они вместе держали в страхе весь двор

 

сколько лет прошло

сколько жгучих казахских лет прошло

сколько склизких московских зим

я почти не боюсь собак я сама хожу в магазин

но маленькая лошадка до смерти пони

меня всё чаще теперь называют полным

именем хотя оно велико мне

как комната когда в ней живёшь один

 

пусть собачий бог

приютит Евдокию и Иннокентия

и меня бы кто приютил

 

 

*  *  *

 

весь из солнечного света

быстроходный и прямой

в небо-небо ветер-ветер

нас уносит с головой

 

было сталью стало былью

размывается вода

кто меня из тела выльет

тот и не был никогда

 

слишком хрупкая посуда

деревянная прочней

будешь кашу нет не буду

чей ты будешь чей-ничей

 

пони бегает по свету

волны-волны без помех

как-то стану я ракетой

воздух-воздух эхо-эх

 

 

*  *  *

 

лежишь ты такой солдатиком

из тебя торчит серебристое

 

мама-мама, внимательно

читай списки

 

то ли вагон, то ли подводная лодка

то ли глотка оголодавшего волка

глубина

 

принимает позу ныряльщика

вдыхает воздух весь целиком до капельки

летит бомбой огромной в тебя маленького

 

был настоящий мальчик

стал деревянненький

 

последнее выдыхаешь в лицо врагу

– доска кончается, я сейчас упаду-у-у!

 

и лежишь ты такой в коконе

на булавку приколот ртутную

 

мама, мама, открой окно тут я

 

 

*  *  *

 

хоронить не довелось

все стихи дары на вырост

я б с тобою не водилась

будь во мне чужая кость

 

горе любит убивать

чтобы становиться правдой

раздели со мной утраты

я найду для них слова

 

у меня смешная боль

я во сне теряю зубы

гость незваный ходит кругом

ближнедальней стороной

 

будет дом придёт беда

принесёт свою рассаду

зубы выпадут взаправду

может вырасту тогда

 

научи меня как надо

этой правдой обладать

 

 

*  *  *

 

Серебристый тополь

прабабушку обнял корнем.

Как саксонскую чашку

её припрятали в короб

до поры до времени.

В эту пору

тополь её баюкает в колыбели.

 

Бабушка сетует:

надо везти топор,

выкорчёвывать, выколупывать,

расщеплять неуместный ствол,

пока грунт не заледенел.

Он и листиком не повёл.

 

Некоторые индейцы

Южной Америки

верят:

все, кто меняет кожу,

– бессмертны.

И боятся радуги:

радуга – это змея.

Моя бабушка верит:

тополь – это сорняк.

Я верю:

тополь – это новая кожа

для прабабушки Веры.

 

 

*  *  *

 

В аквариум вагона входит снег

и тащится, прикушенный дверями,

до следующей станции, и вянет,

запутавшись в единственной сосне.

 

И вот в стеклянном ящике для рыб

качусь к тебе, как мёртвая царевна.

Буди меня, согрей меня немедля,

о бледный царь кудыкиной горы!

 

И в сущности, конечно, всё равно,

где именно грозиться лечь под поезд –

что Бауманская, что Бологое.

Ты скажешь просто: луковое горе,

пойдём домой.

 

 

*  *  *

 

а что стихи? немой язык

я посмотрела б на того

кто вышел бы живым из них

когда кругом мертвым-мертво

 

цветёт фонарный борщевик

и поезд следует в депо

и дальше следует молчать

как будто облако вдохнул

но речь во рту как саранча

открой сова – ухху ухху