Александр БАЛТИН

 

Автор многих книг (включая Собрание сочинений в 5 томах), публикаций в изданиях  России, Украины, Беларуси, Башкортостана, Казахстана, Молдавии, Италии, Польши, Словакии, Израиля, Якутии, Эстонии, Канады, США. Лауреат международных поэтических конкурсов, стихи переведены на итальянский и польский языки. Член Союза писателей Москвы.

 

 

МИКРО-МАЛЫШИ И ГРИБ-ДОМИК

Сказка

 

Мягкая крыша – такая уютная, пористая, ароматная – над малышами.

– Мы не малыши! – восклицают они. – Мы микро-малыши!

И действительно – очень маленькие, с забавными завитушками хвостиков, они вполне уютно устроились в домике: тут у них кроватки, столик, буфет…

А в стене – выпукло-вогнутой и мягкой стене: окошко.

Всё дело в том, что микро-малыши живут в огромном белом грибе.

Как так случилось?

А просто…

Шли три малыша, шли, были грустные, и – в лесу, конечно, –  увидели роскошный, огромный боровик.

Боровик глядел на них – глядел всей своей сущностью, увидел, какие они грустные, и спросил:

– Что грустите, малыши?

Они вздохнули.

– Мы даже не малыши,  – отвечали они. – Мы – микро-малыши. А грустим… всё ходим мы, ходим, а домика у нас нет.

Гриб поворочался, поворочался, не покидая своего места, и сказал:

– А давайте-ка, внутрь меня забирайтесь, обустраивайтесь, вот вам и будет домик, а?

– А тебе не будет больно?

– Было бы больно – не предложил бы, – отвечал гриб.

Малыши работали вовсю – из дверки, чудесным образом распахнувшейся в домике, они выносили мягкую-мягкую начинку, утрамбовывали пол, проделали окошко, вставив в него тонкую плёнку.

– Тебе точно не больно? – спрашивали они.

– Не-а, – отвечал гриб. – Щекотно немного…

Малыши делали из щепочек кроватки, стульчики, стол, собрали из коры буфет.

Одеяльце и подушки делали из мха, листьев и птичьих пёрышек, а всю посуду – тоже из коры.

В общем, устроились – великолепно.

И гриб был доволен.

Утром он сопел, потом говорил:

– Вставайте-ка, малыши. Играть пора.

И они вскакивали с кроваток, убирали бельё.

Они выбегали умываться росой, завтракали ягодами, и убегали – носиться по полянам, забираться на веточки кустов, качаться на них, прыгать и резвиться, а когда уставали – возвращались в гриб-домик.

– Как вы, ребятки? – спрашивал он.

И они отвечали хором:

– Здорово! Только устали.

Пол в домике слегка пружинил, и малыши заскакивали на кроватки, и засыпали ненадолго.

Заяц заглядывал в окошко, а малыши уже встали, и усаживались за стол – обедать.

– Я вам морковки принёс, – говорил заяц.

– Спасибо, заяц, – кричали малыши. – Заходи.

Но заяц качал ушами – так люди пожимают плечами.

– Не влезу я. Сами выходите.

Они выскакивали, втаскивали в домик кусочки сочной морковки, потом гладили зайца, и он довольно подставлял спинку и хвостик.

А вот белка вполне помещалась в домике, правда у стола она сидела не на стульчике, а на полу.

– Какой уютный у вас пол! – говорила она.

– Ещё бы! – отвечал за малышей гриб. – Я вообще уютный, – добавлял он гордо.

И все соглашались.

Они пили чай, заваренный из травок, и белка приглашала их к себе – в дупло.

Малыши убегали за ней, и гриб предупреждал их:

– Осторожно. Всё-таки высоко. И не задерживайтесь.

Они махали ему лапками и бежали за белкой, прыгающей впереди.

Они ловко забирались по дереву, гостили у неё, угощались орехами, потом шустро скатывались вниз – и бежали к грибу.

– Привет, привет, домик, – шумели они. – Не волнуйся, мы вернулись, целы и невредимы!

И гриб-домик отвечал им басовитым гудением.

Одного малыша звали Лих, другого Люх, третьего Лит.

– Лих-Люх-Лит, домик спит, – кричали они, убегая.

И подрагивали хвостиками.

– Ах, шалуны, – ворчал гриб.

Но ворчал – довольно: раньше ему бывало одиноко, а теперь никогда.

Лих чуть побольше Люха, думал он. Или нет? Это Лит покрупнее всех будет.

Когда они вернулись, он предложил им помериться и сделать на стене отметки.

Оказалось – все одинакового роста, но у Люха был самый длинный хвостик.

– Это если выпрямить, – заметил Лит. – Зато у меня – самый закрученный.

И он вертел им, закручивая ещё сильнее.

Смеркалось, малыши ужинали ягодами, остатками морковки, пили чай.

И укладывались спать.

И им ничего не снилось.

– Что же нам может снится? – говорит Люх.

– Правда, – подхватывал Лит. – Теперь у нас всё есть!

А Лих уже спал.

И гриб-домик счастливо улыбался в темноте, думая, как просто быть счастливым с такими замечательными малышами.

Микро-малышами – которые спят, тихонько посапывая, а завтра он снова разбудит их, и они побегут резвиться-веселиться.

 

…утром Лит перепрыгнул через Люха, а Люх через Лиха.

Пол пружинил, и гриб-домик улыбался, а шляпка его при этом чуть подрагивала и слегка светилась.

 Микро-малыши резвились.

Они бегали друг за другом вокруг стола, и Люх зацепился хвостиком за ножку, и плюхнулся.

О! Люх-плюх, – воскликнул он, а другие подхватили его и все вместе вывалились за дверь.

Сорока сидела на суку и глядела на малышей, блестя черными шариками глаз, и малыши, задрав головки, поглядели на сороку.

– Покатай нас, а! – крикнули они все разом.

– Катай-летай-болтай! – заболботала сорока, спускаясь к ним.

И они вспрыгнули ей на спину, осторожно ухватившись за пёрышки.

– Осторожнее с малышами! – пробасил вдогонку гриб, а сорока кружила уже, поднимаясь выше и выше, оставляя внизу ярусы древесной зелени.

– Ух ты! – воскликнул Люх.

– Ах ты! – прокричали Лит и Лих.

Хвостики их развевались в такт полёту.

– А наш гриб совсем не виден.

Зато видны были целые зелёные массивы, плавно проплывающие внизу, и блюдо лесного озера, блеснувшее синью, и…

– Какой большой лес! – восхитился Лит.

– Ага, а мы и не знали, – добавил Лит.

– Сорока, а ты найдёшь наш домик?

– Летай-болтай, конечно, найду! – ответила сорока, совершив большой круг в воздухе и теперь опускаясь плавными медленными кругами – и вот малыши слезли у своего гриба.

Он подрагивал краями шляпки:

– Переживал я за вас, – сообщил он.

– Болтай-летай, зря переживал, – сказала сорока, и, махнув крылом на прощанье, улетела.

А микро-малыши стали рассказывать грибу, какой большой лес – большой-пребольшой.

– Вот бы попутешествовать по нему!

– Куда же вы, такие маленькие, пойдёте? – опять заволновался гриб.

– А мы осторожненько, мы недалеко…

И они соорудили сумочки из листьев, набили их белочкиными орехами и заячьей морковкой и пошли.

– Не волнуйся – мы не долго, – крикнули они насупленному грибу.

Шли травой, и зелёные, пружинящие арки её нависали над ними.

– Дойдём ли до озера? – переживал Люх.

– Дойдём, – уверенно отвечали Лит и Лих.

Сделали привал – поесть, и Лит, глядя на лиловые, поднимавшиеся ярусами ступени, воскликнул:

– Смотрите-ка…

Они посмотрели.

– Да это ж шляпки и ножки. Грибы, значит.

У грибов стали раскрываться глазки и рты.

– Кто это нас навестил? – послышалось.

Малыши подошли поближе.

– Мы – микро-малыши, – представились они.

– А мы – мыслящие грибы, – послышалось лопотанье в ответ.

– А мы живём внутри большого белого гриба.

– Мыслим так, – отвечали грибы. – Белый гриб – это гриб-одиночка, а мы живём колонией.

– Да, но теперь он не так одинок. Теперь мы вместе.

– А мы всегда вместе, – говорили грибы. – Вместе и жить веселей и мыслить удобней.

– Не подскажите, правильно ли мы идём к озеру?

– Мыслим – да.

И малыши, распрощавшись с грибами, двинулись дальше.

Озеро сияло синью и приветственно плескало водой.

Большая рыба высунулась и посмотрела на них.

Малыши представились.

И тут же поинтересовались у рыбы – интересно ли жить под водой.

– О, ещё бы! – воскликнула рыба. – Столько всего чудесного – и раки, и жуки-плавуны, и водоросли, и другие рыбы.

Один из жуков-плавунов, на миг оставив плавание, помахал малышам лапками.

Рыба скрылась, а водомерка подбежала к краю озера.

– Ты измеряешь воду? – спросил Лит.

– Ага, – отвечала водомерка. – Всё время, чтобы её не сделалось меньше.

И заспешила…

А на обратном пути малыши встретили большую пёструю птицу с крапчатым хохолком, которая охотно рассказала им и про горы, что поднимаются к самым небесам, и про море, что больше многих озёр вместе взятых, и про человеческие города, полные разной разностью…

Гриб-домик волновался и, когда в сумерках заметил спешащих малышей, радость его стала сиятельной – даже шляпка слегка заиграла золотистыми лучиками.

А малыши наперебой рассказывали ему и о колонии мыслящих грибов, и об озёрных жителях, и о большой птице, поведавшей им много интересного.

А потом малыши заснули, и гриб нежно баюкал их, чтобы они, наконец, увидели цветные и прекрасные сны.

Ибо сны – это тоже форма счастья.

 

 

МАВА В СКАЗОЧНОМ ЛЕСУ

Сказка

 

– Ну, что у вас тут интересненького – в сказочном лесу? – спросила неизвестно кого, озираясь, Мава.

– Неизвестно кот! – ответил неизвестно кто.

– Кот-кто? – переспросила Мава, облизываясь, думая – может, это нечто съедобное?

 Неизвестно кот шмякнулся с дерева, где ловил бабочек, которые превращались в мышек.

– В мышек? – переспросила Мава, увидев розоватое облачко последнего слова.

– Уж ясно – не впышек! – ответил неизвестно кот, высовывая красненький язычок.

 Они шли некоторое время по дорожке, протоптанной…

– Широкая дорожка, – сказала Мава. – Наверно, слон пробежал.

Из жидкого куста вынырнул гном, сообщив:

–  Нету тут слонов!

Куст качался, плавал в самом себе, роняя капли.

Неизвестно кот и Мава шли дальше.

Три капельки скакали за ними по дорожке. Две прицепились к хвосту Мавы, одна – к лапке кота, после чего тот убежал, подпрыгивая и пружиня.

 Из-за толстого дуба выкатилось колесо.

– Ты от кота? – спросила Мава.

– Угу, – отвечало колесо пустым внутренним кругом, и покатилось искать…

– Поди, слона, – сказала Мава вслух.

 Очень ей хотелось повидать такого большого, серого…

– Ой! – воскликнула она: в воздухе висел, сгибаясь и вытягиваясь, хобот.

– Можно потрогать? – спросила Мава, подпрыгивая, и капельки затеребили её хвост.

– Вот ещё, – недовольно ответил хвост и улетел: он поднимался выше дубов, елей, сосен, пока вовсе не растворился в воздухе.

– И ладно! – сказала Мава самой себе. – Всё равно: хороший лес!

Грибы, раскрывая выпуклые глазки, хотели подтвердить, но не могли: рты у них не открывались.

Да их и не было.

А упорная Мава продолжала путь, надеясь на слона…

 

– Ты длинная, или короткая? – спросил у Мавы свешивающийся с дерева пушистый хвост.

Мава поглядела на него – он покачивался, блестел, переливался, и каждая пушинка его блестела на солнце.

Мава оглядела себя.

– Я пушистая, – сказал она. – А ты какой?

– Я сам не знаю, какой, – послышался вздох.

Это был грустный вздох.

– Ты, наверно, грустный, – предположила Мава.

– Ага, – раздался ответ. – Висю тут… или вишу? Нахожусь, в общем, – и не знаю толком, кто я и откуда.

Мава тоже вздохнула в ответ и вдруг почувствовала себя обделённой.

Она оглядела себя – пушистая, как и раньше, лапки такие же аккуратные, небольшие, а задние, на которых она и ходила, покрупнее, с коготками.

Но…чего же не хватает?

– А откуда ты здесь взялся? – спросила она.

– Да вот… Что-то теребило меня, дёргало, прыгало, и… пришлось отвалиться, но валяться на дорожке скучно, и я поднялся сюда… Может, кого встречу.

И тут Маву осенило – у неё не хватало хвоста: её роскошного, пушистого, великолепно-яркого, любимого хвоста.

Ну, конечно!

– Ну, конечно же, – воскликнула Мава. – Ты же мой хвост!

Он встрепенулся, изобразил изящную дугу – то есть улыбку.

– А теребили тебя капельки, сорвавшиеся с жидкого куста!

– Точно! – обрадовался хвост. – Как всё объяснилось-то! Тогда – я возвращаюсь.

– Непременно!

И хвост, точно своеобразная птичка, слетел вниз, и аккуратно пристроился к задней части Мавы.

Мава оглядела его – такой же красивый.

– Тебе удобно? – спросила она.

Но хвост не отвечал: вернувшись на место, он потерял дар речи.

– И чудесно, – подытожила Мава. – Хвост и не должен разговаривать.

И двинулась дальше, радуясь воссоединению с хвостом.

 

Сначала из-за куста (не жидкого, обычного) высунулись три уха, потом – показался заяц.

Мава остановилась.

Заяц выбрался целиком, и поглядел на Маву.

– Не кусаешься? – осведомился он, но не испуганно, а довольно важно.

– Чегой-то я кусаться буду? Нет, я могу, естественно, откусить от груши, или яблока, но ты ведь не они.

– Может, я – яблочный заяц, – предположил заяц.

– А ты яблочный?

– Ну, тогда грушевый…

– По-моему, ты – обычный заяц. Только у тебя почему-то три уха.

Заяц пошевелил всеми сразу.

– Надо же, заметно, – произнёс он. – Дело в том, что это внутреннее ухо, и его не должно, по идее, быть видно.

– А зачем оно тебе?

– Чтобы слышать то, чего слышать не положено.

– Как так?

– Так, – произнёс заяц важно. – Например, слышал я, как твой хвост отвалился, потому, что его теребили капельки. Слышал даже, как они отскочили, когда вы воссоединились, и побежали – попрыгали вернее – в своём направлении.

Тут уха – третье ухо зайца – точно растаяло.

– Ой, – воскликнула Мава. – Оно пропало!

– Правда? – переспросил заяц и пошевелил двумя.

Тотчас возникло и третье: сначала зыбко, а потом конкретно, закономерно.

– Ещё я слышал, как вы разговаривали с хвостом. Прежде, чем воссоединиться.

Уха снова побледнело и исчезло.

Мава смотрела удивлённо.

– Что такое? – спросил заяц.

– Ухо твоё… О! Я поняла, – когда ты рассказываешь о том, что слышал, оно делается невидимым, а когда молчишь – появляется снова.

– Да? а ведь ты права. Всё же интересно встречаться с новыми – узнаёшь про себя нечто такое…

– А ты не видел слона? – поинтересовалась Мава.

– Ну, тебе же ответил гном – здесь нету слонов.

– Жаль, – сказала Мава. – Я бы посмотрела на одного. А ты чем занимаешься? Может, пойдём вместе.

– Не могу, – сообщил заяц, но совсем не разочарованно. – Я должен сидеть за кустом и слушать. В этом моё предназначение.

– Ладно, – не скучай, – воскликнула Мава и побежала.

 

Ей просто захотелось побегать.

Некоторое время она бежала, бежала… Потом её догнали два шарика – довольно крупные и явно упругие, они подскакивали по тропинке, иногда один отлетал в траву, чтобы снова вернуться…

– Вы кто такие?

– Как? Не узнаёшь? Мы же из жидкого куста.

– А… Вы какие-то большие стали. Когда вы теребили мой хвост, маленькими были…

-Подросли, – сообщили капельки. – Бежим вместе?

– Ага, – резво ответила Мава и совершила длинный прыжок.

Такой длинный, что он обособился, сделал хитрую дугу и скрылся за кустами.

Шарики рванули было за ним, но скоро вернулись.

– Не догнать.

– И не надо. Пусть живёт своею жизнью. Каждому надо дать такую возможность. Ведь куст не догоняет же вас.

– Он и не сможет, – рассмеялись капельки, – он хоть и жидкий, но жутко привязчивый.

– В смысле?

– Привязан к месту, где находится.

Они прыгали, Мава переходила на бег, шарики перескакивали через неё, взлетали в воздух, сверкая и переливаясь, а потом и вовсе стали подниматься выше и выше.

– Пока, – закричали они, – мы дальше – летать!

И – улетели.

А Мава остановилась, думая, куда бы ей ещё…

– А здесь, куда не иди, что-нибудь да приключится.

Гном высунулся из-за куста.

Был он в колпачке, камзольчике, панталонах – как и полагается гномам.

– Я думала, ты только в жидких кустах живёшь.

– Я обычные могу в жидкие превращать, – сообщил гном. – Гляди.

Обычный куст заколыхался, заворочался и медленно стал наливаться влагой, в неё оформились его жилки и прожилки, его листья…

– Стой, – сказал гном. – Подлистьев не бывает.

Мава посмотрела на хвост.

– Не бойся, это спокойный куст. Он не роняет капелек, и они не прицепятся к твоему хвосту. Больше одного раза хвост никто не теряет.

– А ты знаешь про…

– Ну да, заяц сообщил.

– А другие гномы?

– Ой, мы толком и не общаемся. Каждый занят своим делом. Один выдувает из коры стеклянные шарики, чтобы они улетали в небо, другой вяжет из травинок изумрудные колечки, открывающие разные щели, третий варит густой сбор…

– Что-что варит?

– Густой сбор, – охотно повторил гном. – Штука такая волшебная, для чего – и сам не знаю.

– А ты, значит…

– Ну да, я превращаю обычные кусты в водяные.

– А зачем?

– Как зачем? – гном надулся. – Чтобы потом они превратились в обычные.

И правда – куст стал более конкретным, перестал раскачиваться и застыл в обычной разветвлённости.

– Ну как?

– Здорово. А заяц так и сидит целый день?

– Ага. Всё слушает, слушает…

– Ты бы превратил его куст в водяной, всё веселей было бы.

– Он не хочет, я предлагал. Ну, ладно, пока. Пойду другие кусты превращать.

И гномик, напевая что-то, нырнул в зелень.

Мава вздохнула.

Потом улыбнулась.

Потом почувствовала, что ей хочется спать.

И легла под дубом, уютно накрыв мордочку хвостом.

Она заснула.

Что приснилось ей?

Вероятно, её замечательная прогулка в сказочном лесу.

Что же ещё могло присниться Маве, задремавшей в таком чудесном-чудесном лесу?

Только это.

 

Но – только ли?

Створки сна раскрылись, и весёлая рожица просунулась в них:

– Как дела? – спросила рожица, облизнувшись.

– Ой, – вздёрнулась Мава во сне. – Кто это?

– Вот бы узнать, – сказала облизнувшаяся рожица, задвинула створки мавиного сна и исчезла.

Мава поняла, что пора просыпаться, и вот пожалуйста, она уже, обвив тельце хвостом, шебуршит лапками в воздухе – Мава так всегда поступает со сна.

Рожица висела над кустом.

Мава поглядела на неё.

– У тебя только рожица? – спросила она.

– Увы, – ответила рожица, и кончики губ её повисли, как шнурочки.

– И… тебе грустно от этого?

– Да не очень, – бодро ответила рожица, и шнурочки вздёрнулись верх.

Рожица выплыла из-за куста и теперь висела возле дубового ствола.

– Я могу плавать по воздуху, путешествовать, подниматься к облакам даже – во как!

– Тогда тебе действительно незачем грустить, – сказала Мава.

– Ещё бы! – воскликнула рожица. – Я, как ты видела, даже иногда могу заглядывать во сны.

– И много интересного видала?

– Особенно у гномов – там всякие подземные пещеры, своды, переходы, дворцы… А у зайца с тремя ушами и во сне тоже самое – сидит себе за кустом и слушает.

– А про слонов ничего не видела?

– Не… про слонов это надо лететь куда-то далеко, далеко… Я полетела, в общем, пока.

И рожица стала подниматься – медленно, как воздушный шарик.

Мава хотела крикнуть ей вдогонку, что видала в лесу хобот, но не стала делать этого – ей-то, рожице, что?

Итак, уплыла, улетела то есть, и даже не увидишь где она – парит над лесом, или поднялась уже к облакам, думала Мава, решив двинуться через траву, чьи заросли были здесь особенно высоки.

Мава шла, раздвигая, что можно было раздвинуть лапками, и вдруг один из шариков упруго плюхнулся рядом с нею.

Мава поглядела на него и спросила:

– А где второй?

– Упрыгал куда-то. А я вот отрастил ножки и теперь хочу ходить, а не прыгать.

Он плюхнулся и поболтал в воздухе ножками.

Маленькие и забавные, они напоминали стручки фасоли с кем-то приделанными пальчиками.

– Не уколешься? – спросила Мава, продвигаясь вперёд.

– Не-а, – уверенно ответил шарик.

Он пошёл рядом с Мавой.

– А как же ты говоришь? – спросила она. – Рта-то у тебя нет.

– Я всем собой говорю, – гордо сказал шарик. – А ещё также вижу и слышу. Во!

Он был сиреневый с синеватым отливом.

Некоторое время они шли рядом, густая трава кончилась, показалась тропинка.

– Нет, так не годится! – воскликнул шарик.

– Что не годиться?

– Ну…в смысле – каждый должен идти своей дорогой. То есть – пока.

 И он побежал своей.

Дорога изогнулась, сбросила его, и он, несмотря на ножки, откатился к Маве.

– Верно, нам с тобой по пути.

– Не… не может быть.

Шарик поджал ножки, напрягся и подпрыгнул так высоко, что только пятки сверкнули.

Больше Мава его не видела – она не расстроилась, полагая, что в таком чудесном лесу ни с кем ничего плохого случиться не может.

– Вот.

Откуда-то раздалось: «Кхе-кхе», – но Мава даже не стала интересоваться, кто это.

Может быть, состарившиеся часы, упавшие, как плод с дерева, перхают, может, сучок какой – особенно сохлый.

Мава стремилась вперёд, в гущу, в заросли, выходила из них на полянки, играла в догонялки с лучами и солнечными зайчиками, встречала других гномов, занятых различными своими делами, несколько раз кто-то пробегал или шелестел мимо, а ещё несколько раз Мава выбредала из сказочного леса на обычную его скучную окраину, но тотчас возвращалась, ибо решила остаться тут жить.

А вы бы как поступили?

 

 

ИЗ ЖИЗНИ ВЕЛИКАНОВ

Сказка

 

Великаны Тревиос и Синегор сидят на каменистом берегу великаньего моря и болтают, засучив штанишки, ножками.

Скажете – у великанов не ножки, а ножищи?

Ну… у этих именно ножки – ведь Тревиос и Синегор самые маленькие из великанов.

Другие даже, бывало, говорили им:

– Что ж вы не растёте, а? Едите мало? Пьёте мало? Нужно озеро зараз выдувать, тогда и росту прибавиться.

Но они не могут даже в два приёма выдуть целое озеро.

Заметим, для озёр такая великанья жажда пустяк, ибо они, выпитые, появляются снова и снова.

И вот Тревиос и Синегор болтают ножками, взбивая пену и ожидая рыбок.

– Лучше рыбищ, – говорит Тревиос.

– Ладно, – отзывается Синегор, – достаточно и рыбок.

Одна рыбка выскакивает из воды, но тотчас неразговорчиво ныряет вглубь, мол, что с ними, такими мелкими, общаться.

– Она себя рыбищей считает, – замечает Тревиос.

– Точно, – отзывается Синегор.

И тут из воды высовывается большая голова.

– Привет, – говорит Тревиос.

-Ты рыбка или рыбища? – спрашивает Синегор.

– Как вам будет угодно, – вежливо отвечает рыбка-рыбища, и, вращая глазами, глядит на них.

 Потом спрашивает:

– Вы чего такие маленькие?

– Мы – маленькие великаны, – отвечают они хором.

– А-а-а… Расти не пробовали?

– У нас не получается.

– А если по целому озеру выпивать?

– Нам советовали. Но у нас нет такой жажды.

– Тогда – пока, – говорит рыбка-рыбища и ныряет.

Синегор зевает, а Тревиос вздыхает.

– Пойдём, – говорит Синегор. – Ничего интересного больше не предвидится.

Они встают, опускают штанишки, надевают выдолбленные из целого ствола башмаки и идут.

 Дудочник работает, как всегда.

Он отламывает от скалы подходящий кусок, и, повертев его в руках, дует: целенаправленно дует, в одно место – и там, куда устремляется поток его дыхания, образуется дырочка.

В эту дырочку Дудочник и гудит, причём иногда у него получается славная музыка, а иногда противная.

В этот раз вышла противная.

– Ой, – зажал уши Синегор.

Дудочник отложил камень.

– А ты что хотел? – сказал он. – Не всегда музыка может быть хороша.

Бледная, тонкая музыка с уродливым личиком поднялась и ушла неизвестно куда.

Дудочник подул ещё раз – и драгоценно засверкали, заискрились звуки.

Когда он положил камень, серебряная музыка поднялась и ушла – тоже неизвестно куда.

– А от чего это зависит? – спросил Тревиос.

– От аппетита. Когда у меня аппетит хороший – и музыка выходит хорошая.

– Так сначала вышла плохая…

– Потому что в завтрак мне было неохота есть. А в обед – от души!

Попрощавшись, малыши идут дальше.

– Обедать пора, – говорит Тревиос.

– Неохота, – отвечает Синегор.

– Ага, – соглашается Тревиос. – Может, попьём тогда?

Оба вздыхают.

Озеро мерцает между скал (вообще в их стране ландшафт гористо-скалистый, но иногда появляются и луга).

Внутри озера раскрывается роток, из которого выходит облачко звука:

– Давайте-ка, малыши, поднатужились, и – выпили меня.

Они переглядываются.

– Стало быть, и озёра знают уже о нашей… проблеме, так сказать.

– А то, – облачком звука отвечает роток. – Мы, озёра, страсть, какие вумные.

И малыши стараются.

И – напополам – им удаётся одолеть озеро.

Тотчас появляется второе – синенькое с беленьким по краям.

 Малыши напрягают мускулы, поднимают руки.

– Вроде побольше стали.

Мимо идёт Вакута, они достают ему до…

– Слышь, Вакута, в прошлый раз мы доставали тебе до колена, а теперь, гляди, до пояса.

Вакута глядит на них, потом соглашается.

– Как получилось-то? – интересуется.

-Да мы вдвоём озеро выпили.

-Эх, что вдвоём! Надо так.

Он наклоняется и втягивает в себя озеро одним махом.

– Во, – говорит он.

И топает дальше.

Малыши ждут, когда появится новое озеро, но оно медлит почему-то.

– Ничего, – говорит Тревиос. – Вон капельки блестят, значит, будет и озеро. Пойдём луга искать.

И, поскольку Синегор кивает согласно, они идут искать луга.

А Вакута тем временем отправляется в пещеру к Медыну: пещера эта велика, велика, велика… ну, вы знаете, в каких пещерах могут жить великаны.

– Эх, – говорит Медын, праздно и плавно разводя руками. – Хорошо, что мы не гномы.

– Я сейчас, – говорит Вакута, – кстати, встретил наших гномов.

– Тревиоса и Синегора?

– Их. Подросли, представляешь? Уже по пояс мне. Озеро на двоих выдули.

– Вот когда каждый сумеет по озеру выдуть, тогда станут похожи на нас. А то… позор.

– Не скажи, маленькие великаны тоже нужны. Они подчёркивают наш рост – больших.

Некоторое время Вакута и Медын спорят о том, нужны ли маленькие великаны, потом…

А маленькие валяются на травке, пока лужок не свернулся – есть такая особенность у здешних лужков – сворачиваться и – дёру.

 Они лежат, глядят в великанье небо и думают, что не так уж и плохо быть небольшими великанами.

Хотя почему не плохо – не знают.