Михаил БОРДУНОВСКИЙ

 

 

Родился в Челябинске 19 лет назад. Учится в Литературном институте им. Горького (семинар Е.Ю. Сидорова). Публиковался в альманахе  «45-я параллель».

 

 

ОСТАВЛЕННЫЙ РАЙ

 

 

*  *  *

 

             посв. Милораду Павичу и прочим

 

Камни катая во рту, можно выучить сербский.

Так ненароком оставишь

                                           Белграду сердце.

 

Дети на шахматной карте испуганы взрослыми –

Звук оторвётся от тела Республикой Косово.

 

Где мне – бежать от пожара мостом Неотпущенных?

Все переправы заполнены чёрными тучами.

 

Все перевалы раздавлены серыми птицами.

Нет, не рифмуйте «столица», рифмуйте «молиться»!

 

Если откроешь столицу – хоть рифмой, хоть картою,

Сразу поднимется стая, над крышами каркая,

 

Сразу опустятся бомбы, как мелочь для нищего.

Где мой язык запечатан – поди отыщи его!

 

Как мне дойти до Балкан из пристанища русского?

Каждый крючок на бумаге –

                         спусковой.

 

Если граница – место, где мы умрём,

Каждая книга становится словарём.

 

Библиотеки долго и зло горят,

Каждая книга – Белград.

 

Каждая книга – снаряд, если книгу жечь.

Вечность. Ещё один день, которому не истечь.

 

Бомба ударится в пашню – и бомбы нет.

И взойдёт под солнцем самый красивый цветок.

Это ли край, где каждый святой – поэт,

И каждый поэт – святой?

 

 

*  *  *

 

с этой сигаретой ты филиал уралмаша

твоё горло, где словно клешни грохочут большие станки,

твои дыхательные пути, по которым льются

тысячи тонн стали

твои лёгкие

поднимаются и опускаются

тяжело и торжественно

загоняя воздух уральских гор

в доменную печь

алюминиевых крыш

античных колонн

реставрационных работ.

твоё сердце

электродвигатель вилочного погрузчика

занесённого цинковой пылью

твои вены

график рабочего дня

твоя спецодежда покрыта пеплом.

ветер шумит между длинных труб и целует землю

зелёные листики в водостоках

снег на рельсах

цельнометаллические озёра .

перед горизонтом

шлаковые отвалы

раковые корпуса

до минор на виолончели

вечерами

когда заступает третья смена

паровозный сигнал

гудит

в до мажоре

 

 

ОСТАВЛЕННЫЙ РАЙ

 

Товарищество Верхнего Причала

Распродаёт имущество своё,

И в стопки сложено постельное бельё

С печатями на белом изначально.

 

Товарищество Верхнего Причала

Не принимает больше кораблей.

За нитью – нить, а что идёт за ней?

Да только то, что мы не замечали.

 

Товарищество Верхнего Причала,

Архангелы в пыли теряют лица

И ничего не может измениться

Там, где над пирсом чайка прокричала.

 

Куда как страшно, тихо, горячо

Где время среди света не течёт

И шлюпки дожидаются заката.

 

Ни звука, только тени, стеллажи

Где в деревянных ящиках лежит

Всё то, что было отдано когда-то.

 

 

*  *  *

 

Архангел Михаил сидит на краю крыши

провинциальной пятнадцатиэтажки, кусая хлеб.

Архангелу Михаилу слышится голос свыше,

говорящий, что он, Михаил, – слеп.

 

Битвы с загробным бароном фон Унгерном не влияют на повышения.

Архангела Михаила некуда повышать.

Отработав день, Михаил спешит к себе на улицу Ленина,

Жарит хлеб, сёрфит сайты, ложится спать.

 

Иногда барон зовёт Михаила выпить,

поговорить о востоке, Будде и просто так.

Михаил спускается на минус пятнадцатый, сделав вид, что он местный житель.

Барон достаёт бутылку, две стопки, нюхательный табак.

 

На следующий день Михаил не выходит на службу,

фон Унгерн утром не едет встречать полки.

Михаила весь день выворачивает наружу.

Унгерн ползёт за водичкой, думает, «Господи, помоги».

 

 

*  *  *

 

Башенки и башни, дайте воздуха!

Я – по-настоящему – вами – созданный.

 

Заводной сверчок, душа моя,

Это ли печаль – та самая?

 

По страницам книг – по-старому, –

Колотить дождю, раскалывать

 

Золотую кровлю месяца.

Спит душа моя – светится.

 

 

*  *  *

 

Это страх, это влажные перья, земля и песок,

Это взмах, это тени от дерева, тени – и всё.

Каждый угол становится миром, где собственный бог,

В каждом озере плавает труп и касается ног.

 

Мир становится озером. Чаша теряет края.

Ничего нет на свете страшнее, чем воля Твоя.