Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 112




Foto1

Дмитрий ЛЕГЕЗА

Foto3

 

Родился в 1966 году в Ленинграде. Окончил 1-й Ленинградский Медицинский институт им. акад. И.П.Павлова, работал врачом, имеет ряд научных работ и степень кандидата медицинских наук. Автор книг стихов «Башмачник» (2006) и «Кошка на подоконнике» (2010). Член Союза писателей С.-Петербурга и СРП, один из основателей и редактор ЛИТО «ПИИТЕР», сооснователь и член оргкомитета международного литературного фестиваля «Петербургские мосты».

 

 

 СТРАННЫЕ ЗВУКИ

 

 

*  *  *

 

Петрова в шоке: «аксолотль» – не грек.

Вот Аристотель с Архимедом – греки.

И даже Пиндар – грек, но Аксолотль,

Чье имя сладкозвучнее, чем Пиндар

И ближе к Аристотелю, так вот,

Не грек он, а личинка амбистомы...

И давит это знанье на Петрову,

Тогда она хватает сто рублей,

Бежит из дома, с криком – прочь из дома

На птичий рынок. Покупать и мстить.

О, божья тварь, ну почему не грек ты?

 

 

*  *  *

 

Фестивали, на которые нас не позвали –

Никуда не годные фестивали,

Читайте список гостей:

Графоман,

Москвич,

Москвич,

Графоман,

Графоман-москвич,

Неизвестный,

Неизвестный,

Поэт социально близкий, но с московской пропиской,

Поэт восемнадцати лет,

Поэт девятнадцати лет.

В общем, приличных нет.

Им оплатили полет бизнес-классом,

Отель хороший вполне,

Сувениры, экскурсии, свежее мясо

И старое каберне.

Им оплатили эскорт-услуги,

Трансферный паланкин,

Им будут рабынь умелые руки

Снимать напряженье спин.

Им оплатили ванны, бассейны,

Шоу белых слоних,

Нежные флейты и сямисэны

Будут играть для них.

Они танцуют на карнавале,

Под яростный черный джаз...

А нас обидели, не позвали,

Забыли совсем про нас.

 

 

ТРИДЦАТЫЙ

 

Шли они по мосту, где торговые лавки и снизу река серебрится,

Группа туристов, было сперва их тридцать,

А через мост перешли двадцать девять.

Что делать?

 

Им говорили: – Не заходите в лавки торговые,

Вы же солидные, вы же толковые,

Время не тратьте на глупые сувениры,

Кроме того, здесь когда-то водились вампиры.

 

Это – легенда, но все же будьте быстры и ловки,

Три групповых фотографии, селфи не больше двух раз,

Как истомились автобусы, вас ожидая, внизу на парковке,

Как утомились в отеле, ужин готовя для вас.

 

Вышло их тридцать туристов, дошло двадцать девять, что делать?

Где ты, тридцатый? Мечется, мечется гид.

Кто-то смеется: да никуда он не денется,

Кто-то ругается, кто-то в автобусе спит.

 

– Мы ж говорили, предупреждали, ждали,

Ждали покуда могли, а теперь, тридцатый, прости нас,

Кто тебя принял, женщина ли, вода ли,

Ты пропускаешь ужин – и это, конечно, минус.

 

– Как же тут холодно, эй, кто-нибудь, помогите!

Почему мои руки связаны, что за ящики у стены?

Я отошел на секунду, только купил магнитик

С надписью “Transilvania”, названьем их дикой страны.

 

 

МОЙ РАЙОН

 

На углу улицы Бутлерова

И проспекта Науки

Каждое утро, каждое утро

Слышатся странные звуки.

Живут здесь только ученые –

Академики, профессора,

И странные звуки печальные

Звучат и звучат с утра.

В домах на улице Бутлерова

Консьержи имеют по два диплома,

Но утром слышен как будто

Стон из-под каждого дома.

Из каждой парковки подземной,

Подвала или котельной:

– "Спасения ждем, спасения!

Потеряны мы, потеряны!

Прикованы к трубам фановым,

Не соль, а плесень земли,

В науках точных – профаны,

В гуманитарных – нули.

Мы – верные слуги лени,

Разгильдяи разных сортов,

Нам лишь утром во время кормления

Изоленту сдирают со ртов.

Мы тоже купили квартиры

В престижном районе на севере,

Мы даже весьма гордились

Начитанными соседями.

Мы были не то чтоб плохими,

Исправно платили налоги,

Но вовсе не знали химии

И лепидоптерологии.

Да, мы не кончали ВУЗов

Порой и школы – с трудом,

Мы этим бросили вызов

Соседям своим по дому.

Теперь, вот, страдаем – олухи,

Раздетые, необутые.

И, выглянув из-за облака,

Над нами смеется Бутлеров".

 

 

СЭНДВИЧИ НА ВЕТРУ

 

Люди-сэндвичи, носители рекламы,

Они покинули дома, простились с родными,

Они едут в Петербург работать

И ждать.

 

Ахмет, Василь и Сергей -

"Модные стрижки за 200 рублей",

"Ремонт ПК" и "Аня – отдых 24 часа" –

Работают и ждут, когда он придет,

Большой Ветер.

 

Тогда они выйдут на Невский,

Крепче возьмутся за свои рекламные щиты,

Разбегутся, ноги в коленях согнут

И станут летчиками, как в детстве мечтали.

 

Ах, эти питерские небеса,

Быстрые облака...

«Аня – 24 часа».

«Стрижки», «Ремонт ПК».

 

В рекламных агентствах звонки, звонки,

Увы, информации нет,

Сколько стоят услуги героев таких,

Как Сергей, Василь и Ахмет.

 

Бипланы летят, и гудят ветра:

– Земляне, доброе утро,

Пишите контактные номера,

Стригитесь, чините компьютеры!

 

А где-то в далеком Пхеньяне

Жмет на кнопки усталый Ким или Пак:

– Здравствуйте, можно Аню?

– Сегодня нельзя никак...

 

 

ЧУЛОЧКИ

 

Матроски, стриженые челочки,

Смешные детские рисунки,

Но мне запомнились чулочки,

Они крепились на резинки.

 

Страна гудит, страна на марше,

Пыхтят станки, летят ракеты,

А мальчики из группы младшей

В чулки позорные одеты.

 

Как будто все открыты дали нам,

Твори миры, решай задачи,

Но разве можно быть Гагариным

В чулках сползающих девчачьих?

 

Пока над подлыми застежками

Мои сопели одногодки,

Я истерил и топал ножками,

Истошно требуя колготки!

 

 

ИЗГНАННЫЕ

 

                    «Послышался голос: «А знает ли кто твои стихи

                    Наизусть? И те, кто знает,

                    Уцелеют ли они?» – «Это забытые, –

                    Тихо сказал Данте, –

                    Уничтожили не только их тела, их творения – также».

                    Смех оборвался. Никто не смел даже переглянуться. Пришелец

                    Побледнел».

                     (Б. Брехт «Посещение изгнанных поэтов», пер. Б. Слуцкого)

 

Хотел придумать рай для поэта – и вот тебе на:

Ни пиров Валгаллы, ни сочных гурий Джанната.

олько ранняя осень и домик над озером, и луна,

Кисточки, тушь, бумага – большего и не надо.

 

Наблюдать за дорожкой лунной, слушать шорохи камыша,

Рыбы тихий плеск да птичий крик над водой,

Так сидит поэт и кисточкой, не спеша,

Он выводит строки – одна прекрасней другой.

 

И приходят друзья – Вергилий, Овидий, Дант,

Пьют вино, головами кивая, – ты гений, блин!

А потом я внезапно взял и придумал ад -

То же озеро, кисточки, строки... но ты один.

 

 

ДО-ДИЕЗ МИНОР

 

Играй, Сара, играй

Посмертный бессмертный ноктюрн Шопена

До-диез минор.

Тебя зовут иначе, но господин комендант не обязан

Помнить всех по именам.

Господин комендант празднует свой день рождения.

Играй, Сара, играй.

 

Твой Краков давно judenfrei

И Польша твоя judenfrei,

И так постепенно

Становится мир judenfrei,

Играй же, Сара, Шопена

Играй.

 

Смерть твоя в белом мундире посреди банкетного зала,

Смерть твоя в белом мундире смеется и пьет вино.

Сара, как ты посмела,

Как ты решилась, Сара,

Выбрать печальный посмертный

Ноктюрн до-диез минор?

 

В белом парадном мундире, начитатанный и культурный,

Комендант концлагеря Плашув по имени Амон Гёт,

Он ценит хорошую музыку, он тоже любит ноктюрны,

Он машет рукой: – lass sie leben,

И Сара живет. Живет.

 

 

 

ФРАНЦУЗСКИЕ ТРАГИЧЕСКИЕ

ПЕСЕНКИ ИЗ ЖИЗНИ ПРОДУКТОВ

 

 

*  *  *

 

Анри, разумный майонез,

плясать задумал полонез –

и тут же вытек на паркет...

Мой друг Анри, вас больше нет,

вы – просто лужа на полу,

уже уборщица Лулу

пришла со шваброю и тазом.

Вот так мы потеряли Разум!

 

 

*  *  *

 

Котлета-террорист Аттила

В тот день купил себе тротила

И с криками «Свобода фаршу!»

Явился к овощам.… О, нет!

Прикрыв собой Луизу-спаржу

И редьку юную Жаннетт,

Упал картофель Оноре,

Навеки превращен в пюре.

 

 

*  *  *

 

Однажды марципан Гийом

влез на коня и тряс копьем.

Увы, не стать ему Шекспиром,

Его кусали – и от ран

Погиб Гийом. Покойся с миром,

Смешной романтик-марципан.

 

 

метаморфоза

 

Жил да был яйцо Роже,

– Бац – и он петух уже.

 

 

*  *  *

 

Багет Жан-Поль и Эльза фуа-гра

Друг с другом танцевали до утра

И прочно слиплись к девяти ноль-ноль,

Теперь они ни Эльза, ни Жан-Поль.

 

 

*  *  *

 

Парижский модный saucisson Луи

Надел с утра ботфорты не свои,

А Николя, седого сыра бри,

Известного бретера и задиры...

На Пре-о-Клер лежит Луи, в нем – дыры.

Мораль ясна: чужого не бери.

 

 

*  *  *

 

Жил трюфель Жиль на поле под Пиньи,

Он пал в бою от пятачка свиньи.

 

 

*  *  *

 

Жан-Ги, военный круассан,

Влюбился в суши Кику-сан

И, страстью нежною сгораем,

Все тайны ей поведал он,

А Кику-сан была шпион,

К тому ж, мужчиной-самураем.

Отставка, суд, позор, долги...

О, как ты низко пал, Жан-Ги,

Не куртизанка, не актриса,

Не львица светская, увы,

Тебя лишила головы,

А иностранный кубик риса!