Юлия ВЕРЁВКИНА

 

Окончила факультет русской филологии и национальной культуры Рязанского Государственного университета им. Есенина (отделение журналистики). Участник V Форума молодых писателей России в Липках. Рассказы печатались в журналах «Кольцо А», «Луч» (г.Ижевск) и в рязанских периодических изданиях. Работает корреспондентом газеты «Панорама города» (Рязань). Живёт в Рязани.

 

ОПРАВДАНИЕ АДАМА

Рассказ

По коже уже давно, надоедливо пробиваясь сквозь сон, пробегали ручейки озноба. Она приподнялась на локте и заспанно огляделась. Тонкое покрывало, небрежно скомканное, валялось в изножье постели. «Опять ушел и не прибрал за собой! – недовольно подумала она. – А мог бы и накрыть, заняло бы мгновенье». Вечно он говорит, что утра слишком прекрасны, чтобы проводить их без сознания. Мол, не может он спать, когда над райскими кущами поднимается солнце. Пару раз, преодолевая сонное ворчание жены, даже заставил подняться спозаранку, чтобы посмотреть, как первые лучи освещают Эдем. Она, зевая и потягиваясь, действительно встретила рассвет, покорно согласилась, что зрелище, в самом деле, ничего себе и хотела было вернуться на их ложе за водопадом, но не тут-то было: благоверный заявил, что после созерцания прекрасного неплохо было бы и позавтракать. Спрашивается, она здесь при чём? Фрукты вокруг – куда ни плюнь, кофе она вчера намолола. Но нет же – ему и поговорить хочется! Да еще намекает, что все эти бананы и маракуйи – никакая не еда, и неплохо было бы съесть жареную форель под чашечку капучино, который – поди ж ты! – он сам варить не умеет. И пришлось, преодолевая ломоту в теле и отчаянную тоску по неге сна, разделывать форель, собирать лимоны для соуса, молоть корицу для кофе, накрывать на стол – а муж чиркнул себе трутом и уселся, довольный: видишь, мол, какой я бодрый с утра, уже огонь развел, а ты все копаешься…

А хуже всего, когда, скормив ненавистную форель супругу и перемыв посуду, она побрела, наконец, к реке умыться. Порой, разглядывая себя, она втайне жалела, что они здесь совсем одни и некому на нее полюбоваться. Роскошные волосы, крутые бедра, тончайшая кожа – а оценить все это богатство некому. Муж – от него какой толк, только вон рассветами своими и любуется. Разве что тот, который появляется изредка и все предлагает какие-то сомнительные планы… Нет, он, пожалуй, тоже не в счет, там другое. Так вот, тем утром она порадовалась, что смотреть на нее, по сути, некому. Глаза – как щелочки, а под ними – синяки с хорошую сливу, вроде той, которая была на завтрак. (Уж она-то следит за фигурой, не то, что некоторые. Форель ему подавай, когда из-за живота скоро земли под ногами не увидит!) Растрепанная, ненакрашенная, ноготь вон сломался – жуткое, в общем, зрелище. То ли дело, когда выспится: под водопадом контрастным постоит, в волосы лилии заплетет, глаза лазурным подведет – а главное, кожа так и сияет: отдохнувший человек, сразу видно. А тут… Словом, она твердо решила, что рассвет рассветом, но больше она эксперименты над собой ставить не позволит.

Так вот же - повадился одеяло с нее стаскивать. А еще за собой после завтрака не убирать: ты же, говорит, тоже есть будешь, зачем двойную работу делать. Вот ей разница – после себя косточку от сливы или персика выкинуть или все его чашки-тарелки мыть да шкурки-чешуйки на окраину Рая выносить. А главное, стоит слово сказать – так опять эти круглые глаза: «Ты с ума сошла, женщина? Мы же в Раю! Как здесь можно быть недовольными? Да наши потомки о такой жизни только вздыхать будут!». И он опять принимался на арфе бренчать да за кроликом гоняться, чтобы погладить, а ей – думай, милая, что на обед: мы же в Раю, здесь все есть, выдумывай - не хочу. Всю кулинарную книгу, которую при создании ей вручили вместе с веником и «Кама-Сутрой», она давно выучила наизусть и уже вписывала мелким почерком новые рецепты. Хоть какое-то развлечение! Да вот пришлось в развитии остановиться. Ей бы сковородку антипригарную – а муж только бубнит: «Тебе зачем?». Или вот фондюшницу настоящую – а благоверный смеется: «Шубу бы еще попросила!».

И, самое обидное, так во всем. Она ему: «Давай книгу напишем, а потом читать ее будем!». Опять – двадцать пять: мы в Раю, здесь и так интересно. Она: «Может, танцу какому научимся?» - а муж: «Что-то мне после ягнятины под неаполитанским соусом больше хочется полежать, подумать о высоком». Перепланировку предлагала сделать: несколько пальм пересадить, альпийскую горку напротив очага забабахать, фонтанчик провести к ложу, да и от водопада подальше перебраться, а то от него грохот один. Ответ тот же: живем в Раю – значит, все как надо, не дуркуй. С отчаяния предложила ему экстремальным спортом вместе заняться – в горы полезть, чтобы красоту его любимую с высоты созерцать. И опять: не располагает его к этому телятина под сливками с чесночком и сыром. Думала за слабое место взять – к готовке подключить: вместе специи заготавливать, фрукты собирать. Старая песня: у нас и так все есть, зачем усложнять. А попробуй пару дней одними бананами да рыбой без специй покормить – со свету сживет рассуждениями о смысле бытия, и во всем Раю от зудения его не спрячешься.

И ведь чувствовала же, ну чувствовала, что может быть не так! Раз отправилась на реку – цветок нашла необычный, голубой, и все к лицу его примеряла. Мужу попробовала было показать – глянь, как красиво! – а он за старое: пораньше, говорит, встанешь – еще не такую редкость найдешь. А она ж ему не про то – а про что, сама толком сказать не умела. Пока не появился тот, с тихим голосом и жестким пульсирующим телом: «Этот цветок так оттеняет твои глаза…».

Вот с тех пор, кажется, что-то и изменилось. Она, правда, иногда вставала чуть раньше, чтобы до завтрака поискать в садах и лесах то, что ее украсит. Розы в волосах, незабудки на запястье, фигурно вырезанный пальмовый лист на груди – ничто не оставалось без внимания нового друга. Даже настроение ее – в мельчайших деталях! – он чувствовал безошибочно. Она только на горы посмотрит – тот уже спрашивает, отчего ей грустно; она мнет в пальцах цветочные лепестки – тот, свернувшись кольцами, успокаивает, что все наладится; она подбрасывает горсти воды напротив солнца – тот шепчет, как она прекрасна. Улыбаться после такого захочется!

А придешь с реки – хоть обратно беги. Муж какую-нибудь райскую снедь доедает. Или с удочками возится, чтоб они все сразу переломились! Или зверушку какую притащил – ухаживай, мол, еще и за ней (хорошо, что через пару дней они всегда сами убегают). Или вообще спит. И на жену – ноль внимания, даром, что она перед ним голая расхаживает.

Новый друг с реки говорил, что может быть по-другому. Что нужно всего только лишить мужчину Рая – и ему придется что-то делать, чтобы создавать его заново. «У него, конечно, не получится, - серьезно объяснял Змей. – Но тебе же и не надо так, как сейчас? Зато он должен будет тебе помогать – ведь вы уже заживете не в Раю, он больше не сможет находить себе оправдание». Да и требовалось всего-то – съесть какое-то несчастное яблоко. Но как раз простота действий и смущала. Дерево икс стояло вперемежку с другими. То есть, они с Адамом про его исключительность знали – читали же договор. Но хоть бы забор вокруг него поставили, колючую проволоку натянули, что ли… А то – ни препятствий, ни опасности: хоть прямо сейчас шинкуй этот запретный плод на начинку для утки.

Решиться, конечно, было тяжело, но потом Ева поняла: если ничего не изменить, так и до депрессии недалеко. Тем более Змей уверял: с познанием в ее маленький мир войдет так много, что ей этого ни за что не представить. «Интриги, занавески на окна, сплетни, ароматические лампы, стихи о любви, ревность, кружевное белье, бурные сцены, женские журналы, косметология, сериалы, туфли на каблуках, социальные сети – ничего этого не появится, если ты так и будешь прозябать здесь, - убеждал он. – Только представь: твоя будущая дочь, ее дочери и дочери их дочерей будут в точности повторять такую же жизнь, в которой никогда не появится ничего нового. Ты этого хочешь?». Ева задумалась. Змей добавил: «А тебе так пойдут каблуки…». И она поняла: надо так надо.

Свое решение Ева решила донести до мужа на его языке, а потому все аргументы Змея свела к единственной фразе: «Сегодня у нас будет новое блюдо на ужин». И, откусив от красного, сочного яблока, протянула его Адаму, чувствуя, как безвозвратность сладко стекает по ее горлу: «Попробуй, достаточно спелое?» Она знала, что муж все понял, и он знал, что она это знает, но, замерев на несколько мгновений и приняв крах привычной жизни, сказал только: «Ничего-то ты без меня не можешь», - и откусил от яблока.

Потом было много крику, шума, хлопотливый переезд, суета на новом месте, мелкие семейные ссоры («И чего тебе там не жилось?» - бурчал Адам, таская камни для строительства дома). Ева была счастлива: муж целыми днями стучал, пилил, строгал – все на благо их общего гнездышка. Когда, наконец, на вполне симпатичном берегу моря вырос их небольшой, но уютный домик из двух комнат, просторной кухни и детской, ей показалось, что она может вздохнуть спокойно.

Первое утро в готовом доме началось с неприятного озноба. Ева сонно приоткрыла глаза: одеяло было скомкано в изножье кровати. Пижама Адама развесисто белела на ее столике с духами и помадами. В ванной на раковине лежала грязная бритва с прилипшими волосками. В кухне на столе ее ждала немытая чашка из-под кофе и хлебные крошки.

Супруга Ева нашла в саду. Он курил и, блаженно прищурившись, смотрел в морскую даль.

«Ты опять ничего не делаешь!» - возмутилась Ева.

«Как это ничего? – удивился Адам. – Я думаю. Как нам жить, зачем нам жить… Думаешь, легко?»

«Ты почему за собой ничего не убрал?» - гневно сведя брови, спросила Ева. Адам недоуменно пожал плечами. «Потому что я мужчина», - ответил он и выпустил струю дыма навстречу морю.

Разделывая форель к обеду, Ева поймала себя на мысли, что Змей обманул ее: Адам сумел придумать себе новое оправдание.