Андрей БОЛДЫРЕВ

Андрей БОЛДЫРЕВ

 

Родился в 1984 г. в Курске. Окончил  филологический факультет КГУ. Публиковался в журналах «Арион», «Нева», «Сибирские огни», «Эмигрантская лира» (Бельгия), «Гвидеон», «Кольцо А» и др. Автор книги стихов «Моря нет» (2016). Член редколлегии журнала «Сибирские огни». Лауреат Илья- премии (2006) и Волошинского конкурса (2015) в номинации «Рукопись неопубликованной книги». Лауреат премии «Начало» имени Риммы Казаковой (2017). Член СП Москвы. Живет в Курске.

 

 

«КОГДА НА ТВОЙ Я ОБЕРНУЛСЯ ГОЛОС...»

 

 

*  *  *

 

В гостинице «Центральной», на третьем этаже,

уже порядком пьяный, с досадой на душе,

поэт Вадим Корнеев, что искренность любил

в стихах, мне про евреев и русских говорил –

 

и дым тянулся плоский болгарских сигарет.

Он говорил, что Бродский – посредственный поэт.

Он говорил, искусно при этом матерясь,

что мы с культурой русской утрачиваем связь;

 

и, по столу вдруг стукнув могучею рукой,

гремел, как репродуктор, а за его спиной

две вырастали тени архангелов-певцов:

соломенный Есенин, берёзовый Рубцов.

 

И мы сидели, словно Давид и Голиаф.

И знал я, безусловно, что он, сильнейший, прав.

От тёплой водки с перцем стоял в буфете гам,

а в голове вертелся извечный Мандельштам.

 

 

*  *  *

 

Я проснусь оттого, что мне ночью звонят,

в трубку хрюкают, воют, мяучат, рычат.

 

– Заходи как-нибудь, – говорят мне, – в лото

да в картишки сыграешь с нами,

коньяку дорогого попили б, а то

что ты маешься целыми днями.

 

– Заходи, – говорят, – мы накрыли на стол,

зеркала занавесили, вымыли пол,

перемыли тебе все кости:

ждём тебя, дорогого гостя.

 

– Обязательно, – я отвечаю, – зайду.

Может – в следующем, может – в этом году.

 

А потом с боку на бок всю ночь напролёт

я кручусь: жизнь верёвочку вьёт.

 

 

НОЧНОЕ КУПАНИЕ

 

                         Владимиру Иванову

 

Приняв на грудь у водоёма,

на ощупь в воду мы зашли –

и тотчас стали невесомы

и оторвались от земли.

 

В глубокой тьме и в звёздной пыли,

в открытом космосе вдвоём

за горизонт событий плыли,

за наших жизней окоём,

 

за ту черту, где берег виден

и лодка старая, – туда,

где из воды сухими выйдем

иль в воду канем – навсегда.

 

 

В ВАРШАВУ

 

Когда в предместье так цветёт акация

и птицы упоительно поют,

что человек? – nieboszczyk na wakacjach(1), –

но тем милее наш земной приют.

 

Особо если перебраться за реку,

в одном из местных баров выпить за

космическую музыку Манзарека,

курить, пуская смерти дым в глаза.

 

Мы знаем, что с рождения нам впарили

билет в один конец и что назад

дороги нет: в небесной канцелярии,

как ни крути, а визу не продлят.

 

Жизнь так вкусна, что стоит расплатиться

и выйти не оглядываясь. Мгла

всё поглотит, музыка прекратится

и ветер сдует пепел со стола.

 

 

ПАКЕТ

 

Рылся в коробках, в шкафу обыскался:

фотоальбома семейного нет –

от переездов совсем истрепался,

мама все фото сложила в пакет.

 

Вот они, снимки, где мама моложе

(держишь в руках её – руки дрожат),

в этом пакете: где дядя Серёжа,

бабушка с дедушкой – рядом лежат.

 

 

*  *  *

 

не горизонт а среднерусская

необозримая тоска

в густом саду тропинка узкая

и лёгкий дым от костерка

 

жизнь веточкой в руках сломается

сгорит и превратится в прах

и дым всё выше поднимается

и мы от дыма все в слезах

 

идём сквозь сад из рая нашего

в пути не разнимая рук

куда любимая не спрашивай

не оборачивайся вдруг

 

 

*  *  *

 

                                     Роману Рубанову

 

Проснусь и увижу: у спящей жены

сопит наша дочка под боком.

Дай боже хоть час им ещё тишины,

чтоб не разбудить ненароком

и чтобы мобильник шмелём не жужжал,

на кухню чтоб дверь не скрипела,

чтоб чайник рассерженно не клокотал,

когда всё внутри закипело,

пока я не выйду и дверь не запру

ключа поворотом несмелым

и тенью незримой пойду по двору,

как снег за окном запотелым,

пока не погасла звезда и пока

спят в темени съёмной квартиры,

где запах грудного стоит молока,

смешавшийся с запахом мирры.

 

 

*  *  *

 

                                             Олегу Дозморову

 

Все тяжелей с утра мне восставать от сна.

Придешь в себя, как в съемную квартиру, –

на кухне кран течет, и дует из окна,

и закипает жизнь в кастрюле мира.

 

Я много пережил, и с переменой мест

слагаемых лишь множились потери.

Но ждет меня еще последний переезд,

который ощущаю в полной мере.

 

Так незачем туда тащить с собою хлам –

оставить все, но навести порядок.

Прекрасен бутерброд, который сделал сам,

а чай – невероятно сладок.

 

 

*  *  *

 

                                                    Марине

 

Я помню, как исчезли все с танцпола,

басы колонок стихли за спиной,

как в сердце вновь ожившем закололо,

когда на твой я обернулся голос –

и ты явилась предо мной.

 

О, если бы мне что-то помешало

прийти туда и если б не свела

судьба нас, ты бы музыкою стала,

не той, что целый вечер нам играла, –

той, что всегда со мной была.

 

 

Примечания:

1. Мертвец в отпуске (польск.)