Олеся ЯНГОЛ

 

(Псевдоним Олеси Чмыр). Художник, работает в области станковой живописи и оформления книг. Как литератор публиковалась в журналах: «Приокские зори» (Тула), «Волга XXI век» (Саратов), литературная газета «Изюм» (Тула), «Чешская звезда» (Чехия), «Север» (Карелия). Является одним из авторов двухтомного сборника «Мантрици» (изд-во «Карпатська вежа», Украина). Член редколлегии журнала «Приокские зори». Живет в Юрмале (Латвия).

 

 

ВСПЫШКА

Рассказ

 

РАСПЯТИЕ

 

Теперь мы должны выбирать весьма аккуратно

Любовников, воду, продукты питания,

Даже не видный нам воздух.

Осторожное нынче время!

Наши политики перебирают варианты уничтожения

Кучи разбросанных по всему свету бомб –

Поздновато немножко, конечно, – ведь если один дурак

Неизвестно где

Надавит на кнопку…

Мы испуганно тянемся ближе друг к другу –

Ищем пути возвращенья

В безопасность материнской утробы.

Но верно, мы слишком уж много дел натворили. Психушки

Давно переполнены, и сумасшествие их

Выплеснулось на улицы наши.

Некогда лидеры наши говорили разумно –

Теперь говорят невнятно,

Прерываются, продолжают, ищут нелепо

Порочных, фальшивых, безумных лозунгов,

Чтоб их речи и вправду звучали.

Вот такую цену мы платим: назад

Уже не вернуться, дороги вперед нет, мы,

Беспомощные, гвоздями прибиты

К миру,

Который

Создали сами.

 

                                               Чарльз Буковски «Crucifixion»

 

 

1

Непривычно теплые дни окутали октябрь, словно осень забыла старинный прибрежный городок Ираса и затерялась где-то в северных странах, прячущихся за морским горизонтом. Сосны, росшие прямо из песка, едва прикрытого изумрудным мхом, скрывали за дюнами дома с причудливыми остроконечными башенками, украшенными флюгерами. Окна с многочисленными перекрестьями деревянных рам нередко украшались разноцветными стеклышками, которые придавали и без того необычным домам сказочный вид. Дома располагались и вдоль берега, и прямыми улочками уходили вглубь городка к реке. Ираса славился тем, что выстроился в свое время на самой узкой полоске суши между морским побережьем и изгибом реки. Жители передвигались в основном на велосипедах. Здесь встречались самые разные модели велосипедов, начиная от обычных двухколесных и заканчивая тандемами для четырех-пяти человек, на которых в выходные дни выезжали целыми семьями прокатиться вдоль берега моря.

В будние дни городок казался пустынным и тихим и оживал к вечеру пятницы, когда люди, вернувшись с работы, наконец-то могли себе позволить долгожданный отдых. Многочисленные дорожки, выложенные цветным кирпичом, заполняли пешие пары, дети на самокатах и роликовых коньках и, конечно же, велосипедисты.

Местечко жило тихо и обособленно. Даже туристы редко посещали его, так как на побережье стояли более известные и заполненные отелями городки. Отсутствие туристов устраивало жителей, и они мирно и тихо проводили свои дни среди житейских забот, тихих семейных радостей и так любимых всеми выходных.

Городок Ираса оказался последним, который накрыла волна безумия, поразившая весь мир. Только этого никто уже не заметил.

 

 

2

Она только начинала привыкать к одиночеству, хотя после смерти мужа прошло уже добрых двадцать лет. Этим летом она встретила свой девяносто девятый день рождения. Ее звали Эмма, и она жила у самого моря.

Острое чувство одиночества не мешало ей любить жизнь и наполнять ее ежеминутным смыслом и осознанием каждодневного счастья. Она твердо знала, что придет день, когда дверь между жизнью и смертью приветливо раскроется, и на пороге её встретит муж, такой же живой, как в былые времена их молодости. Она возьмет его крепкую руку, перешагнет порог и оставит за ним бесчисленное множество дней, старивших ее. За порогом жизни она вновь станет молодой, и они продолжат шагать по ту сторону этой реальности. Она твердо верила в это и просто продолжала жить.

Эмма родилась в начале прошлого века, когда едва нарождался кинематограф, а о телевидении и не помышляли, и так и не привыкла к новшествам, и не смогла проникнуться новым увлечением. Ей достаточно было своего мира у моря, среди сосен и никогда не повторяющихся волн. Она любила собирать грибы, росшие на дюнах, искать чернику, прячущуюся в дружно зеленеющих кустах, любила морской воздух, пахнущий летними жаркими днями, свежим арбузом.

За всю свою жизнь она не проработала ни дня. Она жила с мужем и для мужа. Она наполняла дом любовью и уютом, рожала детей, воспитывала – сначала их, потом внуков, а потом и правнуков. Ей на все хватало любви и сил. Она никогда не переставала улыбаться жизни. Наверное, оттого жизнь готовила ей добрую, светлую кончину.  А где конец, там, как известно, начало. Одна бесконечность проникает в другую и закручивает Вселенную с ее бесчисленными мирами, звездами, планетами, черными и белыми дырами.

Иногда ей казалось, что она видит Вселенную насквозь, словно та стоит у нее на столике в гостиной в виде иссиня-черной сферы, сияющей сонмом созвездий. Она наблюдала за жизнью, как наблюдал за ней только Бог. Ей был дан этот дар, и она, не рассуждая о его существовании, просто ВИДЕЛА. Наверное, оттого любые беды и горечи воспринимались ею со спокойной мудростью, присущей только Богу. Ничто и никогда не могло разрушить ее внутреннего равновесия.

Ее муж был известный шахматист и в молодые годы часто разъезжал по миру. А свободные от поездки дни проводил дома, коротая вечера с Эммой за шахматами. Это он обучил ее премудростям игры, и она с интересом и даже азартом выстраивала сложные партии, над которыми супруг любил поломать голову.

Он часто говорил ей – в тебе умер гениальный математик. А она отвечала – зато родился художник.

Эмма всю жизнь рисовала картины, но никогда не устраивала выставок. Ее знали и ценили знакомые художники, постоянно уговаривали «показать себя миру». Она наотрез отказывалась. Она изображала нечто понятное только ей и считала, что мир не способен по-настоящему оценить рождаемые ею образы.

Она ошибалась. После смерти мужа старший сын, часто навещавший ее, уговорил сделать выставку. Она, наконец, согласилась, и в мир родился еще один тихий гений. Ее полотна возбуждали интерес долгие годы, кочуя из музея в музей по всему свету. Но с тех пор она перестала писать картины. Она просто решила насладиться старостью.

Эмма по-прежнему не следила за мировыми событиями и просила детей не рассказывать ей о том, как бушует мир, рождаются и умирают страсти, болезни, войны. Оттого и осталась единственным здравомыслящим существом на всей планете, когда весь остальной мир неожиданно сошел с ума…

 

 

3

Первую вспышку приняли за начало грозы. Смеркалось. Закат озарило ярким бледно-голубым светом. Словно огромное облако внезапно проступило высоко над горизонтом, и море, спокойное и сонное в это время, отразило размытые контуры встревоженного неба.

Во дворах засуетились, принялись прятать садовую мебель, выключать газонокосилки, тушить угли в мангалах. Люди торопились покинуть пляж. Судя по всполоху, шла нешуточная гроза. Однако прошел час, закатное солнце утонуло в резко очерченном горизонте, наступила ночь, а гроза так и не разразилась.

И вторая, и третья вспышки снова обманули людей. Повторились они аккуратно в следующие два дня, словно Космос включил небесный таймер. Второй вспышки не ожидали, однако кто-то заметил, что произошла она в то же самое время, что и вчера. Поэтому многие, ради шутки отправились к морю взглянуть – вдруг они снова увидят необычное зрелище. И ожидания не обманули. Ровно секунда в секунду засветилась третья вспышка, ослепив тех, кто не успел надеть черные очки, и с тех пор продолжала светить непрерывно, несколько приглушив яркость, бледно-голубым, мертвенным светом.

Люди принялись фотографировать, снимать видео, выкладывать в интернет, делиться впечатлениями. Оказалось, что вспышку видят во всем мире. Заговорили радиостанции, появились передачи на телевидении. Родилась сенсация. Обсерватории с помощью мощных телескопов пытались проникнуть в тайну рождения необычного явления. Каждый выдвигал свою версию – от здраво-научной – рождение новой звезды – до желто-прессной – захват Земли инопланетянами.

Новостные блоки пестрели сообщениями. Ушли на второй и третий план не только события средней важности, но и неожиданно вспыхнувшая гражданская война в стране, которая считалась до этого времени мирной и спокойной. Все взоры обратились к небу. Заголосили церкви, рождались новые религии. Безумие нарастало с каждым новым днем. Гражданская война неожиданно вылилась в конфликт с соседними странами. Одни обвинили других во вмешательстве, и заявили, что Вспышка – это не что иное, как космическое оружие, направленное на «промывание мозгов восставшей части населения». Напряжение нарастало во всем мире. В интернете разразились свои нешуточные войны. Мир неожиданно раскололся надвое. Началась лихорадочная гонка вооружений. Безумие в мире росло. Вспышка, ставшая сиянием, заметным теперь даже и ярким солнечным днем, не исчезала.

 

 

4

Они обычно собирались у железнодорожной станции. Был еще небольшой парк с детской и баскетбольной площадками, но те построили недавно, и они по старой привычке продолжали встречаться здесь. Седлали длинные скамейки вдоль перрона, пили пиво, смеялись, болтали ни о чем. Все они знали друг друга с детства, окончили одну школу. Год назад поступили, кто куда смог, но дорожки их пока не разбегались. Им было привычно вместе, и все они предпочитали проводить свободное время таким незатейливым способом.

Изредка проезжала электричка. Станция всегда казалось пустынной.

Раньше, в прежние годы, лет двадцать назад, здесь кипела жизнь. Многочисленные магазинчики, кафе-мороженое, которое любовно прозвали «стекляшкой» из-за стеклянных стен, парикмахерская, часовая мастерская и даже маленький местный рынок. Летом наплыв отдыхающих, и лишь зимой тихое снежное спокойствие, частенько освещаемое солнцем. Но все резко изменилось. Стало чище, стало безлюднее. Магазинчики исчезли, лишь две сиротливые вывески еще напоминали о былой жизни. Станцию – старинное красивое здание – каждый год белили, дорожки мели дворники, кассирши продавали билеты. Лишь не могли избавиться от одной напасти – кто-то упорно пробовал свои силы в граффити. Разрисовывал стены и окна. И крупные цветные «петроглифы» долго рябили на белых стенах, пока их с постоянным упорством не закрашивали вновь и вновь.

Алекс, да и все его друзья, не знали прошлой жизни и не могли чувствовать разницу. Они родились в Новое время, и им непонятна была тоска их родителей по прошлому. Алекс жил с бабушкой неподалеку от станции, в старинном доме, построенном еще прадедом. Красота дома сохранилась лишь в линиях стен, округлости башенок, в старинном медном флюгере. Но дом давно не знал краски и облупившимся серо-грязным фасадом грустно смотрел из-за покосившегося забора. Родители Алекса уже пять лет жили в Англии, только там они смогли найти хорошо оплачиваемую работу. Регулярно высылали деньги, но тех все равно не хватало на мало-мальский ремонт. Сначала надо было оплачивать школу, теперь колледж. Бабушкиной пенсии хватало лишь на оплату счетов и покупку дров на зиму.

Бабушка часто рассказывала о прошедших временах, и в воображении внука рождались картины. Она говорила, что все побережье Ирасы раньше было усыпано детскими лагерями. Сейчас их либо выкупили под частные дома, либо забросили. Они с ребятами часто устраивали вылазки в покосившиеся здания без окон и дверей. Порою находили что-то интересное. У Алекса над кроватью висит медная труба. Бабушка сказала, что это горн, и раньше звук его раздавался несколько раз в день. В лагерях дети под горн просыпались, обедали и ложились спать. Каждый призыв был особенным, и все знали, что какой обозначает.

Алексу прошлая жизнь казалась интересной, но он знал – лучше этим ни с кем не делиться. Двадцать лет назад решили изменить жизнь к лучшему, разрушили старые устои, попытались устроить новое. Теперь красиво и чисто, почти стерильно. Но эта стерильность наводила тоску.

Алекс в своей компании считался тихим молчуном, но иногда на него словно что-то находило. Он выпивал пиво и принимался яростно пинать жестянку, словно вымещал на ней накопившуюся тоску. Он не понимал причины ярости. Просто он знал – родители далеко, слышит он их только по телефону, бабушка стареет с каждым днем, впереди неизвестность. Он хоть и учился в строительном колледже, но строителем становиться не собирался. В лучшем случае уедет к родителям, устроится носильщиком багажа в какой-нибудь отель. Там хорошие чаевые.

Сегодня настроение было особенно подавленным. На это неделе два раза вызывал скорую для бабушки. Та наслушалась новостей, схватило сердце. Семейный доктор прописал кучу дорогих лекарств, а денег от родителей ждать еще долго.

– Алекс, слышал, Питер со своим металлоискателем нашел сундучок со старинными талерами?

Друзья, сидя на скамейке, обсуждали свежую новость.

– Денег срубит. Он парень не промах. Через инет можно загнать в Штаты. Там такие штуки хорошо ценят.

– Может нам скинуться и купить металлоискатель? – предложил кто-то в шутку.

– Ты на пиво сегодня едва наскреб.

Раздался гогот, который заглушила подъезжающая электричка. Парни смолкли, перед пассажирами нехорошо вести себя по-свински. Из вагона вышло непривычно много народу. Видно было, что это не местные. Может, туристы. Человек пятнадцать – мужчины и женщины. Один из них держал бумажку, и что-то внимательно читал. Остальные ждали. Незнакомец окинул взглядом станцию, дорогу и улочки, идущие по обе стороны от железной дороги. Он обратился к сидевшей компании:

– Скажите, пожалуйста, как можно пройти на Цветочную улицу?

– Это недалеко, мы можем вас проводить.

Делать было нечего, и трое – Алекс и два его товарища – отправились показывать дорогу.

Несмотря на то, что улица находилась сразу за переездом, дом, который нужен приезжим, надо было еще отыскать. Практически все дома в Ирасе стоят среди соснового леса. Некоторые непосредственно у дороги, другие же прячутся за толстыми старыми стволами.

Углубились в лес, сквозь который шла гравиевая дорога. Чем дальше от моря и ближе к реке, местность становилась все более заброшенной, дикой, хаотичной, от того, может быть, и более свободной. Шикарные особняки перемежались едва державшими стены домиками или вовсе заброшенными участками, на которых висели огромные плакаты о продаже. Плакаты были уже так потрепаны временем, что на некоторых с трудом читались слова и номера телефонов риэлтерских фирм.

Алекс любил здесь гулять в одиночестве. Он углублялся в лес и просто бродил среди густых кустов черники. Слушал птиц и шум ветра в верхушках сосен. Именно здесь он жалел, что так и не приучил себя читать книги. Хотя бабушка старалась и с детства читала ему на ночь. Он знал много сказок, помнил некоторые смешные рассказы О.Генри. Но сам читать так и не стал. Наверное, и это тоже накладывало печать на непонятную ему самому тоску.

Вскоре нашли нужный дом, и мужчина, который казался руководителем группы, предложил парням подзаработать – просто соберете пожертвования с людей, выручку поделим.

Идея понравилась. В голове Алекса промелькнула мысль – может, хватит на лекарства.

Дом был старый, облезлый. Кое-где, на первом этаже зияли разбитые глазницы окон. Второй этаж казался более крепким. Ржавая калитка поддалась с трудом, видимо, давно никто сюда не приходил. Сосны и ели, обступившие дом со всех сторон зеленели замшелыми стволами. Резко пахло прелой листвой и сыростью. Здесь никогда не было солнца.

– Это дом моего знакомого. Он сам здесь давно не живет. Разрешил воспользоваться, – ни к кому в особенности не обращаясь, произнес мужчина и открыл дверь большим старым ключом.

Изнутри вырвался еще более сырой и спертый воздух. Алекс невольно напрягся. Он не любил дома, живущие в вечной тени. Их с бабушкой дом освещало солнце. Множество окон делали его светлым и уютным, несмотря на внешнюю дряхлость.

Вошли внутрь широкой прихожей, поднялись на второй этаж по ветхой винтовой деревянной лестнице и оказались в большой и такой же пустынной комнате. Лишь множество разнокалиберных стульев, выстроенных у стен, словно уже ждали гостей. Молча, расставили стулья по три в ряд, и так же молча, уселись. Мужчина вышел вперед, Алекс с друзьями сели на корточки, прислонившись к задней стене – стульев не хватило.

– Мы слуги Облака, – раздался тихий, глубокий голос мужчины, – и я низший из вас. Еще совсем недавно мы не знали о нашем предназначении. Сейчас время пришло.

Мужчина говорил, опустив голову вниз. Алекс обратил внимание, что и слушатели сидели с опущенными головами. У всех закрыты глаза. Они были похожи на молящихся монахов. Сидели молча и сосредоточенно слушали. Словно находились в медитации. А может, так и было.

– Только нам, ближайшим слугам дано услышать голос Облака, – продолжал свою медитацию говорящий, – и это придает нам силу, дает Знание, как действовать в Последние Дни Земли.

Человек подошел к стене, и только сейчас Алекс заметил музыкальный центр с подвешенными по стенам колонками. Легкий щелчок привел дисковод в движение, и через мгновение раздалось тихое шипение, словно едва заметные помехи в радио-эфире.

– Мы спасем человечество. У нас уже нет времени, нас мало, и мы слабы, как все люди. Но нас поддерживает Облако и его бесконечная сила. Сейчас вы услышите его голос, и каждый из вас поймет, как действовать дальше. Каждый из вас поймет, что нужно для спасения.

Шум постепенно нарастал, становился громче и превратился в низкий ровный гул.

– Слушайте, что говорит Облако каждому из вас.

Звук, заполнявший зал, сделался еще более низким, и Алекс невольно закрыл уши ладонями. Его друзья улыбаясь, переглядывались друг с другом. Им было забавно наблюдать за происходящим. Алекс никогда не посещал секты, да и в церкви не ходил. Однажды они с другом, гуляя по Старому Городу, зашли в Собор. Слушали Баха. Ему запомнилось, как от звуков органа щекотало пятки и отдавалось в животе. Концерт длился всего двадцать минут, но он запомнился надолго. Однажды, сидя в интернете, паренек набрел на сайт, посвященный космосу. На одной из страниц были выложены аудио-файлы со звуками космоса – пульсация сверхновой, звук солнца, звук спутника Юпитера. Он прослушал, как звучит солнце. Ему стало страшно. Ему стало жутко. Он покрылся холодным потом и ощутил, как волосы на головы зашевелились. Это был звук с очень низким тревожащим тембром. Алекс слушал в наушниках и, не выдержав давления, отшвырнул их. Он почувствовал, как нервы его болезненно сжались. Автоматически он щелкнул мышкой и закрыл сайт. Больше туда он никогда не возвращался. Именно этот звук – низкий, пугающий, однотонный, заставляющий нервы бесконтрольно сжиматься, он уловил в хоралах Баха. Но среди других гамм этот звук только непривычно напрягал грудную клетку, но не проникал в голову. Потому, может, и пугал. Он поразился только одному – откуда Баху был знаком этот жуткий, убивающий звук солнца?

Здесь он вновь услышал то, что так напугало его тогда. Внезапно в голове что-то взорвалось, уши заложило, и мальчику показалось, что он оглох. Алекс вскочил, и, не отдавая себе отчета, выбежал из зала. Едва не упав на крутых ступенях, сбежал вниз, выскочил за калитку и понесся прочь.

Друзья поспешили за ним. Они догнали его уже на переезде. Стемнело. Яркие звезды мерцали в легком вечернем морозце. Сияющее облако, то самое «Облако», словно живое существо, пульсируя, меняло оттенки бледно-голубого. Друзья невольно посмотрели в небо.

– Алекс, придурок, мы же могли заработать!

Он почувствовал глухой удар в плечо и только сейчас осознал, что стоит на дороге, далеко от того дома и ужасного звука. Он по-прежнему ничего не слышал, словно окунулся с головой под воду. Его пустой взгляд смотрел на облако.

– Я не сумасшедший, – тихо произнес он сам себе, – я не сумасшедший… не сумасшедший…

Он увидел, как друзья скрылись за поворотом.

Беспричинная слабость охватила все тело. Он медленно побрел домой.

В прихожей тускло светилась керосинка. Старинная лампа ревностно береглась бабушкой все годы. А сейчас, когда электричество стало особенно дорогим, она спасала от лишних трат. В спальнях они обычно зажигали свечи. Бабушка всегда зажигала лампу в прихожей для Алекса. Сама же ложилась рано, но еще долго читала в постели.

И на этот раз в её спальне горела свеча.

– Бабушка!

Алекс тихо заглянул в ее комнату. Казалось, она мирно спит. Но раскрытая книга, лежащая на полу, и безвольно откинутая рука, встревожили Алекса. Он стоял, не решаясь войти, держась за косяк холодной, напряженной рукой. Он уже знал – бабушка мертва.

В раскрытой книге лежала стопка листков исписанных мелким бабушкиным почерком. Алекс хорошо его знал. Он заставил себя перешагнуть порог и медленно опустился на пол. Неверной рукой взял листки и стал читать.

 

 

Письмо

 

Алекс, родной мой, мы всегда были с тобой близки. Мне никогда не надо было завоевывать твою любовь и расположение. Как только ты родился, и мы увидели друг друга – то сразу поняли, что мы одно целое. Поэтому всю жизнь и понимали один другого. Помнишь, часто смеялись оттого, что хотели сказать одно и то же? А наши с тобой сны, которые часто совпадали? Помнишь – нам снилось одно и то же! Это удивительно. А может быть, вовсе и нет. Может, это нормально, когда близким по духу людям снятся одинаковые сны. Помнишь, нам снился самолет, который падал на город? Это сон нынешней весной. Мы проснулись и стали наперебой рассказывать и удивляться тому, как наши сны похожи. Мы связаны с тобой, Алекс. Оттого мне больно знать, что я скоро покину тебя. Сейчас я тороплюсь написать тебе это письмо, потому что знаю – я могу не успеть. Алекс, сейчас мне снился сон. Он очень странный, но я знаю – это из тех снов, что сбываются. Оттого мне страшно за тебя вдвойне. Родной мой, как мне защитить тебя от этого мира? Увы, я бессильна. Мы все бессильны перед настигшим нас безумием. Я могу лишь предостеречь тебя. Но не смогу спасти. Если чему-то суждено сбыться, это сбудется.

Как сложно описать сон. Как он оказывается зыбок при пробуждении, и как оказывается бессмыслен, стоит начать восстанавливать в памяти все подробности. Но я попытаюсь. Попытаюсь восстановить все, что еще держу в своей памяти.

Алекс, то, что мне снилось – сбудется

Мне снилось… Это какое-то лечебное заведение. Несколько корпусов. Старые, лишенные души и красоты постройки. Так строили в прошлые времена, еще до твоего рождения. Прямоугольные серые коробки с окнами, балконами, подъездами. Все это стоит среди соснового леса. Огорожено разношерстным забором. Где-то это частокол из бетонных столбов, где-то ржавая покосившаяся сетка. Пыльные кусты, заросшие травой, разломанные плиты-дорожки.

Здесь что-то произошло. Множество людей, множество машин и техники стоят перед забором и главным зданием. Никто не может проникнуть внутрь, на территорию больницы. Говорят, что заклинило двери. И вот парадокс сна – можно перелезть через забор в любом месте, но этого никто не делает. Техники пытаются раскрыть двери. Видно оцепление солдат. Во сне я начинаю осознавать, что нахожусь рядом с теми дверьми и пытаюсь проникнуть внутрь. Я знаю, что должна кому-то помочь, кто находится внутри. Я пробираюсь сквозь тяжесть дверных створок. Мне приходится писать тебе, что я продираюсь сквозь створки. На самом деле во сне все странным образом необычно. Я вижу, как приподнимаю двери снизу, словно это тяжелое упругое полотно. Но во сне все возможно. Во сне нет земной логики. Я оказываюсь по ту сторону дверей, которые никто не может раскрыть. Меня встречают солдаты. Они не хотят меня пускать, но понимают, что и обратно мне нет пути. Двери закрыты. Поэтому они впускают меня на территорию. Я вижу корпуса, стоящие квадратом. А может, это не квадрат, может, они стояли словно домино. Все постоянно менялось. Но это неважно сейчас. Сон зыбок. Сумерки тревожат. Я оказываюсь в одном из корпусов. Длинные, мрачные коридоры. Редкий тусклый свет выдирает из мрака то закрытые двери, то лестничные гулкие пролеты. Я захожу в палату, где лежат дети. Их много. И, может быть, они плачут, а может, спят. А может, плачут во сне. Я знаю, что должна кого-то спасти. Я ищу. Мне страшно. Я знаю, что мне надо быть осторожной. Меня не должны видеть. Но кто-то хватает меня за руки. Тащит из палаты. Я оказываюсь в другом помещении. Какая-то злобная медсестра в белом халате накладывает на мой правый локоть теплый гипс. Она говорит, что я причинила вред ребенку, там, в палате. Что этот гипс – это наказание мне. Что теперь я не смогу шевелить рукой. Я чувствую, что я шевелю рукой, и гипс мне нисколько не мешает, но я верю тому, что она говорит, я переживаю за то, что причинила вред какому-то ребенку. Я постоянно спрашиваю, как он. Но мне не отвечают. Меня оставляют в темноте. Больше в этом сне я себя не вижу. Теперь я вижу тебя и твоего друга. Вы лежите в палате. Вы уже знаете, что на территории больницы что-то произошло. Что никто не может выйти отсюда и войти внутрь. Вам говорят, что сломалась дверь, и ее не могут открыть, но пытаются спасти вас. Но пошли слухи, что на самом деле те, кто находится за забором, решили вас уничтожить. Вы все оказались для них большой и неудобной проблемой. Вас решили сжечь. Оцепление из солдат стоит по периметру забора, чтобы никто не мог сбежать.

Вы решаетесь на это. Вы уже видите, как в сумерках вспыхнул один из корпусов. Ваша палата на третьем этаже. Надо открыть окно и выпрыгнуть. Это единственный выход. Ты замечаешь две трубы, прислоненные к стене. Если каждый из вас обхватит трубу, можно соскользнуть вниз. Вы решаетесь. Находите какую-то одежду. Перелезаете через подоконник и спускаетесь по очереди до самой земли. Я все это помню в подробностях. Вы пригибаетесь к кустам, нельзя чтобы вас увидели, тогда начнется погоня.

Люди, работающие в больнице, живут тут же, в соседних корпусах. Какая-то старуха вывешивает белье. Она не заметила вас. Но тут раздается лай собак. Вы понимаете, что пропали, что вас сейчас обнаружат. Спасает кошка, выскочившая неожиданно из подвала. Собаки кинулись за ней. Вы с большой осторожностью перебираетесь через забор, и оказываетесь по ту строну. Совсем другая реальность открывается вашим глазам. Здесь светит солнце, здесь другое настроение. Множество людей ходят по широким улицам. Все они ходят строем, поют песни, несут букеты. Вы попадаете на праздник. Вы начинаете радоваться вместе со всеми. Идете строем, улыбаетесь встречным. Улыбаются вам. Вы все шагаете и шагаете и вдруг понимаете, что не можете выйти из строя. Если вы отойдете в сторону, вас тут же примут за врагов. Вы видите на газонах людей. Все, идущие строем, знают, что они изгои. На них смотрят с презрением. Вы боитесь покинуть строй, вы боитесь стать изгоями. Толпы людей продолжают шагать. И тут вам приказывают снять одежду. Люди – молодые и старые – раздеваются. Кто-то заставляет раздеться и вас. Всем выдают полотенца, и вы думаете, что вас будут мыть. Вас проводят через какое-то здание, и вы вновь оказываетесь на улице. Проводят сквозь строй людей с лопатами. Начинают измерять ваш рост. И вдруг вы понимаете, что вас сейчас начнут закапывать. Рыхлая, пепельно-серая земля изрыта ямами. Вас ведет к ним…

Здесь я проснулась.

Я не могу объяснить это сон, Алекс. Он полон символов, он полон абсурда, и аллегорий. Родной мой внук, мне так страшно оставлять тебя одного в этом безумной мире. Я чувствую, подобный сон приснился сегодня и тебе.

 

И Алекс вспомнил…

 

 

5

– Совсем по-другому стали летать самолеты. Ты заметил?

– Да, в их звуке появилось что-то устрашающее.

– Заметь, словно они летят, как какое-то Зло. Что-то абсурдное и карикатурное во всем этом. Он летит и все своим видом показывает – я Большое Зло, бойтесь меня.

Черный самолет с изматывающим нервы гулом низко и медленно летел над морем. Пульсирующее сияние распростерло над ним клубящиеся сгустки бледно-синего, мертвенного света. Самолет казался четко вырезанным силуэтом на фоне вспышки.

Она прижалась крепче к мужу и зарылась лицом в его длинные волосы. Ярко-синяя лавочка, на которой они сидели, резко контрастировала с бесцветным песком. Волны сонно и нехотя рисовали темно-серую кромку берега. Стоял бледный теплый октябрьский день. Он навевал сон, мысли почти замерли.

– Ева, давай смотреть на этот мир сквозь звуки джаза. Я сейчас подумал – как это здорово, когда у тебя в голове звучит хороший джаз, и ты шагаешь с ним через жизнь, и он ведет тебя. Представь себе, как изменится наша походка! Помнишь, мы вчера слушали Роулинса? Его саксофон сейчас как нельзя кстати. Он смеется, иронизирует, он не воспринимает всерьез происходящее, но и отображает действительность. Всю эту несуразность, что творится.

– А я… – Ева надолго задумалась, – я смотрю на мир… сквозь твои волосы, – медленно, полушутя произнесла она.

Ее нос щекотали, его локоны слегка пропитанные дымом. По вечерам они уже зажигали камин.

– Ты правильно делаешь, родная. Я всегда знал, что мы с тобой сумасшедшие.

– Нет, сумасшедшие это они. Они все. А мы… мы… нас словно вырезали из другой книги и наклеили в эту. Чужую и незнакомую. И нам приходится бродить тут, среди них. Среди сумасшедших.

Раздались звуки приемника. Кто-то, проходя мимо по берегу, слушал новости.

«Альянс готов нажать «красную кнопку». Эксперты обещают, что ядерная зима продлится недолго. Это единственный выход в сложившейся ситуации. Только так мы сможем освободить мир от нарастающей агрессии…»

Истеричный голос затих вдали, ухо снова различило едва уловимый, тихий плеск волн. Чайка, захлопав крыльями, взмыла вверх и, сделав круг, опустилась неподалеку. Ее живая черная головка с острым клювом с интересом наблюдала за парой, сидящей на лавочке.

 

 

6

Элис чувствовала бесконечную усталость. После зимы и холодной весны лето так и не принесло облегчения. Не помог даже двухнедельный отпуск. Муж продолжал работать. Так и не удалось куда-нибудь вырваться, сменить обстановку. Два раза за отпуск, они, правда, проехались с сынишкой к морю. И сидя на берегу, она недоумевала – как так получилось, что, живя в пятистах метрах от моря, она стала так редко видеть его? Выйдя замуж, она словно впряглась в какую-то невидимую повозку и вместе с мужем тянет этот груз на протяжении уже восьми лет. Дом постоянно требует ремонта. Деньги, которых так мало, улетают на счета, еду, одежду для растущего сына. В том году муж наскреб немного, купил подержанную  машину. Но лучше бы этого не делал. Теперь она вообще видит его лишь в постели. Вернее – видит его спину, тоже, бесконечно уставшую. А ведь они еще так молоды. Им нет и тридцати.

Она работает продавщицей в небольшом продуктовом магазинчике. С девяти утра до девяти вечера. Муж в доках механиком. Сынишка уже привык к самостоятельности. С шести лет сам готовит себе завтрак. Она успевает лишь кастрюлю супа на неделю наварить. Готовит обычно ночью. Сама успевает перехватить что-то на ходу. Забыла уже, когда спокойно сидела за столом за чашкой кофе.

Отчего другие живут иначе? У них все получается, все размерено, рассчитано. Времени хватает и на ребенка, и на себя. Она размышляла и не находила ответа. Где-то что-то сразу пошло не так. Но где? Они познакомились сразу после школы. Полюбили друг друга, поженились. Через год родился сын. Первые два года еще строили планы – закончим ремонт, купим машину. А что еще надо! Живем у моря, красота рядом. Даже ездить никуда не нужно. Живи и наслаждайся. Но годы шли, ремонт не заканчивался, ветром разворотило железо на крыше, забор покосился. У мужа не хватало ни времени, ни сил. Все отнимала работа.

Хозяйка магазина ее ценила – характер спокойный, исполнительна, расторопна, к покупателям внимательна, а самое главное, нетребовательна. Другие часто увольнялись; то зарплата маленькая, то объем работ большой. А эта молчит, работает.

Покупателей сегодня мало – будний день, все на работе. Обычно вечером самый приток. А сейчас Элис могла посидеть спокойно, в уголке, на низкой скамеечке, среди коробок сока и упаковок чипсов. Это невольное бездействие и навело на невеселые размышления. Две ее напарницы смотрели новости. Постоянно работающий телевизор давно перестал быть для нее источником раздражения. Она научилась его не замечать. И чем громче был звук, тем больше углублялась в себя. Она умела быть отстраненной. И это спасало. В последнее время она замечала, как изменились люди. Их разговор стал громче, жесты резче. В основном все обсуждали последние новости. Она не хотела углубляться в это. Она научилась смотреть на людей, улыбаться им, и не слышать то, что не относилось к работе. А с ней часто говорили. Говорили мужчины, говорили женщины, говорили старики и старушки, говорили дети. Она пропускала в себя несвязанные слова, она намеренно не связывала их смысловой нитью. У всех слова были почти одни и те же – вспышка, вторжение, война, катастрофа, конец света. О вспышке говорили дети, о вторжении и войне – мужчины, о катастрофе – женщины. Старики пророчили конец света. А она думала о протекающей крыше, покосившемся заборе. Думала о сынишке, который почти не видит своих родителей. Она думала: «У меня своя катастрофа, свой маленький конец света, и никому из вас этого не понять». А еще она думала: «Хоть бы муж не подцепил эту заразу». Она так боялась, когда он начинал рассуждать о политике. А он делал это все чаще и чаще.

Зазвонил мобильный. Она поднесла трубку к уху, послушала и побледнела. Она встала, оправила форменный халатик и вышла через заднюю дверь во двор магазина. У ворот стояла их машина. Муж и сын ждали её. Она села на переднее сиденье рядом с мужем.

– Все очень серьезно. Ты должна, наконец, понять!

Муж смотрел прямо перед собой и нервно стискивал руль.

– Марк, погуляй немножко, – обратилась она к сыну.

– Элис, он все знает и понимает, по-моему, больше твоего. Это ты решила играть в слепую и глухую. Ты думаешь, это тебя спасет? Ты думаешь, если ничего не замечать, если намеренно гнать от себя действительность, она, эта действительность, обойдет тебя стороной?

– Иван, но это так глупо – верить… – она попыталась найти правильно слово, – верить в пустоту. Ив, ну вспомни, с чего все началось? С какой-то вспышки на небе. Но ведь ничего не происходит. С тех пор ничего не изменилось. Это же сами люди навели панику.

– И ты утверждаешь, что это пустота? Выгляни в окно, посмотри на небо, – Иван почти уже кричал. – Эта штука над головой, по-твоему, пустота!

– Иван, но это же придумали люди. Понастроили версий и сами же в них поверили. Это как снежный ком. Одно стало цеплять другое. Люди сами устроили панику. А теперь… они…

– Даже если все это придумали люди, теперь это не имеет значения. Теперь эти выдумки приняли реальный оборот. Ты слышала последние новости? Не сегодня, так завтра у кого-то не выдержат нервы. Кто-то нажмет кнопку первым. И тогда уже будет не важно – выдумки это или нет.

– Ты прав, тогда будет уже не важно…

– В общем, мне все равно, что ты там решила. У нас, в конце концов, семья. Я должен защищать вас.

Он резко рванул машину с места.

– Подвал просторный. Я сегодня там буржуйку установил, перетащил холодильник, кровати. Сейчас заедем в супермаркет. Надо закупить побольше консервов. Не переживай, Элис, мы умеем экономить. Продержимся месяца три.

Она чувствовала слабость в руках. Они безвольно лежали на коленях.

«Забыла снять халатик», – подумала она.

 

 

7

Алекс шел вдоль моря. Зыбкий песок, пропитанный водой, у самого берега пружинил под ногами. Медленные волны заливали кроссовки, но он этого не замечал. В руке нераспечатанная бутылка пива. Он держал ее, зажав между костяшками пальцев, и не заботился о том, что бутылка не спрятана в пакет. Сейчас ему было плевать на закон, запрещающий пить прилюдно, запрещающий курить, запрещающий выгуливать собак на пляже. У него не было собаки, и он не курил. Но на пляж пришел с намерением напиться. Хотя, разве можно напиться с одной бутылки пива! Смешно! Но на большее не хватило денег.

Вчера похоронили бабушку. Приехала дальняя родственница с мужем. А больше никого не было. Родители так и не смогли вырваться с работы.

«Для этих придурков работа важнее», – мысли Алекса сейчас походили на серое, затянутое тучами небо.

Тепло, безветренно, пустынно. Тучи старались укрыть сияние. Медленно, громоздко надвигались, но мертвенный свет, пульсирующий над головой, не поддавался. И тучи, разочаровавшись, отступали, обнажая небесную плешь.

Он вспомнил бабушкино письмо. Ее сон походил на его собственный, но это не удивляло. Он привык к такой странной связи. Более того, он считал такую связь естественной. Иначе быть не могло. У других могло, у них – нет. А теперь он остался один. Пытался осознать это, но получалось плохо. Вернее, совсем не получалось. Сегодня он окончательно убедился, что весь мир, все люди на Земле больны. И это не было аллегорией, это была констатация факта. Люди сошли с ума. Мир посетил вирус безумия. Заразились все. Стоило посидеть с часок в сети, окинуть взглядом мелькающие новости, почитать комментарии. Самой актуальной темой было строительство индивидуальных бункеров. Фирмы предлагали многочисленные варианты – от дешевого эконом-класса – бокс на одного человека, до дорогих, оснащенных по последнему слову техники. И самое смешное, что люди покупали.

 

Molly:

«Мы продали дом в Гамбурге. Сейчас живем в бункере. Немного тесновато. Дети привыкли кататься на роликах по комнатам. Тут такой возможности нет. Но мы с мужем стараемся им объяснить. Пожалуй, это единственная проблема. В остальном все хорошо. Самое главное – мы защищены от ядерного удара. По крайней мере, наша фирма это гарантировала».

 

Anita:

«Molly, купите детям спортивные тренажеры. Например, беговую дорожку. Очень удобно. И места мало занимает. Мы так и сделали. Теперь и на улицу выходим только по необходимости. Продукты муж закупает на две-три недели».

 

Molly:

«Anita, вы дали отличную идею! мы непременно воспользуемся!»

 

 FK` dance:

«У меня клевая берлога. Послал всех на хрен. Живу один. Главное, чтобы был хавчик и интернет».

 

 

Body:

«Наша фирма гарантировала нам, что будет снабжать продуктами питания постоянно. Это дороговато, конечно, но мы согласились. Ведь если случится ядерная зима, мы не сможем сами ходить с супермаркет»

 

X Man:

«Body, чувак, ты что, правда, думаешь, что во время ядерной зимы будут работать супермаркеты? Хотя, конечно…

Ну, ты, если че, одевайся потеплее».

 

Daniella:

«Наш президент сказал, что это ненадолго. Надо немного потерпеть. Да, нам сейчас сложно, но мы выдержим. Мы верим своему президенту!»

 

 X Man:

«Идиоты, вас всех водят за нос! Ваш президент – дерьмо!!!»

 

 Daniella:

«X Man, вы живы сейчас, благодаря этому, как вы выразились, «дерьму»! Если бы не наш президент, мы бы давно уже ходили под вражеской пятой. Это ужасное оружие, которое они применяют… эта Вспышка… Такое могли изобрести только изверги!»

 

 X Man:

«Daniella, это «ужасное оружие», эта «Вспышка», как вы ее нарекли, не что иное, как обычная природная аномалия. Пройдет время, вспышка исчезнет, а вот ваши мозги уже не исправить. Вот тогда я посмеюсь над вами. Над всеми вами, придурки!»

 

 Stars:

«X Man, вы неодыкватны. Я вас баню!!!!»

 

 X Man:

«Stars, научись писать правильно. И… иди ты в баню!»

 

На этом берегу всегда мало ракушек. Алекс присел на корточки у кромки воды, поднял одну. Ее бледно-розовые створки сразу потускнели. Он слегка сжал ее пальцами. Мелкие осколки упали в песок. Набежавшая волна подхватила их и унесла с собой.

«Какие они хрупкие», – подумал Алекс.

 

8

Эмма сварила большую кастрюлю щей из кислой капусты. Внуки любят, как она готовит. Обещали сегодня приехать. Она выключила огонь и накрыла чистым полотенцем кастрюлю. Вышла в прихожую, расчесала редкие седые волосы, повязала на шею шелковый шарфик и направилась к морю. Она обернулась лишь раз, у самых дюн, поросших соснами. Дом не казался одиноким. Белые ставни приветливо светлели сквозь зелень листвы. В этом доме она была счастлива и сейчас мысленно благодарила его за все.

 

9

Они увидели Эмму, входящую в воду. Здесь надо долго идти, чтобы вода покрыла плечи. Ее фигурка удалялась все дальше и дальше. Светло-серый плащ сливался на фоне серого неба, лишь красный шелковый шарфик долго еще виднелся, подхватываемый легким ветром.

Они молча наблюдали за ней. Они не пытались ее остановить. Сейчас, когда безумие правило миром, каждый волен был сам выбирать свою судьбу.

– Смотри, как низко опустилось это Сияние. Оно почти у самого горизонта, – сказала Ева.

Он лишь крепче обнял ее, и промолчал. Он чувствовал, как напряжены ее плечи.

– Я буду скучать, по этой синей лавочке, по этому пляжу.

– Я тоже, – тихо произнес он.

– Почему мы не ценили все это раньше? Мы жили, провожали и встречали дни. Ждали будущего… У тебя было такое? – ты ждал будущего и думал – вот там будет все хорошо. Там исполнятся все мечты.

– Когда-то давно, когда я не знал тебя, я ждал и верил. А потом я встретил тебя. И стал жить тобой. Нашими с тобой днями. Мое будущее наступило, когда я встретил тебя…

Он поцеловал ее, мягко, нежно, долго… Он видел свое отражение в ее заблестевших от слез глазах.

Сияние, ожив, стало расползаться над горизонтом. В стальном небе образовались потоки, словно следы от дождя на стекле. И свет, бледно-голубой, потек в море. Он смешался с почти  уже черным горизонтом, и горизонт озарился яркой вспышкой. Редкие люди, которые еще оставались на пляже, на мгновение ослепли. Постепенно зрение стало возвращаться. Фигуры, пошатываясь, стали медленно уходить.

Он и она, держась крепко за руки, вошли в море. Алекс, сидевший неподалеку пошел за ними. Ему казалось, что это правильный выход. Здесь, на Земле, среди безумия делать нечего. Там, он надеялся на это, его могла ждать бабушка.

 

Эмма ослепла от вспышки, но продолжала брести в воде. Волны охватили грудь и плечи. Она была все ближе к горизонту. Когда-то в детстве она размышляла – можно ли дойти до горизонта. Сейчас она знала точно – можно. Эмма протянула руку. И в тот момент, когда волны стали захлестывать лицо, почувствовала, как чья-то крепкая ладонь сжала ее пальцы. Она обрела равновесие, и шагнула в яркий ослепляющий свет.

 

Они уже были по колено в воде, когда увидели, как из полосы растекшегося света появилась человеческая фигура. Ее темный силуэт был зыбок, словно отражение в воде. Человек протянул руку Эмме, и та, поднявшись на поверхность воды, словно встав на невидимую ступень, оказалась рядом. Оба силуэта поглотило марево света, и они медленно начали исчезать в растекшемся сиянии. Через мгновение и само сияние начало сжиматься, все, более бледнея, и проявляя сквозь себя сумеречное грозовое небо. Они поняли, что могут не успеть, и зашагали быстрее. Волны заходили с трех сторон. Три разных течения сталкивали белые буруны и сбивали с ног. Он крепче обхватил ее ослабевшее от борьбы тело и почти нес на себе. Она, сжав зубы, упорно продвигалась вперед. Им надо успеть, пока еще сияние не исчезло. Они уже знали – позади нет жизни.

Ева стала уже захлебываться, как сзади подоспел Алекс. Он подхватил ее с другой стороны. Втроем они пошли быстрее. Сияние исчезало, словно свертывающийся свиток. Они должны были успеть. Главное верить, что можно дойти до горизонта…

 

 

Эпилог

 

Счетчик Гейгера мерно потрескивал. Он сидел в плетеном кресле и курил сигару. На столике прозрачный бокал преломлял янтарные лучи предзакатного солнца. Купол из сверхпрочного стекла надежно защищал от внешних воздействий. Перед ним простирался океан.

Бункер он начал строить много лет назад. Основал фирму по строительству сверхнадежных и сверхпрочных бункеров. Реклама разлетелась по всему миру. Поначалу идея казалась безумной, но, как ни странно, нашлись покупатели, и дело пошло. Он и не гадал, что все так удачно обернется. Всего лишь за последний месяц продал около трех тысяч бункеров по всему земному шару. Теперь бизнес закончился. Все, кто сумел – спаслись. Спаслись те, у кого были деньги. Теперь они живы. Они будут плодиться и размножаться. И, не исключено, что лет через двадцать смогут выбраться наружу. Остальные… кто остался в живых, бродят неприкаянно по руинам. Остальных не жалко…

Облако исчезло так же неожиданно, как и появилось. Говорят, что это было просто необычное атмосферное явление.