Елена САФРОНОВА

 

 

Прозаик, литературный критик-публицист. Постоянный автор литературных журналов «Знамя», «Октябрь», «Урал», «Бельские просторы» и других. Автор романа «Жители ноосферы» (2014) Лауреат Астафьевской премии в номинации «Критика и другие жанры» (2006), премии журнала «Урал» в номинации «Критика» (2006), премии журнала «Кольцо А», премии СП Москвы «Венец» (2013). Член Русского ПЕН-центра, СП Москвы, Союза российских писателей.

 

 

КНИГА МИМОЛЁТНЫХ ВИДЕНИЙ

 

Олег Рябов. Девочка в саду и другие рассказы. – Москва: издательство «Э», 2016. – 352 с.

(Мастера прозы)

 

Похоже, в творчестве писателя Олега Рябова происходит серьёзный тектонический сдвиг: переход от документальной прозы к художественной. Тому свидетельство – новая книга автора, вышедшая в издательстве «Эксмо» в 2016 году. 

На вывод о «тектоническом сдвиге» я имею право как критик, дважды обращавшийся к книгам Рябова – «КОГИЗу» 2011 года и «Убегая – оглянись, или Возвращение к Ветлуге» 2015 года. Таким образом, мои «наблюдения» за прозой этого автора растянуты не только во времени, но и в менее «материальных» координатах – изменения писательской манеры Рябова и совершенствования его творческого мастерства.  

Олег Рябов – натура беспокойная, увлекающаяся, ищущая. Это касается не только писательства. Так, два года назад он стал главным редактором литературного журнала «Нижний Новгород», профессионально сделанного и публикующего авторов со всей России. Как можно понять из интервью, посвящённых журналу, возобновление этого издания, существовавшего до 2002 года, во многом инициировано Рябовым, а поддержано правительством Нижегородской области. Сфера интересов нашего героя многогранна.

В писательстве Олег Рябов проявляет себя так же – буквально исповедует священную заповедь Юрия Олеши «Ни дня без строчки» - судя по частоте, с которой у него выходят новые книги. В этом году «личная» книжная полка Рябова пополнилась сборником рассказов «Девочка в саду». А также он испытывает разные стили, манеры изложения, темы, сюжеты. По композиции «Девочка в саду и другие рассказы» (таково полное, библиографическое название книги) похожа на «КОГИЗ». Тот, хоть и назывался романом, на деле был сборником новелл, каждая из которых носила полностью завершённый характер, но все вместе они сливались в живую панораму жизни русской советской провинции периода «застоя», эпохи перестройки и первых лет «нового капитализма».

После «КОГИЗа» Рябов пробовал себя в крупной форме, одним из итогов этого творческого поиска стал роман «Возвращение к Ветлуге», но и он, возможно, против воли автора, распадался на пунктирные линии отдельных небольших сюжетов. За что я пеняла ему (см. рецензию «Русская жизнь в эпизодах», «Кольцо А», № 83).

И вот сейчас Рябов вернулся к жанру сугубой краткости. Возможно, осознал, что это, как говорится, его. Бывали в мировой литературе примеры, когда писатели состоялись преимущественно в качестве авторов рассказов – Антон Чехов, Михаил Пришвин, О.Генри…

На мой взгляд, это неплохо. Рассказы Рябова гармонично и крепко сделаны, радуют единством формы, стиля и содержания. Как правило, это небольшие события, масштабу которых отвечает лаконичность изложения. Историйки эти могут быть лирическими, а могут – драматическими. В последнем случае на психологизме Рябов не «экономит».

Показателен в плане драматизма первый же рассказ в сборнике «Лёд», где взрослый человек вспоминает, как ходил мальчишкой с отцом на весеннюю рыбалку и чуть не погиб, ибо отец доверил ему недетскую, по сути, задачу в борьбе со встречной льдиной: «Папа перекинул через неё лодочную цепь и обошел ее, а я забрался на плоскость льдины с веслом и попытался, отталкивая нос лодки, обвести ее вокруг. Ничего у меня не получалось. Да и сам я в какой-то момент понял, что скольжу по льдине вниз, лежа на животе, в реку, в эту черную холодную бездну. И весло выпало из рук и уже булькнуло туда…». Но при этом ни ребёнок, в которого трансформируется в момент написания рассказчик, ни взрослый человек, заново переживающий тот весенний ужас во время поездки на реку, не испытывают в адрес отца гнева, раздражения, обиды. Наоборот, мальчик (и автор!) настаивает на бесстрастном восприятии происшествия: «Было не страшно… Сейчас было не страшно – рядом был папа».

Впрочем, истории с эпическим сюжетом, проходящим через поколения, Рябов тоже умещает в недлинные тексты, умело концентрируя внимание на нескольких деталях. Часто он использует классическую подачу «рассказ в рассказе». В этом случае для места и фона действия частенько выбирается мизансцена рыбалки или охоты нескольких друзей или знакомых – та же, что связывала в единое действо роман «Возвращение к Ветлуге…».

Типичен для Рябова рассказ «Пирог с визигой», где это классическое русское блюдо буквально «пронизывает» сюжет. Истории двух купеческих семей из Нижнего обсуждают меж собой три приятеля на ночной рыбалке. Друзья связаны не только личными отношениями, но и переплетениями родов: «Моя мама устроилась прислугой к Софье Александровне, одной из бабушек Володи… Хотя и вторая его бабушка, Вера Николаевна, жила в том же доме». Две старухи, дворянка и купчиха до революции, жёны советских инженеров, репрессированных в 30-е, не разговаривали полжизни, так как подозревали друг дружку в доносительстве. И только в день смерти одной из них помирились за пирогом с визигой. А сегодня рыбаки, успешные и состоятельные граждане новой России, уже не имеют шанса откушать пирог с визигой – вот так «распалась связь времён».

Такие исторические экскурсы очень характерны для прозы Рябова. «Дела давно минувших дней» чаще всего дислоцированы в родном писателю Нижнем Новгороде или как-то связаны с ним, с его уроженцами. Посвятить свое перо городу, где живёшь – может быть, в этом и состоит подлинный патриотизм?..

Почти во всех рассказах, образовавших книгу, Рябов обошёлся без просветительского начала, довлевшего ему ранее. Если в «КОГИЗе» одной из главных мотиваций повествования было – поделиться некоей редкой, вновь обнаруженной или недооценённой информацией, то сейчас вектор писательского интереса заметно изменился. Теперь автору важны «мимолётные виденья» прекрасной жизни, а ещё люди, их психология, поступки, эмоции, в том числе и «чувства добрые», «лирой пробуждённые» у читателя.

Рассказ «Девочка в саду», давший название сборнику – одна сплошная эмоция, одна «светлая печаль». Он опять направлен из настоящего в прошлое, как это свойственно Рябову. Фабула несложна: «Александр Васильевич вернулся доживать свой век в родной город. …Конечно, родной город – тот, где прошли лучшие десять лет жизни: детство и юность». Он жил на покое, слегка обособленно, хотя и свёл добрые отношения со многими соседями. И однажды, пригласив двух пожилых дам на чай, узнал, что умерла их общая знакомая, врач-педиатр, одинокая женщина, и её некому хоронить. Услышав имя покойной, Александр Васильевич понял, что это его первая любовь Ира Старикова, которая запомнилась ему лучезарным образом «девочки в саду»: «…Сашка стоял на балконе. Он смотрел сверху, как в соседнем дворе, за высоким сплошным забором, девочка в голубеньком платьице, с белыми капроновыми бантами, вплетенными в коротенькие косички, играла с крупной белой лайкой».

Как повелось не только в литературе, но и в жизни, первое вдохновенное и чистое чувство Саши и Иры не имело продолжения. Саша беззаветно любил Иру, а она делила свою любовь между ним и родителями, и родителям досталась большая привязанность. Десятиклассница Ира отказалась идти с Сашей на новогодний бал в Дом офицеров, потому что ей нужно с родителями на концерт: «…Как я не пойду с папой и мамой? Они так любят меня, и я их так люблю. Мы всегда должны быть вместе. Это наша семья…». Выросшая Ира не уехала в другой город с Сашей, получившим распределение: «Но у меня ещё есть папа и мама. Они меня любят, и я их люблю. И я не смогу их так бросить». Пара распалась, не веря, что видится в последний раз – но больше им не суждено было встретиться. Только спустя полвека Александр Васильевич похоронил одинокую Иру в могилу её родителей: «Вот вы и навсегда вместе. Вот и любите друг друга».

Примерно то же произошло с героями рассказа «Ягодка – вишенка – сушеная груша» Игорем и Викой. Их роман страстно развивался - Игорь готов был бросить к ногам возлюбленной весь мир, а она морочила ему голову, - но бесславно кончился – девушка вновь бросила парня. Судьба свела их, когда обоим уже под шестьдесят, и вместо роковой красавицы кавалер увидел женщину, чьё «лицо было похоже на коричневую сушеную грушу, вынутую из компота». Цепочка метафор, которыми автор передал «взросление» Вики – она же название рассказа – кажется мне пошловатой. Но, возможно, обиженный влюблённый имеет на неё право…

Потому-то я и заявила выше, что Рябов перестаёт быть писателем-документалистом и вливается в ряды творцов безоговорочно художественных текстов. Очередной ли это «поиск себя», литературный эксперимент, или выбранный окончательно жанр, покажет время. Однако Рябов нашёл и активно осваивает сюжетный ход, «примиряющий» его конёк – исторические изыскания – с приёмами художественной прозы. Этот ход можно назвать фантастическим; он не оригинален, так как весьма часто используется в собственно фантастике, но для писателя-реалиста, пожалуй, нов.

Фокальный герой рассказов «Лавочка Даля», «Взгляд со скамейки», «Лалла рук», «Первый выстрел» и нескольких других в обыденной жизни внезапно сталкивается с какими-то людьми, в ком постепенно опознаёт реальных жителей прошлого. В основном это писатели и поэты: Владимир Даль, Велимир Хлебников, Иван Гончаров, Михаил Лермонтов, Сергей Довлатов (впрочем, он вроде бы ещё не призрак, а экскурсовод заповедника Михайловское, ибо дело происходит в середине семидесятых) и так далее. Пушкин среди встреченных рассказчиком великих теней тоже присутствует (что дало мне право привести выше пушкинские цитаты). Это за его встречей с Анной Керн из волшебного дупла неохватной липы подсматривает наш герой, а «подзудил» его залезть в дупло и дождаться видения не кто иной, как Сергей Довлатов. Герой наблюдает за сценой дарения Анне книжечки со стихотворением «Я помню чудное мгновенье».

И всё-таки тут проявляется другой Рябов - эрудит и библиофил. Он раскрывает секреты былого – что «Чудное мгновенье» посвящено вовсе не Анне Керн, а будущей императрице Александре Фёдоровне, которую Пушкин увидел на балу 17-летней принцессой Шарлоттой, влюбился и всю жизнь грезил ею. Что дуэль Лермонтова с Мартыновым спровоцировали не только насмешки над длинным кинжалом последнего, но и некрасивый поступок поэта. Он вскрыл доверенное ему письмо к Мартынову, чтобы узнать, нет ли там чего-то о нём – было, и недоброжелательное – и тогда Мишель выбросил письмо, вручив адресату лишь приложенные к весточке деньги, но проболтался, выдал себя. И, наконец, что отец Николая Мартынова был известным в Нижнем Новгороде купцом и застройщиком, и до сих пор сохранилась в центре улица Мартыновская – вещественная память о Соломоне Мартынове.

Щедрые авансы новой книге Рябова дали известные писатели Захар Прилепин и Роман Сенчин. С их «анонсами» знакомит читателя обложка.

«Олег Рябов умеет говорить нужные, правильные, важные вещи нескучно, стремительно, по-своему очаровывая читателя – я завидую и судьбе его, и благодушию его, и тёплой усмешке, и призрачной вере в то, что Бог – есть, и жизнь – светла», - говорит о коллеге Захар Прилепин. Роман Сенчин высказался короче, но в том же духе: «Удивительно жизнерадостный писатель».

Заявленную «жизнерадостность» Рябова нельзя понимать буквально: не все рассказы в книге с «хэппи-эндами» либо слащавыми лубочными сюжетами (взять хотя бы грустные любовные истории!). Есть и по-настоящему страшный рассказ о сегодняшней чертовщине «Душу купил». Но чего в этой книге действительно мало – это писательских рефлексий, самокопания, грубо говоря, нытья – и часто сопутствующих этим негативным свойствам прозы длиннот и «туманностей» текста. Герои Рябова счастливы тем, что живут, довольны тем, что имеют, и находят радость в каждом моменте бытия и «мимолётном виденье». Автор тоже рад за них. А мы – за автора.