Журнал «Кольцо А» № 93
Татьяна РИЗДВЕНКО
Поэт, прозаик, эссеист. Окончила художественно-графический факультет Московского педагогического университета. Работала художником по росписи фарфора, преподавателем живописи, журналистом, копирайтером, в настоящее время трудится в сфере арт-коммуникаций и руководит литературной студией для подростков в Доме Щепкина. Стихи, эссе и рецензии печатались в журналах «Знамя», «Октябрь». «Дружба народов», «Арион», в вестнике современного искусства «Цирк “Олимп”», поэтических российских и зарубежных антологиях. Автор трех поэтических сборников. Участник российских и международных поэтических фестивалей. Живет в Москве. Член Союза писателей Москвы.
ВОКРУГ ШКАТУЛКИ
Сергей Белорусец «Черно-белая книга». Библиотечка поэзии Союза писателей Москвы.
Для меня, а я читаю Сергея Белорусца уже более 20 лет, его поэзия всегда была вроде китайской шкатулки. Крутишь ее в руках, восхищаешься. Гладишь пальцем, ищешь бугорок, зацепочку – нажать, открыть.
Мне всегда было интересно, как она устроена, эта поэзия. Ее внутренняя механика, динамика, начинка.
Но вся штука в том, что шкатулка не открывалась.
Сейчас, перелистывая новую книжку Сергея Белорусца, с волнением обнаруживаю: тсс, вот оно. Приоткрылась.
В тончайший зазор повеяло расслабленной сердечностью, человечностью, теплотой, едва ощутимой, однако не вызывающей сомнений в своем присутствии, чувственностью.
Словно автор за годы жизни годы немного отледенел. Ослабил верхнюю пуговицу. На лоб выбилась прядь; размягчились мимика и повадки.
Возвращаясь к шкатулкам. Поэзию Белорусца всегда отличала эмоциональная сдержанность, граничащая с некоторой даже скованностью и происходящая, мне кажется, от авторской гиперответственности за каждое слово, каждое речение.
Но – прожиты годы. Сбрита, извините, борода. Автор вышел из самим же собой сооруженных границ, как из берегов, расширяя русло, диапазон, горизонт.
Эту новизну, кажется, автор и сам в себе обнаруживает. С удивлением и вниманием рассматривает, изучает собственную физику. (И лирику, но об этом позже.) Даже некоторые жизненные потери не мешают теплому, дружественному интересу к себе:
Вот и пепельноволос
Оказался.
А ведь в жизни папирос
Не касался…
Или:
77 – твой вес.
(весил так сам Христос).
Любовной лирики в молодости Белорусец избегал; всегда был аскетичен. И вдруг поэзия зрелого уже поэта расцветает ею, а целомудрие образов только подчеркивают хрупкость и трепетность переживания. Чем более по-мужски скупо и отвлеченно пишет автор, тем сильнее ощущаются исходящие от текста теплые волны.
«Шепот. Робкое дыхание», –
Как писал старик Жюль Верн…
Гужевое громыхание
Поездов, платформ, цистерн…
И – в довеске – порционные,
Запыленные слегка,
Семечки пристанционные
Из газетного кулька…
Если раньше в текстах Белорусца «ты» – это был он сам, то теперь картина изменилась. Автор продолжается обращаться на «ты» к себе, но у этого личного местоимения появляются и другие адресаты.
Я хочу тебя
(Трогать, например…)
Дергать, теребя
(Точно пионер…)
Лицезреть в упор
(Сквозь любую взвесь…)
Вот и весь набор
(Хоть совсем не весь…)
Раньше – я говорю о своем восприятии – безупречные поэтические формулы Белорусца всегда были немного умозрительны. И начисто лишены пресловутой глуповатости. Совсем иначе ощущается Белорусец нынешний:
…И сказал тогда Зимин, –
Сквозь июнь – на мир глазея:
– Распустившийся жасмин –
Гордость нашего музея.
А еще Зимин сказал:
– Выходные. Люди – с дачи…
Поспешите на вокзал.
Не уедете иначе…
Формально новый Белорусец мало отличается от старого. Безупречная выделка текста и смысла все та же. Слова, как всегда, чеканно входят в пазы. Множатся его фирменные лаконичные парадоксы, возводящие в ранг поэзии любой кадр повседневности, который схватывает поэтическая оптика Белорусца.
Присутствует, хоть уже и в меньших количествах, горечь. В частности, от осмысления-переосмысления места «под солнцем».
Переиначены ходы –
И время – отвечать за старших…
Тебе – на Чистые Пруды.
Что ж – ты – сидишь – на Патриарших?..
Всегда ощущаемый мной как человек, ментально более взрослый, чем положено физикой и биологией, Белорусец поэтически переживает вторую молодость. Свежесть, которой веет от его новых текстов, совсем иного качества (оставим в стороне реплики Булгаковских персонажей), чем та, которую имеют в виду устроители премии «Дебют».
Эти энергия и молодость – благоприобретенные, завоеванные жизненным опытом. В сущности, наблюдая поэзию Белорусца во времени, мы становимся свидетелями чуда позднего цветения. Кстати, этот контраст между эмоциональной полихромностью его новой книги и ч/б названием – единственное, что вызывает у меня вопрос. Возможно, у автора срабатывает защитная функция; однако шкатулка не захлопывается.