Олег ХЛЕБНИКОВ

КРАЙНИЙ

 

*  *  *

 

Я не последний – крайний

(хоть долго был последним).

Во тьме родного края

я метка и посредник

меж теми, кто тут пoжил

и oтбыл в свое время,

и тем, кто выйдет позже,

повязанный со всеми.

И в очереди вечной

российской (сдать посуду?)

я крайним был, конечно.

Всегда. И дальше буду

 

 

*  *  *

 

Просвет между деревьями. Рассвет.

В просвете – и тревога, и надежда.

Хоть все на свете слишком ненадежно

и смысла, кроме жизни, в жизни нет,

какой-то там мерещится ответ.

 

Не свет в конце туннеля, а – река,

и озеро, и море серебрится

там, за деревьями… Вода ребриста,

как будто перистые облака.

И ждет тебя в объятья, старика.

 

 

*  *  *

 

Чем времени жизни становится меньше,

тем в сутках часов все больше.

И это все больше касается женщин –

они и живут подольше.

 

А нас, мужиков, касается краем

страны, к сыновьям нерадушной.

И в нужность, и в важность мы только играем,

чтоб ночью бодаться с подушкой.

 

 

*  *  *

 

Становятся все важней простые отношенья –

с продавщицами, барменами, попутчиками в электричке.

Вот улыбнутся – и славно, как будто мне вышло прощенье

за вину перед близкими, умножаемую по привычке.

 

Становится все важней по ночам телевизор

(и неважно, на что глазеть, не умолк бы только).

Ну и – в тот Новый Свет одноразовая виза,

чтоб быстро заснуть и не просыпаться долго.

 

 

*  *  *

 

Ну, видно же, что туча или дым

жилища наши мраком накрывает.

А мы как заводные спим-едим

и ждем, куда нас вывезет кривая.

 

Туда бы – где безоблачный простор,

морозец, поцелуи на морозе…

Хотя кривая с некоторых пор

уж никуда в России не вывозит.      

 

 

*  *  *

 

                   Евг. Васильевой с состраданием

 

И едут сплошь Васильевы

на черных джипах в темноте.

Лет десять – и в России вы

очкариков не встретите.

 

Останутся соколики –

оборонять Россию-мать,

менты да алкоголики,

еще таджики – джипы мыть..

 

И лишь одна Васильева –

как будто бы красивая –

за всех, кто грабит и крадет,

баланды, бедная, хлебнет?

 

 

ДЕКАБРЬСКИЙ МОНОЛОГ ПЕШЕХОДА

 

Все козлы, кто ездит быстро,

обдавая грязной кашкой

пешехода, что на выстрел

не отважился пока что.

 

Но отважится, поверьте, –

надоело, что унижен.

И тогда у вас до смерти

расстоянье с эту жижу!

 

А по времени примерно

этак месяца четыре…

Только в мае я, наверно,

буду жить в труде и в мире.

 

Расцветут сирень и вишни

в садике у дяди Вани.

И покажется не лишней

сотня лишняя в кармане.

 

С ветерком – хоть на бомбиле –

долечу тогда до дяди!..

Мы однажды жили-были,

друг на друга косо глядя.

 

 

*  *  *

 

Хорошо быть русским человеком,

если не нацист, а демократ.

Ты с любым таджиком и узбеком

можешь говорить как старший брат.

 

Молдаванина пригреть сумеешь,

чтоб тебе сварганил стол и дом.

Но доныне непонятно мне лишь,

почему живем с таким трудом.

 

И труда вокруг почти что нету –

только ля-ля-ля да тра-та-та…

Нам Господь в аренду дал планету –

милую, а мы-то гопота.

 

Не умеем малым обходиться:

солнышком – и то ведь хорошо.

И доступны воздух и водица,

и девица, и еще, еще

что-то в небе чудное клубится.

 

 

*  *  *

 

                   Памяти Юрия Карякина

 

Что бы мне посоветовать людям?

Где последний найти аргумент?

Только это: «Давайте не будем!»,

как любой убеждает мент.

 

И уж это-то каждый услышит,

к исполненью назначено всем:

кто стихов, кто хитов не пишет,

кто не дышит уже совсем.

 

Почему так законопослушны?

Ну – в России же, где наплевать

на законы, права, прослушки…

Ты сдурела, Родина-мать?

 

 

*  *  *

 

Я хотел бы родиться в Смоленске и Ленинграде,

в Ярославле, Орле, Иркутске – чтоб быть земляком

ростовчанам, воронежцам – Родине, Господа ради!

Чтобы знала меня, вспоминала за то, что знаком.

 

Я уже не готов достучаться своими словами

до чужих и угрюмых, не верящих ничему.

А вот если б считались мы все земляками,

с одного свята места всем миром роптали Ему!..