Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 84–85




Foto2

Леонид СИТНИК

Foto8

 

Родился в 1966 г. в Ростове-на-Дону. Живёт в Москве. Работает редактором. В 1996 г. издал книгу «Сонеты Шекспира в разных переводах». Автор переводов стихов Эмили Дикинсон (выходили в издательстве «Наука» в серии «Памятники мировой литературы»), Роберта Фроста, Иосифа Бродского. Рассказы, повести и стихи печатались в журналах «Лампа и дымоход», «Новая Юность», «Наш современник», «Московский вестник», а также в интернет-изданиях. 

 

 

ИСТОРИЯ ЛЮБВИ В ИНТЕРЕСНЫХ ПОЛОЖЕНИЯХ

Рассказ

 


Мокрота парка расползалась багровыми пятнами. Небо мелко тряслось во влажной лихорадке луж. Недужная краснота кленовых всполохов залипала на чёрно-бело-жёлтом фоне спекшихся берёз, но самым ярким всё равно выглядел оранжевый прожиг трамвая, мельтешивший сквозь муар ограды.

По взмокшей аллее медленно брела неестественно красивая девушка в короткой белой шубке и сиреневых джинсах, подчёркивавших прелести узкого, будто перепутан формат кадра, кроя её фигуры. В руке у девушки горел водевильно-багровый лист. Её длинные ноги задумчиво ворошили осеннюю мишуру. Всё это выглядело совершенно ненатурально. И не только по цветам.

Слишком явно навстречу ей кавалерийской походкой шёл парень в мотоциклетной коже. Было непонятно, что он делает здесь в негнущихся штанах с густым металлическим клёпом, в горбом стоящей куртке с волчьей пастью на спине, в кованых сапогах и со шлемом под мышкой.

– Простите… – обратился было парень к девушке.

– Вряд ли вы этого заслуживаете, – с готовностью перебила его та, не останавливаясь и лишь слегка качнув волной абиссально чёрных волос, замечательно контрастировавших с её шубкой.

– Но я ведь ещё ни в чем не провинился! – парень обернулся так, что стало видно мужественное лицо манекена с фактурной жопкой подбородка.

– Вы на самом деле так думаете? – синие глаза на смуглом лице девушки светились, будто подрисованные.

– Вас кто-то обидел?

– Я похожа на девушку, которую можно обидеть?

– По-моему, для этого достаточно не быть дураком.

– Вот и не будьте.

– Я пытаюсь.

– Пока, если честно, получается плохо.

Парень и девушка старательно, но не очень умело изображали случайное знакомство. Их плохо заученный водевиль выглядел донельзя банально. Осенний парк в качестве романтического фона со своей ролью тоже справлялся не слишком хорошо: сквозь прорехи красно-коричневой ботвы виднелись совершенно прозаические дома вдоль забитого транспортом переулка, а в конце мокрой аллеи сновали люди у метро. Даже шум был сырой. Порывы ветра, гомон и прибой улицы, трамвайный рокот, гудки автомобилей раздавались гулко, точно в морской раковине у самого уха, а слова шли фоном. Он слегка шепелявил. Она время от времени некрасиво похрипывала. Всё это придавало происходящему оттенок документальности, хотя документировать особенно было нечего.

– Это потому, что я готов быть кем угодно, лишь бы вы на меня не обижались, – не унимался парень. – Мне, правда, не хватает опыта. Я очень редко оказываюсь в дураках.

– Вы себе льстите.

–…исключительно надеждой оправдать ваши ожидания.

– С чего вы взяли, что я чего-то жду от вас.

– Я согласен на роль неожиданности.

– О, как раз в этом я не сомневаюсь.

– Значит, отчасти я ваши ожидания уже оправдал.

– Пока, к сожалению, далеко не лучшие.

– Для начала я удовлетворюсь признанием в том, что лучшие ожидания существуют.

– Увы, как раз таки их оправдать очень трудно.

– Они столь порочны? Берусь выступить адвокатом!

– Спасибо, но я не нуждаюсь в вашей защите.

– В таком случае вы, быть может, нуждаетесь в нападении?

– Вы, кажется, куда-то шли?

– …и вдруг понял, что спешить мне больше некуда.

– Вы столь непостоянны?

– Нет, я столь уверен в только что сказанном.

В этом месте изображение дёрнулось, словно судорога прошла по лицам, по парку, по ненастному небу, из-за чего между движением губ и слетающими с них словами впервые наметилось лёгкое рассогласование.

– Послушайте, – потеряла терпение девушка. – А вы никогда не думали, что вы просто-напросто несерьёзный молодой человек, который ходит по улицам с дурацким мотоциклетным шлемом и пристает к девушкам!

– Грубо, – еле слышно, явно глотая слёзы, ответил парень. – Очень грубо…

– Извини, просто вырвалось… – девушка от смущения перешла на ты. – Плачешь, что ли? Ну вот, распустил нюни. Какие вы, мужчины, всё-таки слабаки. Ну и что мне теперь с тобой делать? Не обижайся! Просто мне сегодня действительно не до дурацких шуточек.

– Что-нибудь случилось?

– В том-то и дело, что ничего не случилось. А ведь сегодня день моей свадьбы.

– Ого! Это стоит отметить!

– Ты опять!

– Извини…

Разрыв между словом и действием становился всё больше. Похоже, звуковая дорожка «отслоилась» от сбойного видео. Девица стала спиной к дереву и с насмешливо-недоверчивой гримаской на симпатичной мордашке слушала, что ей втолковывал парень. Несмотря на её скептические ухмылки, он явно близился к успеху, об уверенности в котором говорила вся его поза с рукой, упёртой в дерево над её плечом словно не для поддержания равновесия и отдыха ногам, а в попытке сдержать устремление своей плоти, зависшей в развязно-напористом преломлении. Слова совсем отклеились от губ.

– Расскажи, если хочешь, – предложил парень.

– Да что тут рассказывать, – вздохнула девица. – И расскажешь ли? Звучит, как банальная история. Познакомились. Стали встречаться. Он был самый лучший. Все подруги завидовали. Всё у нас шло хорошо. Даже идеально. А потом в один идеальный миг я вдруг поняла, что не люблю его. Я выбрала его просто потому, что он был самый лучший.

– Не понял?

– И не только ты. Меня все подруги прокляли… Это произошло на Маврикии. Решили съездить на недельку, набраться сил перед свадьбой. Идеальный отель. Идеальный пляж. Идеальный день. Вечером идеального дня мы валялись в шезлонгах, упоённые солнцем, морем и любовью. И вдруг я поняла, что это и есть самый совершенный миг моей жизни, той жизни, о которой можно только мечтать. И ничего лучшего больше не будет, а всё, что будет, это лишь попытки повторить этот миг и всё нарастающая тоска от того, что эти повторения становятся всё более и более вторичными. И эта простая мысль повергла меня в ужас. Я взглянула на своего жениха, который шёл ко мне с двумя запотевшими "Мохито" в руках, на его густую шевелюру, высокий лоб, добрые глаза и крепкие мышцы. Да, он самый лучший. В этом нет никаких сомнений. И это ужасно! Ведь никого лучше мне уже не встретить! Но тогда откуда эта тоска, которая неизбывна во мне и про которую я думала, что когда-нибудь настанет такой идеальный миг, когда она исчезнет, хотя бы на этот самый миг. И вот этот миг настал, но тоска – вот она, во мне, никуда не делась. "Почему? Почему?" – спрашивала я себя, а когда жених подошел ко мне, взяла из его рук стакан и сама себе вслух ответила: "Я его не люблю". Видел бы ты его лицо, когда через несколько бесконечных секунд он понял, что эти слова относятся не к "Мохито"… Честно говоря, не понимаю, зачем я тебе все это рассказываю.

Судя по трамвайным звонкам и шороху мокрой листвы, голоса всё ещё звучали в парке, но в ушедшем в отрыв видео парень уже мчал девицу на своем клёвом мотоцикле и та, красиво-простоволосая на осеннем ветру, жалась к нему в непристойной позе, выкинув колена телескопических ног. После нескольких мотоэволюций в потоке транспорта изображение вновь «залипло». Видно было лишь застывшее переднее колесо со сверкающими спицами да смаз ненастного фона: кривь и кось забора из пригоревшего кирпича, накренившийся не то от скорости, не то по обыкновению столб да тусклый проблеск остановки с парой бесполых фигур с перекошенными лицами. Беседа между тем продолжалась, хотя становилось всё более непонятно, кто всё это говорит и кто видит.

– А о нём ты подумала? О том, что у него тоже есть чувства! – неожиданно зло, с мальчишеской дрожью в голосе спросил парень.

– Да, я много думала о нём и о его чувствах, – спокойно ответила девица. – И поняла, что по-настоящему он тоже не любил меня. Просто я была его идеалом. Когда он впервые мне сказал об этом, я чуть не расплакалась. Мне стало страшно. Ведь я – далеко не идеал.

– Ты боялась, что он разочаруется в тебе, когда поймет это?

– Не в том дело. Я хочу, чтобы мужчина любил меня, а не свои идеалы. Вот, скажем, внешность. Скажи, как я выгляжу?

– Ты похожа на ангела!

– А ведь это лишь видимость. Всё, что вы, мужчины, видите, – это внешность. Если ты вообще понимаешь, о чём я говорю.

– Ты сама-то себя понимаешь?

– Так объясни мне! Вообрази, например, что у меня кривые зубы или толстый зад.

– Разве женщина может быть некрасивой?

– Представь себе! Мой жених даже не взглянул бы на меня, а ведь это была бы я. Представь мои чувства!

– А тебе не кажется, что ты всё усложняешь. Ты – это ты, а были бы у тебя кривые зубы и толстый зад, то это была бы не ты, а… лошадь.

– Вот и все вы, мужчины, так рассуждаете. Видите в женщине одну красоту. Неужели не понятно, что та, другая я всё равно была бы я! Не хотела говорить, да ладно уж. Ведь мне сегодня исполняется 19 лет! Мы нарочно свадьбу на мой день рождения наметили: он думал, что сделает мне подарок на всю жизнь. Мне завтра будет 19 лет. Жизнь прошла! Я уже почти старуха. Я буду другой, но эта другая, завтрашняя я – всё равно буду я!

– Если так рассуждать, то, наверное, после 18 лет и жить не стоит.

– А я и не буду!

– Глупости!

– Да, наверное. Мне все подруги твердят, что я дура и всё испортила. Что это и была самая настоящая, реальная любовь. А по-моему, это была какая-то идеальная любовь. А ты? Ты веришь в настоящую любовь?

Изображение, подёргавшись и перескочив, наконец, через рваную езду, перенеслось в живописно захламлённый гараж. Парень стоял у своего мотоцикла со спущенными штанами, а девица расположилась перед ним в молитвенной позе. Коленопреклонённая, она смотрела на него с открытым ртом. Эта низость позволяла ей умолять его достоинство. Время от времени она прерывалась, чтобы отдышаться, и, откидывая чёрное пламя волос, поднимала лицо ангела с фосфорической просинью глаз. Её тонкие пальцы в кольцах едва охватывали мощный черенок. Бугорки на красной, как у новорожденного, головке были такими же, как у парня на подбородке. Девица явно колебалась. Нетрудно было понять, что происходит у неё в  голове. Вся эта история имела для неё определённый привкус. Однако парень был, естественно, научен, как действовать в таких ситуациях. Он умело перевёл их отношения в другую плоскость, благо, органы внутренних дел оказались достаточно компетентными. Между ними возникли трения и парень начал действовать девице на нервы. Её прямо-таки затрясло.

– Мне кажется, что любовь – это не предмет веры, – чуть помедлив, ответил парень. – Она либо есть, и ты её чувствуешь, либо её нет в твоей жизни, не важно, веришь ты в неё или не веришь.

– Так что же такое любовь по-твоему?

– Любовь – это чувство.

– А я не хочу лишь чувствовать любовь. Я хочу любить.

– На самом деле ты ведь спрашиваешь не о любви, а о счастье.

– Любовь не может быть несчастной.

– Откуда ты знаешь?

– В книжках прочитала.

– А ещё что там написано?

– Что любовь – это ответственность.

– Уголовная, что ли?

– Вряд ли ты поймешь…

– Извини… На самом деле я отлично понимаю, о чём ты говоришь.

– Правда?

– Да. Проблема в том, что мы – люди – рождаемся неполноценными. Мы рождаемся мужчинами и женщинами, а это лишь две половины чего-то, что в незапамятные биологические времена было целым и самодостаточным, что было жизнью, её полноценной формой. И эти половины мучительно стремятся дополнить себя, слиться друг с другом, каждой своей клеточкой, всем существом, слиться буквально, физически. И невозможность этого делает все наши сопереживания, все попытки проникнуть в душу, все клятвы, обещания, поцелуи, все пресмыкания любовного танца одновременно смешными и трагическими. Эти старания и муки воплощаются в наших детях, которые тоже родятся мальчиками и девочками, порой дуреющими от желания быть тем и другим одновременно, и лишь множат статистическое одиночество на этой планете. Раньше ведь как было: Адам и Ева – вот и вся любовь. А теперь всё перемешалось. Люди расплодились, расползлись по планете. Откуда мне знать, может, моя вторая половина сейчас на другом конце страны, сидит у окна в каком-нибудь Мухосранске и тоскует по мне. И у неё кривые зубы и толстый зад. И тоска от этого порой такая, что хоть волком на Луну вой, хоть беги на улицу и знакомься с первой встречной, потому что вероятность соединиться со своей половиной столь мала, что можно всю жизнь ждать и надеяться, а шансов на счастливое знакомство всё равно – ноль. Хоть объявление на каждом столбе вешай: ищу вторую половину! Смешно… Нас шесть миллиардов. Шанс столь мал, что в математическом смысле для конкретного человека его просто не существует. Сколько ни выбирай, а всё равно выйдет как с первой встречной. Откуда мне знать, может, моя вторая половина работает проституткой где-нибудь на Филиппинах и мне туда надо лететь и искать её по всем борделям. А может, она умерла, даже не родившись. И что мне делать тогда? К кому идти со своей тоской? Мы разорваны жизнью. Человек – одна большая рваная рана. Люди часто жалуются на одиночество: я так одинок! О, если б я был всего лишь одинок! Мы более чем одиноки! Я меньше, чем один!

Кушетка в гараже подвернулась очень кстати. Парень окончательно разоблачил девицу и теперь умело достиг её полного разложения. Первые волны возбуждения сходили девице с рук, и, тронутая до глубины, она лихорадочно нащупывала ими какую-то потерю в головах. Её плоскодонный живот дышал своей, утробной жизнью, наглядно демонстрируя, что самое интересное происходит внутри, а не снаружи. Было похоже, что она принимает всё это слишком близко к сердцу. А иногда ком подкатывал ей прямо-таки к горлу. Парень также ужасно гримасничал, задевая в девице какие-то струны. Он в ней явно что-то нашел. Видео вновь заело, и смазливый кадр застопорил впечатляющие глубины психологии на их лицах.

– Странно, мне почему-то кажется, что мы друг друга давно знаем.

– У меня тоже такое чувство, что мы уже сто лет знакомы. Но это не удивительно.

– Почему?

– Потому что… Потому что я люблю тебя!

– Ого! И давно ли?

– С первого взгляда.

– Не смешно.

– Да, это не смешно! Я уже чувствую, как буду страдать! Я уже страдаю!

– Отчего же сразу страдать? Любовь…

– Знаю. Любовь не может быть несчастной… Это правда. К глубочайшему для меня сожалению. Я ужасно счастлив в любви. Только мне от этого не легче. Мне от этого только тяжелей. Ведь я могу быть счастлив с каждой. А теперь представь, каково мне, когда я иду, например, с любимой в ресторан, а там официантка принимает заказ и я случайно встречаюсь с ней взглядом, и вот уже вечер, обещавший быть чудным, превращается в медленную пытку. Во рту сухо, ты не можешь есть, теряешь нить разговора, путаешься в ответах, не слышишь, что тебе говорят, смотришь на любимую больными глазами, а в ушах – звон. Как честный человек, ты бросаешь всё ради официантки, но однажды являешься с ней на вечеринку, а друг привел туда подругу, и вот ты уже не можешь смотреть ему в глаза и вы враги на всю оставшуюся жизнь. А потом подруга, уже в качестве невесты, знакомит тебя со своей семьёй, и выясняется, что её сестра – тоже твоя бывшая невеста. Или, еще того хуже, будущая. Более того, вдруг обнаруживается, что невестой является и её мать…

– Да, ситуация… Только почему ты считаешь страдальцем себя? А об этих женщинах ты подумал?

– Проблема в том, что я только о них и думаю.

Только теперь стало ясно, сколь сильно недоставало девице стержня в жизни. Парень продолжал открывать для себя богатства её внутреннего мира. Он работал на износ, она – на изгиб, на разрыв, на излом. Он всерьёз занялся раздвоением её личности. Членораздельность его действий делала всю её плоть крайней, но её кожи и костей непостижимым образом хватало на все углы и окружности. Её положения становились всё более интересными, но каждое мгновение приближало неизбежную кончину.

– То-то мне всё время кажется, что между нами всё время стоит кто-то третий.

– Всегда есть кто-то третий. Разве ты не чувствуешь постоянно чьё-то незримое присутствие?

– Ты говоришь о Боге?

– В некотором смысле.

– Ну вот, мы уже дошли и до богохульства. Не боишься?

– Мне иногда даже хочется, чтоб от меня отвернулись.

Парень и девица продолжали своё бесконечное болеро. Их чувству такта можно было позавидовать. Раскладушка её плоти образовывала телесный угол, способный воспринять всю противно-естественность его ужимок. Парень был явно не промах и ловко пользовался расположением девицы. Её образ дошел до бесподобия. Угол её падения с каждым разом становился всё более неотразимым. Наконец, играя ямочками на ягодицах, парень занялся очковтирательством, чтобы войти в анал этой истории. Изображение совершило ещё несколько судорожных фрикций, прежде чем окончательно застыть в непристойном флёре. Должно быть, не хватало памяти, если не воображения. 

– Слушай, я давно хотела кого-нибудь спросить об одной вещи, но всё никак не решалась, а с тобой мы столько глупостей друг другу наговорили, что одним дурацким вопросом больше – уже не так и важно.

– Спрашивай.

– Откуда всё-таки берутся дети?

– Вот вопрос! Знаешь, я тоже часто ломаю над этим голову.