Лидия КУЗЬМИНА-САПОГОВА

 

Родилась в Новгородской области. Высшее образование получила в С.-Петербурге. Публиковалась в журналах и газетах «Наука и религия», «Лад Вологодский», «Вологодская литература», «Вологодская неделя» и др. Автор вышедшей в 2005 году книги «Дедушка Мороз из Великого Устюга» (повесть-сказка). Живёт в Вологде.

 

 

ВЕНОК СКАЗОК ИЗ ВЕЛИКОГО УСТЮГА

 

Моим сыновьям Илье и Дмитрию посвящаю

 

ОДУВАНЧИК или СКАЗКА о том, что гусенок поросенку товарищ

 

Кого только нет во дворе у тетушки Груни! Животные домашние, птица. Бегали среди прочих Поросенок и Гусенок.

Первый большим чревоугодником слыл. Вкусно покушать – главное дело. Отрастил себе брюшко солидное, несмотря на нежный возраст. Так его и прозвали - Брюшкой. Спокойный, ленивый и осмотрительный.

Второй, хоть тощенький, неказистый, спуску никому не дает. Бойкий, отчаянный! Чуть что не по нраву – больно щипается, клюется. Его Забиякой нарекли.

Знакомство с драки началось. Не поделили что-то вкусное у лохани, куда хозяйка корм насыпала. Поросенок, если дело лакомого кусочка касалось, про осмотрительность напрочь забывал. Сшиблись, не уступают – визг, гогот! Еле их тогда растащили. Потом Брюшка и Забияка долго переругивались, дразнились-задирались, но постепенно поостыли и даже сдружились.

- Что за странности, - удивлялись многие. – Гусь свинье не товарищ!

Приятели эти замечания мимо ушей пропускали, вместе интересно – и все тут.

Ходили вдвоем на Молочный Луг – там одуванчиков видимо-невидимо. А молочник – одно из названий этого цветка, потому и луг Молочный. Да цветы эти кто как зовет: пушки, пуховка, пушица, пустодуй, куль-баба, грядуница, дойник, подойница, плешивец и даже зубной корень. Доктора и кулинары одуванчики ценят – полезное растение! Но не это сейчас важно (хоть и познавательно), а то, что Луг для наших друзей любимым местом был. Распрекрасно там! Речка рядом, лес. Уйдут на целый день – перекусят, на травке поваляются, всякие игры затевают. Сорвут опушившиеся одуванчики - по ветру семена пускают или дуют друг другу в нос. Хохочут, носятся, болтают о том-сем. Замечательно время проводили.

На Луг часто захаживал городской Художник с большим мольбертом, часами рисовал и охотно беседы с малышами вел задушевные о жизни да искусстве.

Однажды Брюшка и Забияка решили одуванчикового пуха на подушку набрать. Набили до отказа старую наволочку. Потом бродили по краю леса, собирая землянику. Услышали: сухие ветки трещат, спрятались - думали, медведь идет.

Глядь: стоят поодаль костлявый старик в черной мантии и с чугунным посохом, да такая же старуха. У него на голове ни волоска, а бороденка жидкая до пупка, у нее седые космы ниже пояса.

- Во-он тот маляр-живописец, про которого я тебе говорил, - бубнит старик. - Его завтра и возьмем, дочушки довольны останутся. Он их на холсте как живых изобразит, разошлем портреты в земли дальние – женихов полк набежит, а мы выбирать будем, куда пристроить наших ненаглядных девочек. Все при них – разум и краса, только замуж бы отдать повыгоднее! За особ высокородных-титулованных, а главное – богатеньких!

Старуха какой-то свиток из кармана вытащила.

- Нам еще нужны самые лучшие… Та-ак… Поэт, танцор, певец,  зодчий, парикмахер, музыкант, ювелир, сапожник, портной, скорняк, повар… Парфюмер… Звездочет…

- Дай срок, самых лучших и выберем. Запрем на чердаках и в подвалах – пусть на нас и наследниц наших работают! А не согласятся – замучаем голодом!

Брюшка, еле дыша, спрашивает шепотом:

- Что за хрю-хрю-хрыч и хрю-хрю-хрычовка?

- Клещей Виевич персоной собственной – всем злым колдунам колдун! И жена его Уморена - того же поля ягода! Помнишь, тетушка Груня сказки про них рассказывала? – тихо гогочет Забияка.

Помнит Брюшка. У супругов этих злоедливых тринадцать дочерей-лихоманок, что на людей болезни насылают: Трясея, Огнея, Хрипуша, Пухлея, Желтея, Горькуша, Немея, Глухея, Смутница, Ломея, Дряхлея, Зябуха и Кривея. Зимой есть особый день, когда читают заговор, всех их по именам называя – чтобы хворь от себя отвести.

- Чего придумали! – шипит Гусенок. – Художника нашего замечательного себе забрать! Ну-ка давай им трепку зададим!

Поросенок от ужаса чуть не в обмороке. Пятачок копытцем прикрыл, чуть слышно хрюкает:

- У тебя на плечах голова или кочан морковки?! Их же двое, а мы с тобой одни!! Да и сила у них чародейская!

Рассердился Забияка, перья встопорщил:

- Трусишь всегда! Нас тоже двое!

И ущипнул приятеля за ногу. Брюшка взвизгнул – а Клещей хвать его за хвост-крючок.

- Ух, жирный какой, боров откормленный! Пригодится.

Гусенка ногой отпихнул:

- Ты, замухрышка, пошел прочь! Гусей нам девать некуда!

Забияка на него бросился, чуть клюв о кованый сапог не сломал. Колдун рассвирепел:

- Дрянная птица! Бойцовым гусем себя возомнил?!

Старуха посохом чугунным махнула – отлетел Гусенок, упал без чувств. Поднялся – нет никого. Опустил крылышки, пригорюнился. Худые дела…

Смотрит: торчат из густой травы два уха разной длины. Подскочил Гусенок, увидел зайчишку дрожащего.

- Ага, га-га-га! Кто таков?

- Я-я  З-заяц Р-разноух…

Действительно: уши-то неодинаковые, одно другого короче.

- Ты житель лесной, знать должен, где Клещей с Умореной живут. Давай показывай!

- Н-неблизко…

- Да хоть в Тридесятом Царстве! Они Брюшку из-за меня заграбастали, должен я его выручить во что бы то ни стало! Помоги, прошу, ну, пожалуйста! Пожалей его!

- Н-не пойду… Б-боюсь…

Долго Зайца уговаривал. Пошли, наконец. Забияка наволочку с пухом прихватил, за крылья привязал. Не бросать же, да и легкая она, не тянет.

В сумерках добрались до Клещеева терема.

- Летом они здесь живут, как на даче, - лопочет Разноух. – А большой каменный дворец я не знаю, где.

- Не дворец нам нужен. Тут сейчас поселились – значит, и Брюшку сюда притащили. Но не в тереме же заперли! Есть тут хлев или сарай какой?

- Полно построек хозяйственных. Амбары, кладовые, конюшни, птичник… да, хлев тоже имеется.

Нашли Брюшку. Сидит под замком печальный, грустно хрюкает, еде вкусной ничуть не радуется, даже похудел от огорчения. Возились с замком – не открыть. Оконце высоко - не дотянуться.

Разноух трясется, не переставая.

- Заметят – что с нами будет? У них Сторожевые Волки да чуткие Гуси-Лебеди!

- Га-га-га! Что ж молчал? – обрадовался Гусенок. – Мои сородичи! Пойду к ним за помощью!

- Тебе сородичи, а этой колдовской семейке слуги верные. Не помогут, выдадут.

- Иного способа нет!

Пошел Забияка на переговоры – на цыпочках, крадучись. Гуси на его просьбы-мольбы ответили:

- Мы в услуженье против воли попали, должны старый долг отработать. Если вытащим твоего дружка – самим несдобровать. Но вам сочувствуем и научим, как без нас справиться. Ключи от всех замков носит Уморена на поясе – даже спать с ними ложится. Тот, что нужен тебе – железный, на медном кольце. Почивальня хозяйская на третьем этаже, шестая дверь налево. Сумей взять, а злодеев не разбудить.

Кое-как упросил Гусенок одуревшего со страху Зайца под окном караулить, а сам тише тени в опочивальню пробрался. Супруги храпят – кровать шатается. На столе огарок свечной тлеет. Перебрал ключи, нужный нашел – железный, на медном кольце, в окошко Разноуху выбросил. Тот поймал и к хлеву – выпустил Поросенка.

Вдруг за стеной одна из сестер-лихоманок громко заныла:

- О-о-ой, помогите, комар укусил! Ловите его! У-у-у!

Проснулись муж с женой, уставились на  Забияку, завопили:

- Ты здесь откуда, заморыш?!

Тот мигом сообразил, что отвечать необязательно - разорвал наволочку с семенами одуванчика, швырнул в потолок – а сам в окно.

Пух кружится, в глаза, в нос, в рот лезет. Клещей и Уморена чихают, кашляют, плюются, орут в два горла:

- Караул!!! Подъем! Держите вора!!!

Прибежали все тринадцать дочерей с няньками и лакеями - шум, гам, суматоха! Кто комара ловит, кто по углам вора ищет.

Клещей глаза и рот от парашютов-пушинок очистил,  прочихался и велел Гусям-Лебедям в погоню лететь, а слугам по пятам скакать. Всю ночь и следующий день беглецов искали, да не нашли. Потому что никто в сарай, где Гуси жили, не заглядывал. А там все трое и прятались!

Сидели и кумекали, как от Художника беду отвести.

Колдуны рассудили  искать незваных гостей по своей Черной Книге с магическими заклинаниями, но сразу не получалось: она починки требовала, в спешке на нее свечной огарок опрокинули, огонь страницы опалил.

Стемнело – вывели Гуси-Лебеди спасенных к самой короткой дороге, благодарности выслушали и распрощались. Забияку похвалили:

- Хорош гусь!

Добралась троица до лесной опушки без приключений.

- Мы теперь и твои друзья, - говорит Разноуху Брюшка, крепко его обнимая. – Вы с Забиякой – мои избавители. Хрю-хрю-хрю, благодарю!

Гусенок поддакивает, Зайцу лапу жмет. Договорились встречаться почаще.

Тетушка Груня у ворот гулен с хворостиной встретила:

- Что за новости – дома не ночевать? Где вас носит? Везде ищем, с ума сходим!

Рассказы их сбивчивые никто всерьез не принимал, животы от смеха надрывали:

- Хватит заливать! Выдумщики! Сказочники!

Но вскоре все во дворе поняли, что не врут приятели: лесные сплетницы-сороки растрезвонили, как Гусенок с Поросенком на пару  Клещеево семейство провели (про помощь Гусей-Лебедей никто не знал). Вот уж посмешище! От стыда сгорая, убрались колдуны с дочками-лихоманками в свой заморский дворец, хозяйство бросили. Сгнил их терем и рассыпался, то место бурьяном заросло, челядь разбежалась, живность разбрелась. Гуси служивые, дождавшись свободы, улетели на пустынные острова.

Приятели наши прославились, в округе их зауважали. Кстати, местные зайцы Разноуха за храбрость без меры превозносили, он даже начал нос задирать.

А Художник так и не узнал никогда, какая ему опасность грозила. До осени на Молочном Лугу рисовал себе спокойненько и одуванчиками любовался, не подозревая, какую роль эти цветы сыграли в его спасении. Осенью в свой город уехал. Тетушке Груне одну из картин на память подарил – на ней Брюшка и Забияка среди одуванчиков лежат, беспечные и веселые. И Разноух рядышком.

Может, гусь свинье не товарищ, а гусенок поросенку? Что вы скажете?

 

 

ЗОЛОТОТЫСЯЧНИК или СКАЗКА о Кентавре Китоврасе

 

Юный мастеровой Гаврила один воспитывал меньшого брата Григория – без родителей, уж так сложилось.

Ничего себе жили, в труде и достатке.

Гаврила – жених завидный, вот и положила на него глаз молодая женщина с окраины. Присмотрела потихоньку и пожелала замуж выйти. Да только брат меньшой ей совсем ни к чему. Решила извести мальца, чтоб под ногами не путался, не мешал.

Женщина эта, Чернава по имени, нечистую жизнь вела, колдовством потихоньку промышляла. Дружила с ведьмой Лиходейкой из Нехоженого Леса. К ней побежала за советом и поддержкой.

- Помоги, подружайка, в долгу не останусь! Такого я парня приметила, а он то работает, то с братом сопливым возится, на меня взглянуть некогда! Не станет Гришки – я Гаврилу в момент захомутаю, личную жизнь устрою, пусть все от зависти лопаются. Что скажешь?

- Охотно пособлю, - отвечает Лиходейка. – Мне мужичок в хозяйстве сгодится. Пусть прислуживает – платье чистит, сапожки снимает, мух отгоняет. И тебе выгодно, и мне приятно.

Недоброе две злыдни задумали! Договорились заманить Гришутку в лес, украсть и Лиходейкиным слугой сделать.

Стала Чернава каждый день к братьям наведываться, малыша обхаживать. То пряник печатный притащит, то леденец, то игрушку. Только Грише она не нравилась, подаркам ее он не радовался, брать не хотел. В лес на прогулку идти не соглашался. Дети малые злых людей чувствуют. Как та добренькой ни прикидывалась, не могла завоевать его доверия.

Гаврила удивлялся:

- Что ты так? Тетя хорошая, ласкает, одаривает, отчего и не улыбнешься ей?

- И ничего она не хорошая, - сопротивляется меньшой брат. – Глаза злые, так и бегают. Посмотрит – как ударит, по голове погладит – больно. Сюсюкает, а голос противный.

- Неужели? – не верит старший.

Гаврила-то на уловки поддался, ведь колдунья собой была хороша, не скупилась на лесть и услуги, не говоря уж о ворожбе. Изо всех сил старалась понравиться – и преуспела. Совсем парню голову заморочила. В дом по-хозяйски заходит и строит планы совместной жизни.

Как-то пришлось Гавриле по делам отлучиться. Кому самое дорогое - брата любимого, доверить? Конечно, Чернаве! А ей того и надобно.

Гришутка уревелся – не хочет оставаться ни за какие коврижки:

- Возьми меня с собой!

В первый раз Гаврила на брата прикрикнул:

- Кому говорю – слушайся! Ненадолго я. Что с тобой станется? Чернавушка здесь.

Обиделся Гриша, махнул рукой.

А Чернава руки потирает: пришел долгожданный час!

Старший брат дверь закрыл – она ребенка связала, рот заткнула, в мешок сунула. Даже колдовством утруждаться незачем! Бросила на телегу – и ну коня нахлестывать! Увезла в лес к Лиходейке. Там, за высоким частоколом, он и остался.

- Скажу Гавриле, что неслух вслед за ним убежал да потерялся. Поищет, потоскует и успокоится. Я ему сына и дочь рожу в утешение, о них и обо мне пусть заботится!

Подругу Чернава в гости зазвала – сидят вдвоем, угощаются и пьянствуют.

А Гаврила с полдороги вернулся – душа не на месте.

- Что ж я, - думает, - брата обидел, родную кровиночку. Не хотел он оставаться, к разлуке со мной не готов. Мал еще. Возьму его лучше с собой.

А дома среди ночи нет никого! Побежал Гаврила к Чернаве. У нее в палисаднике колдовская красная герань росла. Если кто к дому приближался – лепестки в ту сторону поворачивались. Потому никто ворожею врасплох застать не мог. А тут подруги напились допьяна, победу празднуют, хохочут, хвастаются, на герань и не глянут. Подошел Гаврила к порогу – и услышал горькую правду. Ворвался в горницу сам не свой.

- Я вас, - кричит, - ехидны, своими руками пришибу! Верните брата!

Вскочили кумушки.

- Стой, - визжит Лиходейка, - тронешь нас – вовек его не увидишь! Коли уж так вышло, давай выкуп и забирай сопляка! Тысячу золотых не пожалеешь?

Сник парень. Ничего бы он не пожалел! Да где взять такие деньги?

- Захочешь – найдешь! Когда разбогатеешь  – приходи в чистое поле у Нехоженого Леса, свистни три раза. Там поменяемся.

Услышав шум в ночную пору, у дома стали горожане собираться. Чернава вместе с Лиходейкой в лес поскорей убрались, страшась людского гнева.

Гаврила от горя обезумел. Вину свою зная, казнит себя.

Народ стал деньги искать, да сумма-то немыслимая – половины не нашлось.

Выступила вперед старушка седая, древняя и молвила:

- Надо тебе, бедолага, к Кентавру Китоврасу идти. Славен получеловек-полуконь своей силой и мудростью. Завтра как раз двадцать восьмое ноября – День Китовраса. В этот день он особенно милостив, обратись к нему со своей бедой. Глядишь, поможет.

Гаврила домой забежал, в путь собрался и побрел к городским воротам.

Узнала про то ведьма от своих шпионок - ворон, по дороге парня встретила и грозит:

- Наябедничаешь  Китоврасу – отправлю твоего брательника за тридевять земель к Бабе Яге, моей приятельнице. Дети малые – ее любимое лакомство!

- Чего ж ты от меня хочешь? – простонал Гаврила.

- Наймись к Кентавру – мол, заработать надобно. А зачем – не сказывай. Накопишь тыщу золотых – отдам пацаненка.

Спорить не приходится. Приплелся Гаврила к Китоврасу, поступил на службу. Жил в беспрестанных трудах. Ночь недосыпает, день недоедает. Утром двор убирал, днем в поле спину гнул, вечерами скот выпасал. И другой работой не гнушался, наоборот – выпрашивал. Дело в руках огнем горит. У кого хлеб сохнет, не зреет – у него густеет, чья скотина ноги завивает – его по улице брыкает, чьих коней под гору тащат – а его в поводу не сдержать.

Что угодно требуй - только плати! Нагрузил себя сверх всякой меры – дохнуть некогда. Зато монеты изо дня в день прибывают. Кентавр честно платил, не скупился. Не то, что иные наниматели – так и смотрят, чтоб за труд лишнего не положить. Дивился такому невиданному трудолюбию.

Гаврила ему понравился, но не мог Китоврас понять, отчего он алчный такой. Над золотыми трясется, пересчитывает да прячет. Заморил себя работой, высох, почернел. Чахнет над деньгами, не щадя здоровья. А сам смурной, ничто его  не радует. В глазах тоска застыла.

Не раз Кентавр пытался узнать, в чем тут секрет, да ведь парень не мог открыться.

Хмурится Китоврас:

- Жаден ты больно, не уважаю таких. Куда тебе столько? Гробишь молодость и здоровье непосильной работой. Невозвратно! Меры не знаешь… Всех денег не соберешь!

Молчит Гаврила.

- Все равно дознаюсь, - думает Китоврас. – Что ж это за причина такая?

В его  расписных палатах – житье-приволье, роскошье. Все есть – чего душа захочет, сколько пожелает. Но не богатство ценил, больше жизни берег жену свою – Русалку Ненилу. Любил ее до безумия. Всегда с собой носил – в ларце, а ларец тот в ухе прятал.

- Не в злате счастье, - повторял работнику. – А в тех, кто сердцу дорог. Ты ж один как перст, ни к кому не привязан. Для кого копишь? Э-эх! Скряга. Смотреть противно!

Гавриле такие речи – нож в сердце.

Была у Кентавра единственная слабость – вино и мед. Во хмелю буен бывал, себя не помнил. Потому пиров избегал. Было дело – напоил его враг и пленил, еле Китоврас свободу добыл.

Однажды не утерпел, сорвался Кентавр – запьянел и на парня набросился.

- Убирайся!  - кричит. – Чтоб глаза мои тебя, жадюгу, не видели! Презираю!

- Не могу, - отвечает тот. – Еще девяносто девять золотых накопить надо до тысячи.

Китоврас ему денег отсыпал и в шею вытолкал.

- Тьфу! Пошел прочь, а то от такой жизни на моих глазах загнешься! Не хочу я этого! Сердце кровью обливается на тебя, скопидома, глядючи! Откуда только такие берутся? Никто ему не нужен, никто не мил – свихнулся на богатстве! Кощея перещеголял!

Гаврила без слов в пояс поклонился – и бегом к Нехоженому Лесу. Жжет его незаслуженная обида, а душа поет – брату свободу заработал! Вину искупил!

Русалка Ненила из ларца выскочила и как даст муженьку затрещину.

- Ты во хмелю чего не натворишь!

Она-то Гаврилы тайну недавно узнала от птиц залетных, но берегла – навредить боялась. Потихоньку монеты подкладывала. Зато теперь в гневе все мужу выложила.

С Кентавра хмель соскочил. Стыд глаза ест.

- Я, - говорит, - этого дела так не оставлю. Сам в неволе был, никому не пожелаю! А тут дитя малое. Ах, змеищи!

Поскакал следом во весь опор. Как раз успел!

Стоят в поле Чернава и Лиходейка, в Гришутку вцепились, кричат Гавриле:

- За версту чуем – золотом пахнет! Принес за мальчишку тысячу монет? Погляди – он живой. А отдадим, когда еще столько же получим!

Швырнул им парень мешок – золотые рассыпались. Злодейки собирать кинулись, а братья друг к другу.

Тут Китоврас нагрянул, взревел, погнался за похитительницами. Те бежать! Он настигает, плетью стегает. А Ненила из его уха высунулась и шумит:

- Так их, поганок! Неповадно будет детей воровать!

Преследовали, пока негодяйки в Глухом Болоте не укрылись.

Вернулись супруги, обнял Кентавр братьев, прощения просит. А они и так от счастья ошалели.

Всему городу Китоврас праздник устроил. Начались пиры, полились меды!

Сам капли в рот не берет, опасается. И правильно!

Зажили Гаврила с Гришей лучше прежнего. Больше не расставались. Вскоре старший брат женился на хорошей девушке. А время пришло – и младший нашел суженую, добрую и милую. Живут – не тужат, с Кентавром и Русалкой дружат.

В том чистом поле, где упали золотые монеты, тяжким трудом заработанные, новое растение появилось и зацвело. Из него теперь готовят настои (и настойки) целебные, расти оно любит по лугам заливным, на речных берегах, в горах. Называют его золототысячником, золотухой, златотысячницей, золотниковой травой. А еще в память о Китоврасе – травой  кентавра. Хотите – отыщите и полюбуйтесь. Да сказку вспомните.

 

 

КУВШИНКА или СКАЗКА о чудесах на  Русальной Неделе

 

Июньскими вечерами молодежь деревенская  часто гурьбой собиралась на свежем воздухе. Это не в холода по избам сидеть! Теплынь, темнеет поздно – когда и гулять, если не теперь? Игры затевали, песни распевали, хороводы водили, в жмурки-горелки бегали. Раздолье!

Раз встретились у мельницы – шутили, смеялись, рассказывали разные истории.

- Под колесами мельничными, на дне омута, Водовик живет, - говорит Стеша. - Видите, во-он там вода по-особому воронкой вертится? Это над его домовищем. Да вот же он! Ой! Ай! Утащит!

- Щука плеснула, - улыбается Устин.

- Ага, щука, как не так. Он это! Что ему стоит рыбой обернуться? Иль кем еще. А то и бревном гнилым  прикинется!

- Хватит девчонок пугать, сейчас по домам разбегутся.

- Наш водяной смирный, - заступилась Феклуша. – Его при постройке этой мельницы задобрили: на поклон ходили с подарками, заручились благорасположением. С той поры он милостив, никого не обидел.

- Если Водовик тих, - не сдается Стеша, - так его подруги, русалки-купалки шалят. На Русальной Неделе особенно - сразу после Троицы. Посмотрите, уж что-то да будет!

- Сама им не попадись, - веселятся парни. - Они ведь только на женщин нападать осмеливаются?

- Женский пол больше недолюбливают, вредят, это верно. Холсты, полотна и пряжу таскают. В лесу могут одежду сорвать, ветвями отхлестать!

- Вот вы их и бойтесь! Нам-то что?

- А над мужчинами шутят: того, кто их красотой соблазняется, ловят, одежду рвут, щекочут до обморока руками холодными. За это их еще шутовками и лоскотухами называют…

- Так я от щекотки в обморок и упал!

- Ох, не зарекайся!

- Собой-то хоть хороши эти создания?

- Всякие есть… И безобразные с лицами синими… старые, обросшие-кудлатые - и прелестницы юные, нежные, с телами легче пуха. У всех волосы чуть не до пят, венками  украшены.

- Я бы посмотрел, - подмигнул Архип.

- Вот мужики! Для таких обалдуев девицы-водяницы и жгут костры по ночам, песни поют, приманивают…  А тех, кто до Русальной Недели купаться идет, или другими днями в полдень, на глубину затаскивают… Вот о прошлом годе, в самую жару…

- Страсти какие! Неужто от них никакой пользы нет?

- Ну… где они хороводы водят, густая и сочная трава вырастает.

- Парни, айда в лес, поймаем русалочку покрасивее! Да не одну! – предлагает Устин.

- Почему бы нет? – Архип не прочь. – Мы не робкого десятка!

- Ай, ну вас совсем! Все шуточки! Встречаться с ними опасно очень. Человека могут воли лишить, а захотят - в птицу, зверя, цветок обернуть. Иль еще в кого-что, представить невозможно…

- Вот интересно-то!

 - Приключений хочется? Бесстрашный какой выискался! На Русальной Неделе купалки из вод выходят, бегают по берегам, лесам, с ветки на ветку скачут, качаются-колыхаются, перекликаются голосами чистыми. Забредают на поля ржаные и конопляные, по росистой траве катаются… Людей в лес и воду заманивают…

- Зачем?

- Уж не с благими намерениями! Себе на забаву, простакам на погибель… Кто в здравом-то уме встречи с ними искать будет? Кроме вас разве, шибко умных.

- Говорят, здешние русалки любят старый пруд, что водокрасом лягушачьим зарос, - поежилась Стеша. – И Тихую Заводь, где кувшинок белых видимо-невидимо. Это их любимое растение. Его  издавна русалочьим цветком называют.

- А еще – одолень-травой! Она путешественников в дороге хранит, от бед и напастей защищает! – добавила Феклуша.

- Пошли к Заводи хоть сейчас, кувшинок нарвем! Тебе они тоже нравятся! А ваша бабушка-травознайка обереги и лекарства из них делает, отнесем и ей, – предлагают насмешники. – Подразним купалок!

- Нет, нет, ни за что! В такую-то пору! Дразнить! Бабушка и днем у них почтительно разрешения спрашивает, прежде чем кувшинку сорвать! – замахала руками Стеша.

Пошумели и к полуночи по домам ушли.

Миновала Троица. Одно за другим происходят в округе события странные. У колодца в полдень видели неизвестную полуголую девицу с распущенными волосами - зелеными, точно водоросли. Появилась невесть откуда и пропала незнамо как.

На закате  бабы на реке белье полоскали по колено в воде. Высунулся из воды большущий рыбий хвост, за ним руки точеные, а между пальцами-то перепонки! И в ладоши захлопали! Завизжали тетки, белье побросали, что есть духу прочь понеслись.

В тот же день кто-то рыбакам сети порвал, на мельнице жернов стащил, в плотине дыру проковырял.

Лодка  в Тихой Заводи без причины внезапно перевернулась, хорошо – у самого берега. Перевозчик на сушу выбрался, посудину волнами к острову прибило.

У Заросшего Пруда вечерами кричал кто-то тоненько:

- Кума, кума! Сюда!

Забеспокоились люди, ропщут:

- Не бывало никогда столько проказ сразу! С чего русалки расшалились? Водовик наш куда смотрит? Раньше их в узде держал. Иль постарел, не справляется?

Через несколько дней Стеша с Феклушей пропали - ушли и не вернулись. Отправились искать большой компанией, разбрелись во все стороны. 

Поиски допоздна затянулись. Устин с Архипом сами не помнят, как от людей отбились, в чащобе очутились. Ноги против воли туда несут… Друг перед другом храбрятся-хорохорятся, а страх до костей пробирает, зубы стучат. Белки кругом шныряют, крысы, лягушки скачут в немыслимом количестве… Голоса со всех сторон необычные, пение уху непривычное… Зовет кто-то:

- Человек, человек! Приходи!

Себя не помня, вышли к Тихой Заводи. А там… 

Сидят на берегу и прибрежных камнях девушки простоволосые, босые, в светлых рубахах без пояса… Лица до белизны бледные, тела полупрозрачные. Расчесывают мокрые спутанные волосы, тяжелые от воды. Поют голосами  звенящими… Стеша с Феклушей среди них, на собственные тени похожие. Своих не узнают, глаза затуманены.

Купалки вскочили, наперебой загалдели радостно:

- Вот они, те смельчаки, горе-герои, что хотели поймать русалочку покрасивее! Что ж, любую выбирайте! Отныне среди нас жить останетесь!

- Простите за глупость, - винится Устин. – Отпустите и нас, и девушек. Век худого слова про вас не скажем.

- Выкуп возьмите, - вторит Архип.

- Нет, нет! Девчонок потом и без выкупа отпустим – из уважения к их почтенной бабушке-травознайке! А вы сами пожелали с нами встретиться, никто за язык не тянул! Слово не воробей – вылетит, не поймаешь! Теперь вы наши навек! А пока не привыкли к новой жизни, не забыли родных и близких - надо позаботиться, чтоб не сбежали!

Водяницы захохотали, закружились, забормотали – превратилась Стеша в белую кувшинку, а Феклуша в желтую кубышку. Лягушки хором заквакали, затрясли лапками – превратился Архип в лягушачий водокрас! Устин – в белокрыльник болотный! Среди сотен водных цветов потерялись – попробуй, найди…

Купалки плещутся, веселятся. И тут…

Вода в реке вспенилась, волны в берега ударили, появился сам Водовик – зол да сердит, трезубцем грозит.

- Что за беззакония в моих владениях?

Русалки разом стихли, не шелохнутся, молчат испуганно.

Водяной в них трезубцем запустил, ладонями по воде захлопал:

- Ослушницы, бесстыдницы! Что ж вы делаете! Всех немедля расколдовать, чары сей секунд снять, слезно прощенья попросить, домой отпустить!

Девицы-водяницы зароптали, оправдываются:

- Они сами виноваты! Заслужили! Нечего было болтать, что русалок ловить собираются! А девушек мы так… в гости позвали… временно…

- Слово и дело – не одно и то же! Попугать за это можно, кто ж спорит, а пленять - нет! Ух, я вас! А в гости, чтоб вы наперед знали, по собственному желанию ходят!

Заметались купалки, заклинания вспоминают, на разные лады повторяют. Чуть погодя вернули пленникам прежний облик. Те вскочили, озираются, не верят в чудесное спасение.

Водяной негодует:

- В кои-то веки отлучился к старому приятелю – Черноморцу, Царю Поддонному и жене его – Царице Белорыбице.  Думал к Русальной Неделе вернуться, но у них  дочь седьмая родилась – мы и загуляли… Купалкам  же я строго наказал закон соблюдать, меру знать, зазря никого не пугать, не хватать – только особо провинившихся. А они вон чего натворили!

Извинился за своих непослушных подданных и уплыл отдыхать с дороги.

Водяницы смущенно просят обид не держать, помириться пытаются:

- Если придете на Русальной Неделе в лес, венки из цветов в реку бросите – поможем вам суженых отыскать. Или, того лучше, в День Берегини – пятнадцатого июня.

Только Стеша, Феклуша, Архип и Устин сами себе суженых нашли, без русалочьей помощи. А белые кувшинки – русалочьи цветы - одолень-трава - и сейчас с весны до осени покрывают Тихую Заводь. Дивные места, но без особой надобности туда мало кто ходить отваживается. Вдруг строгий Водяной снова в гости к Черноморцу укатил?

Купалки, без присмотра оставшись,  пошутить-пошалить по-прежнему не прочь… Особенно на Русальной Неделе!

 

 

ШИПОВНИК СОБАЧИЙ или СКАЗКА о Скипере-Змее

 

Стояло сияющее лето. Днем сверкало солнце, лучи его не палили, а мягко грели, и все тянулось вверх. По ночам часто шел дождь, земля благодарно принимала влагу и отдавала свою силу растениям – превратилась округа в сплошной цветущий сад.

Погожим вечером в середине июня детвора веселилась у околицы. Играли в лапту, чехарду, догонялки!

Устали, расселись-разлеглись на траве-мураве. Кто-то вспомнил, что не за горами летний солнцеворот, подходят самые длинные дни в году. После них ночь неуклонно прибывает – сначала по чайной ложке, а дальше – больше.

- Скоро второе кресеня – Змеиный День, - задумчиво сказал  подошедший к ним дядя Прокоп. – Или День Скипера-Змея.

- Чей? Какой?

- День змеиных свадеб. Сползаются они со всех низин, болот, лесов, пещер – из всех нор да укрытий своих и поездом идут на змеиную свадьбу.

- Это я вроде слышал уже, - сказал Еремушка. – А ты еще про какого-то скиперта упомянул.

- Про Скипера. Он у них главный – как император, что ли. По всему миру покорны ему ползучие гады.

- Какой он из себя? Сколько ему лет? Где живет? Что делает? Ты его видел? – посыпались вопросы.

- Погодите, что вы хором кричите, я и не запомню, - отвечает Прокоп. – Сам не видел, только слыхал. Скипер огромен! Голова и тело змеиные, но есть две руки и ноги с когтями. За спиной крылья кожистые. На голове золотая корона с каменьями драгоценными. В пасти жало ядовитое. Говорит на всех языках человеческих и каждой твари язык знает. Умен, зол, алчен, властолюбив. Где его логово – про то никто не ведает. Сдается мне – глубоко под землей. Живет давным-давно… миллион лет, наверное. Что делает? Этого уж вовсе не знаю. Сказывают, весь свой век мечтает белый свет завоевать, один воцариться над миром, чтоб все и вся подвластны ему были. Планы строит, готовится. Да не выходит – вот и злобствует.

- Что еще о нем известно, дядя Прокоп?

- Поют у нас Песни Гамаюновы, рассказывают о приходе на нашу землю Скипера со змеями и всякой нежитью. Давно эти песни сложены, поди пойми – то ли это уж было, то ли предстоит…

- Неужто на него управы не сыскать?

- В преданиях говорится, что в короне Скипера есть черный Гадючий Камень. Если его достать – Змей слабее и послушнее ягненка сделается. Камень нужно бросить в воду проточную, тогда это чудище на триста лет свою силу теряет. Из-под земли носу не кажет, а подданные его встреч с людьми избегают.

Ребята переглянулись.  Как-то жутковато от таких рассказов на ночь глядя.

Дядя Прокоп добавил шепотом:

- А второе кресеня – день вообще непростой. Говорят –  сторонники зла в это время сильны особенно, в старину в Змеиный День вражеских нашествий ожидали, готовились. Сейчас про этот опасный день редко кто вспоминает.

- Пойдемте-ка по домам, - прошептала Дуняша. – Мне боязно…

- И то пора, - согласились все. – Поздно уже.

Один за другим разбрелись по избам.

Прошла неделя. Еремушка с Дуней собрались по грибы, с ними щенок Трехлапка. Песик этот хромал с рождения – задняя лапа его подводила. В остальном собака хоть куда – слух и зрение отличные, умный, храбрый, верный, выносливый, хозяину первый друг. Хоть сторожевую службу нести, хоть в лес на охоту. Еремушка его любил, играл с ним, всему учил, не разлучался. Без собаки в лесу несподручно, неровен час - заблудишься. Трехлапка дорогу домой показывал, о приближении диких зверей предупреждал. Да и грибы находил получше хозяина.

На утренней заре пошли в Боярский Лес – далеко. Это если торной дорогой идти. Но есть тропинка втрое короче. Только ходили по ней редко. Тревожное место, бурелом и заросли, болото рядом. И овраг глубокий. За ним Колючая Гора. Еремушка на эту тропинку и свернул! Дуня не идет за ним, сердится.

- Туда и толпой не ходят, опасаются. А нас всего двое. Я боюсь. Пойдем привычной дорогой, лучше путь длиннее, да безопаснее.

- Трое нас, - важно поправил Еремушка, - а Трехлапка-то? Защитник надежный! И чего боишься? Разве тут что с кем случалось? Не припомню.

- Не любят люди это место. Уж не зря, наверное. А нам туда зачем? Нет никакой необходимости. Не ленись, пойдем по надежной дороге.

Еремушка заколебался, а показать стыдно: подумает девочка, что струсил он.

- Дуняша, ну пошли здесь, пожалуйста. Я с тобой, у меня палка крепкая, ножик, веревка. Да и не ночь ведь – светлехонько. Пойдем побыстрее. По твоей дороге вернемся!

- Трехлапка, объясни ему! – просит Дуня. – Тише едешь – дальше будешь.

 Щенку хозяйская затея тоже не нравилась, но он и пасть раскрыть не успел, а Еремушка:

- Мой пес всегда со мной согласен!

Трехлапка так и сел – что тут скажешь.

Потопталась Дуня, плечами пожала. Стали в овраг спускаться.

Вскоре Ерема и сам заробел. Быстро идти не получается – то одно препятствие, то другое. Тишина вокруг мертвая. На дне оврага – издалека видно – вода бурлит. Туман стелется.

- Не к добру это, - хнычет Дуняша. – Пойдем назад…

Дальше - хуже. Стали на каждом шагу змеи попадаться. Трехлапка на первую же бросился, да хозяин удержал. Ну, как ядовитая? Цапнет – что тогда?

Змея вышмыгнет из под ног и сзади на тропу ложится – обратный путь закрывает. Хочешь, не хочешь - иди вперед. Потом змеи и по бокам выстроились – не свернуть.

Открылось место широкое да ровное, словно площадь. Стоит на нем золотая колесница, в упряжи шесть змеев огненных. Сидит в ней – дети сразу поняли, кто. Точно такой, как дядя Прокоп его описывал. Смеется хрипло, крылья топорщит, когтями стучит.

- Отлично Змеиный День начинается, удачу предвещает! Вот и первые мои пленники! Сами в руки идут, без приглашения!

- Кто ты такой? – спрашивает Еремушка, всю силу воли в кулак собрав.

- Я Скипер-Змей… Велик, силен, славен, подданными любим. Теперь и над вами господин! А к вечеру деревня ваша моей будет. Разрушу ее до конского копыта и начну по земле победное шествие! Города большие и селения малые мне отойдут, всякая живая тварь на брюхе ползать станет, а уж люди подавно. Сам решу – кого казнить, кого миловать, кого на службу взять. Поступай, юнец, ко мне в войско!

- Еще чего! Самозванцам не служу! Убирайся восвояси!

- Ишь, каков! Не руби сплеча, больно кровь горяча! В старину и не такие удальцы рождались, да от них одни сказочки остались! А более ни следа, ни памяти. Вот сейчас дам знак – клочья от тебя полетят, непокорного! Иль на кол посажу промеж морей под открытым небом… Иначе запоешь. Мой верх будет!

Налетели змеи со всех сторон, обвили ребят и щенка словно канатами – пальцем не шевельнуть.

- Не понимаешь ни бельмеса! – ярится Змей, слюной брызгая.  – Никто со мной совладать не может, а тебе честь была предложена… Наш день настал – я его триста лет дожидался! Тобой сегодня позавтракаю, девчонку в жены себе возьму, а пса вашего шелудивого удавлю!

Трехлапка вырывается, бьется, да где там! Обвилась холодная змея вокруг горла - обмяк щенок, глаза закатил.

- Бросьте эту падаль, - приказал Скипер. – Вперед, на Колючую Гору! Там смотр своему войску устрою, парад приму и в бой поведу. Никто нас не ждет, давно забыты предупреждения стариков! У людей память короткая… Возьмем деревню и дальше двинемся!

Зашипели змеи торжествующе, поволокли детей за колесницей.

Трехлапка, как скрылась процессия, тут же вскочил. Хватило ему ума задушенным прикинуться! Побежал по следам на безопасном расстоянии. Хоть не может ничем помочь, а в беде ребят бросить невозможно. Погибать, так уж вместе. Но не сдаваться до последнего!

На вершине Колючей Горы опустили змеи детей в ущелье, а сами на смотр-парад собираются. В том месте густо рос дикий шиповник, ветки переплетая. Песик полз, по кустам таясь, чуть не половину шерсти на иглах оставил, в кровь ободрался.

Узников не охраняли, ведь вылезти из ущелья никак нельзя. Бросил Еремушка другу веревку, сначала песик Дуню вытащил, потом они вдвоем Ерему.

Забрались в шиповник. Детям незамеченными не пробраться, а змеи вот-вот пропажу заметят.

- Как же остановить этих… пре… пре-смы-кающихся? – утирает слезы Дуняша.

Пока соображали, к тому  кусту притащились гремучка и кобра с золотой короной.

- Скипер ее начистить велел, - шипят. – Где то средство, от которого золото и камни огнем горят?

Ушуршала гремучка, а кобра легла у короны, глаза прикрыв. Глянул мальчик на Трехлапку – тот без слов понял, в секунду из куста выскочил, голову змеиную к земле прижал. За ним хозяин – нашел в короне черный Гадючий Камень, ножом выковырнул, высоко поднял и кричит:

- Где же ты, подземный мечтатель? Не передумал белый свет завоевывать?

Змеи в мгновение ока куст шиповника окружили, яблоку упасть негде. Скипер дрожит, как лист осиновый, в пыли бьется, извивается.

- Верни заветный камень! Будешь первым министром моим! Полцарства отдам! Твоя взяла!

Засмеялся мальчик, взял Дуняшу за руку и пошел вниз к реке Быстрине, что у подножия горы текла. Трехлапка не отстает.

Расступились змеи, сзади ползут ратью несметною, шуршат, гремят,  шипят, языки раздвоенные высунув.

Скипер в бессильной злобе воет, рычит, чего только не сулит, проклятьями сыплет.

Подошли к реке – размахнулся Еремушка и бросил камень в самую середину. Закрутил его водоворот – и на дно унес.

Исчезло солнце, сгустился сумрак. Загудела, затряслась земля – змеи врассыпную кинулись. Берег разрезала глубокая трещина – вопя истошно, провалился в нее Скипер вместе с колесницей и упряжью.

Сомкнулись края трещины, выглянуло солнце, громко и радостно закричали птицы.

Дети на траву присели, чуть живые. Трехлапка сбоку упал.

Отдохнув, раны промыли и домой побрели, а уж смеркалось. У околицы народ с огнем, оружием и собаками собирался – в лес идти, детей искать. Испугались все – в тех краях землетрясений вовек не случалось.

Ребята все как есть рассказали. Слушают люди – не верят.

На другой день пошли на Колючую Гору целым отрядом. Нашли многочисленные следы змеиного полчища, а возле ущелья звездой сверкающий самоцвет. Видать, из короны выпал, а в спешке змеи не хватились. Самоцвет невиданный заезжий миллионщик купил, а в деревне построили на те деньги новую школу и много еще чего.

Видели люди, сколько окровавленной Трехлапкиной шерсти осталось на колючках шиповника, восхитились собачьей преданности и с тех пор называют тот куст шиповник собачий или собачья роза. Из его плодов лекарства делают. А в людской памяти связано это растение с давней историей о верности маленького щенка Трехлапки.

 

***Примечание: 2 КРЕСЕНЯ – Змеиный день, день Скипера-Змея – 22 ИЮНЯ

 

Вологда 2006 - 2009 г.