Иосиф ПИСЬМЕННЫЙ

 

Родился в Украине. Окончил МАИ, доктор технических наук. С 1995 года – старший научный сотрудник в Хайфском Технионе (политехническом университете) в Израиле. Печатался в журналах «Кольцо А», «Крокодил», «Знание-сила», «Наука и  жизнь», «Самарская Лука», в альманахе «Знание – сила. Фантастика», в сборниках военного юмора «В море, на суше и выше…». Автор книг «Спасибо, бабушка!», «Палатка Гаусса», «Это аномальное время», «Вторая встреча».

 

 

Из цикла «НОСТАЛЬГИЧЕСКИЕ РАССКАЗЫ»

 

 

“АНДРЕЕВ – НЕ ДАМА”, ИЛИ НОВЫЙ ГОД И ГЛАВНЫЙ РЕДАКТОР

Рассказ

 

Сейчас уже стало прописной истинной, что, мол, пресса в Советском Союзе  была не свободной, не демократической, была целиком подчинена государственной цензуре и партийным интересам одной-единственной в стране партии. Не то, мол, в западных странах. Там пресса, разумеется, целиком и полностью независима, свободна и демократична. И в качестве доказательства приводится тот факт, что в странах западного, свободного мира журналисты могут критиковать кого угодно: депутатов, министров, глав государств и глав правительств.

Иногда мне надоедает слушать всю эту высокопарную чушь, и тогда я говорю:

- Согласен, на Западе журналисты могут критиковать кого угодно: депутатов, министров, глав государств и глав правительств. Папу римского и английскую королеву. Но могут ли они себе позволить опубликовать в газете, скажем, карикатуру на собственного главного редактора?

И, не дав моим оппонентам прийти в себя, я добавляю:

- А вот мне известен случай, когда в Советском Союзе, в самые застойные годы в газете была помещена не одна, а целая серия карикатур на собственного главного редактора, и никто не пострадал! Никто – заметьте: никто! – за это не был наказан!

Как правило, после этого заявления наступает шок, так что никакой дискуссии не возникает, тема закрывается, и никто не интересуется подробностями.

А зря…

…Я уже не помню, кому именно из нас во время праздничного застолья по случаю очередной годовщины Октябрьской революции пришла в голову гениальная идея ознаменовать предстоящую встречу Нового года выпуском стенгазеты. Сразу же встал вопрос о том, как распределить обязанности. И тогда Саня изрек:

- Обязанности Главного редактора, разумеется, Андреев берет на себя. Голосовать не будем. Нам ни к чему эти пустые формальности.

(После окончания института у Саньки началась мания величия, которая в основном выражалась в том, что о себе он говорил исключительно в третьем лице, при этом называя себя только по фамилии. И жену свою тоже. Правда, повинуясь общему стилю, он все же именовал ее не Андреевой, а Андреевской. Но никак не Саниной, как все…

То, что у Сани начали проявляться диктаторские замашки, я могу объяснить только одним: их дом был расположен недалеко от штаба военного округа. Так что там атмосфера была такая. Через пару лет эта болезнь так же, как сама собой появилась, сама собой и прошла.)

Насладившись минутной паузой, вызванной таким неслыханным в нашей среде попранием демократии, и, вероятно, желая пресечь возможные споры по поводу распределения оставшихся ролей, Саня продолжил монолог, походя родив свой первый афоризм:

- Заместителя выбирать не будем. Андреев незаменим!

Именно эта крылатая Санина фраза «Андреев незаменим!», вместе с другой его крылатой фразой, о которой речь пойдет ниже, и легла в основу зарождающегося фольклора нашего коллектива.

- Газета должна быть веселой и остроумной, но без мелкобуржуазного злопыхательства, - продолжил наш новоиспеченный Главный редактор и почему-то строго и вместе с тем подозрительно посмотрел на меня и Славика.

- Почему именно мелко? – обиделись мы со Славкой.

Но Саня не обратил на это никакого внимания. Он сделал небольшую паузу и закончил:

- Думаю, что выражу общее мнение, если скажу, что газета должна быть еще и красочной. Поэтому нам придется хорошенько подумать, посоветоваться, так сказать, с народом, кому можно будет доверить роль художника.

Это был уже выпад в сторону Вовика, ибо лучшего художника, чем Вовка, нельзя было и придумать. Скажу больше, Владимир был в этом деле единственным из нас профессионалом, ибо подрабатывал, оформляя первомайские, октябрьские и новогодние стенгазеты для окрестных парикмахерских, ателье и небольших магазинчиков.

Именно в этот вечер Вовик позабавил нас рассказом о том, как директор швейного техникума сокрушался по поводу всего лишь второго места, которое на районом конкурсе стенной печати заняла их газета «Будящий ошейник», виноват, «Будущий швейник». Техникум обошла какая-то вшивая женская парикмахерская. Директор техникума не знал, что стенгазету вшивой парикмахерской, также как и занявшую третье место газету ателье мод, оформлял все тот же Вовик.

… Когда 31 декабря вечером мы стали прибывать на квартиру к Саням, в коридоре вместо Главного редактора и его супруги, нас встречали грустные Зоя Ильинична, Санина мать, и дядя Коля, Санин отец.

(Пусть читатель не сетует на отсутствие единства стиля, но я всю жизнь Санькиных родителей называл именно так: Зоя Ильинична и дядя Коля, и здесь тоже по-другому называть не буду.)

- Простите нас великодушно, - говорила, отводя глаза, Зоя Ильинична, - но Шурик заболел и выйти к вам не в состоянии. Никогда прежде с ним такого не бывало. А тут вдруг, ни с того, ни с сего… Стыд-то какой… Извините, пожалуйста…

- Да, - вторил ей дядя Коля, удивленно и вместе с тем виновато разводя руками, - кто бы мог подумать. Привезли с работы на машине… Как он теперь своим рабочим в глаза смотреть будет? Он ведь у них начальник…

Мы через большую комнату, где, собственно, и намечалось застолье, проходили в спальню Саней. Там на кровати, по диагонали лежало громоздкое тело нашего Главного редактора. Правда, без обуви, в одних носках. Но зато в брюках и пиджаке на одну руку. Тело лежало на животе, но одна половина лица нам была видна. На ней без труда читалось, что хозяин этого тела не скоро придет в себя.

Из кармана Санькиного пиджака торчала аккуратно сложенная газета, которую я машинально вытащил из этого кармана, чтобы она не помялась.

Рядом с кроватью на стуле с удрученным видом сидела Санина.

- Вот, полюбуйтесь, - сказала она.– Рабочий класс вместе с трудовой интеллигенцией свои предпраздничные обязательства выполнил досрочно. Сначала оперативка у директора завода, потом у главного инженера, потом у начальника цеха, затем у старшего мастера, а на закуску он сам провел оперативку с рабочими своей смены. Они-то его и домой доставили.

- Старые кадры к этому привычны, а у молодых специалистов кишка тонка, - философски заметил Вовик.

Мы тут же радостно сообразили, что недостатка материала для новогоднего номера у нас не будет.

Вовик быстро, никого не спрашивая, (а чего болтать лишнего, и так все ясно!) разместил по краям ватмановского листа сцены оперативок – от первой, директорской, до последней, которую молодой специалист проводил уже сам, с рабочими собственной смены. Самое интересное, что все персонажи были изумительно похожи на оригиналы, ибо газета, которую я извлек из Саниного кармана, оказалась новогодним номером заводской многотиражки и изобиловала фотографиями заводского начальства и передовиков производства.

Название нашей новогодней газеты Вовка лихо написал, ни с кем не советуясь, в собственном стиле, то есть на столь любимой им латыни: «In vina veritas!»

- Добавь еще одно эС в конце заголовка! – сказал я.

- Зачем? – удивился наш художник.

- Как зачем? – возмутился я. – ТАСС пишется через два эС!

- При чем здесь ТАСС?! – вскричал Вовка.

- Как при чем? – поддержал меня Славка. – Ты же сам написал здесь «In vina», то бишь, в Вене, «veritas!» - верят ТАСС! ТАСС, то есть Телеграфное Агенство Советского Союза пишется через два эС!

- Кстати, Вена пишется с большой буквы! – заметила моя половина, зачем-то заглянувшая к нам из кухни.

- Какое ТАСС, какая Вена! – вскричал Вовик. – «In vina veritas!» - это же по-латыни означает «истина в вине!».

- Ах, по-латыни, - обрадовалась моя супруга. – То-то я удивляюсь: ни на один приличный язык - ни на немецкий, ни на французский, ни на английский - совсем не похоже!

Сообщив нам свое мнение о приличных и неприличных языках, она с чувством исполненного долга отправилась туда, куда и положено - на кухню. Помогать остальным дамам.

- Истина в вине? Что-то я не пойму, что ты этим хотел сказать? – удивился Славик. – При чем здесь вино, если известно, что на производстве пьют спирт?

- То-то и оно! – обрадовался Вовик. – Здесь очень тонкий юмор. Еще от древних римлян. На трезвую голову тебе этого не понять. Чтобы не упиваться до такого безобразного состояния, надо пить не так, как пьют сейчас, а как пили древние.

- А как пили древние? – заинтересовано полюбопытствовал я.

- Вот, вот, - обрадовался Вовик. - Не спирт, а исключительно виноградное вино. Подумай: «истина в вине!». В вине, а не в водке! И уж тем более не в спирте!

- Очень интересная трактовка, - заметил я. – Действительно, на трезвую голову не понять.

- Боюсь, что на не трезвую голову нам этого тоже не понять, но мы это мигом проверим, - продолжил Славик мою мысль, вручая членам редколлегии наполненные стопочки и чокаясь с ними.

(Это у нас традиция такая. Прежде, чем сесть за праздничный стол, мужики обязательно должны незаметно от жен похитить бутылку водки с собственного стола, разлить по стопкам, опрокинуть и заесть самодельными бутербродами из стоящей на столе закуси. Обычно этим на добровольных началах занимался Славик, его даже не надо было просить. Только после этого ритуала можно было садиться за стол.)

Вовик работал быстро, и хотя в центре листа еще оставалось чистое, свободное, ничем не занятое место, мы не торопились его заполнять, словно предчувствуя, что судьба подарит нам главную изюминку для новогоднего номера.

…А между тем до Нового года оставалось менее получаса.

Воспользовавшись тем, что дамы застряли на кухне, Славик по второму разу вручил нам наполненные стопки, приговаривая:

- Цисто символицки! Цисто символицки!

При этих его словах из Санькиной спальни раздался какой-то неясный шум, и послышался мощный рык нашего Главного редактора:

- Бездельники! А о газете забыли! Что вы можете без Андреева? Ровным счетом ничего! Сейчас Андреев лично займется новогодним выпуском стенгазеты!

Мы со Славиком мгновенно сообразили, что уже почти готовую газету надо спасать, не сговариваясь, бросились к двери и мгновенно закрыли ее. На помощь к нам с кухни поспешили дамы. По одну сторону двери ее тащил на себя Санька, с другой стороны дверь тянули на себя мы со Славкой. Обхватив наши широкие спины и пока еще впалые животы, нам помогали прибежавшие из кухни жены. И только Вовик не принимал участия в этой схватке. Он лихорадочно рисовал с натуры батальную сцену, ставшую потом знаменитой.

На шум поспешили из своей комнаты Санькины родители.

- Шурик! Ну что ты делаешь! Ведь соседи что могут подумать, - запричитала Зоя Ильинична.

К ней присоединился дядя Коля:

- Сашка! Негодник ты этакий! Что ж ты меня позоришь! В собственном-то доме! Со своими-то друзьями! – и неожиданно перешел на визг: - И справиться не можешь!!!

Этой поддержки оказалось достаточно. Мы рассмеялись и ослабили усилия. Санька рванул изо всех сил. Дверь распахнулась.

Но было поздно: Вовик закончил свой шедевр.

Санька ринулся к столу, на котором лежала наша стенгазета. В центре газеты красовалась лучшая из Вовкиных картин. Санька сурово посмотрел на рисунки, прочел бессмертную подпись под основной картиной: “Прорыв Главного редактора к исполнению своих обязанностей”. После этого он схватил тушь и быстро написал крупными буквами на свободном месте в правом нижнем углу: “Главный редактор А.Н.Андреев”. 

Затем Санька изрек свою вторую фразу, которой предстояло стать исторической:

- Андреев - не дама!

Теперь в нашем фольклоре имелось уже две его крылатые фразы “Андреев  незаменим!” и “Андреев - не дама!”

… До Нового года оставалось ровно пять минут…

 

 

УМЕЛЕЦ

Рассказ

 

Лучше всего меня поймут те терпеливые мужья, которые прожили в законном браке столько же лет, сколько я. Или хотя бы половину. Впрочем, и трети достаточно. Но и начинающим супругам и даже потенциальным страдальцам мой рассказ окажется интересным и даже полезным.

Наверняка среди ваших друзей найдется такой, которого ваша жена постоянно ставит вам в пример. У меня на различных этапах семейной жизни эту роль выполняли разные мои приятели и знакомые. Но никто из них не мог сравниться с Рафиком (имя изменено, но друзья, несомненно, поймут, о ком я говорю). Именно он получил бы титул лучшего супруга прошлого столетия, если бы состоялся такой конкурс, и будь моя жена председателем его жюри. Главное достоинство Рафика – золотые руки. Он может сделать и делает все своими руками.

Вообще-то я тоже горжусь тем, что, будучи «белым воротничком», могу много чего сделать своими руками. Я, например, самостоятельно перебрал деревянные полы в нашей квартире, ибо строители сдали наш дом с такими щелями в полу, что в них запросто проваливались не только мелкие монеты, но даже столовые ложки и вилки. Но это меркнет перед тем, что Рафик установил у себя паркетные плиты.

Я своими руками выполнил на нашей даче ряд работ: возвел забор вокруг участка, выкорчевал деревья, перекопал участок, выкопал яму в его дальнем углу и соорудил над нею маленький домик для интимных потребностей. Затем я смонтировал трубы для полива участка, построил дачный домик, провел к нему воду и электричество, установил газовый баллон и газовую плиту для приготовления пищи. Но такого красивого камина, как на даче у Рафиков (в нашей компании принято и жен называть по имени мужей) у моей жены все же не было. Правда, в действии мы его –камин – никогда не видели, ибо Рафики жили на даче исключительно летом, когда в отоплении нет надобности.

Каждый год весь апрель месяц я все вечера проводил в гараже, готовя машину к техосмотру. Я научился перебирать и ремонтировать мотор, сцепление, тормоза, амортизаторы и вообще все, что имело привычку неожиданно и ожиданно выходить из строя. Но при любой неисправности с автомобилем я слышал от жены, что с Рафиками такого не могло бы случиться.

Рафики никогда не приезжали в гости с пустыми руками. Даже в праздники и дни рождения Рафик заходил в квартиры своих друзей с маленьким чемоданчиком в руках. В нем были аккуратно уложены гаечные ключи разных типов и размеров, наборы отверток различных параметров, включая самые маленькие часовые, машинные масла и масленки, электродрель с различными сверлами и приспособлениями для развертки, шлифовки, полировки. И куча всего, о назначении чего мы не могли даже догадываться. Пока Рафикова направлялась на кухню, чтобы помочь остальным дамам в нанесении последних штрихов на салаты, Рафик любезно осведомлялся у хозяйки дома, не надо ли чего починить.

Когда мы купили себе цветной телевизор, старый черно-белый перекочевал на дачу. Все бы хорошо, но со временем наш дачный массив разросся настолько, что подстанция уже не могла обеспечить нужного напряжения. По вечерам оно так снижалось, что телевизор начинал плохо показывать. Правда, звук был вполне хороший. Жене это не нравилось, но я ничем не мог помочь. Сосед по даче, учитель физики по специальности, притащил из школы себе и нам по пять лабораторных трансформаторов, но и это не позволило поднять напряжение до нужного уровня. Однажды я съездил на две недели в командировку. Когда я вернулся, то телевизор уже не издавал ни звука.“У нас кто-то был в гостях?” – спросил я жену. – “Понимаешь, на выходные к нам приезжали Рафики. Оказывается,  наш телевизор был собран по неправильной схеме”.

У моей жены была швейная машинка фирмы Зингера. Ее подарил мой прадед моей бабушке. Это было по тем временам весьма приличное приданое. От бабушки машинка перешла к моей маме, а мама подарила ее моей жене, когда у нас родился первый ребенок. Машинка работала, как часы. Как вы уже догадались, Рафику захотелось ее отладить, но я не позволял этого делать. Но однажды я заболтался за столом с Вовкой и Санькой и прозевал тот момент, когда Рафик приступил к разборке Зингеровской машинки. Пока мы пили и закусывали, Рафик в соседней комнате занимался отладкой. К концу вечера он продемонстрировал всем гостям, как чудесно ему удалось отладить нашу машинку. Но когда на следующее утро я захотел проверить работу машинки, то у меня не хватило сил крутить ручку. Пришлось мне покупать для жены электрическую швейную машинку.

Есть у нас в квартире антикварная вещь – старинные напольные часы. Друзья подарили их нам на новоселье. Они даже легенду для часов придумали. Оказывается, часы принадлежали еще моему прадеду, который, согласно этой легенде, был купцом первой гильдии и привез эти часы из Парижа. У часов, по современным понятиям, был один недостаток: их приходилось каждый месяц заводить. Однажды Рафик решил перевести часы на батарейки. Теперь правильное время они показывают лишь два раза в сутки. Зато, как любят шутить мои друзья, они это делают точнее, чем эталон времени в Парижской палате мер и весов.

На прошлой неделе мы отмечали день рождения Рафика. Нас сразу же заинтересовали электронные табло, установленные на спинках стульев. Когда мы вошли в столовую, все табло показывали одни нули. Когда мы уселись за стол, табло продолжали показывать одни нули. Дав нам вдоволь посмеяться по этому поводу, Рафик пояснил, что табло показывают не вес гостя, а изменение веса во время застолья.

Естественно, что к концу вечера я решил немного скорректировать показания своего табло и направился в туалет. Там меня ждали сразу два сюрприза. Во-первых, туалет был заставлен ведрами с водой, и я только чудом не угодил в одно из них. А во-вторых, за мной немедленно приперлась Рафикова. Поначалу я не совсем правильно понял намерения хозяйки дома и вознамерился пропустить ее, как даму, без очереди.

Но оказалось, она примчалась за мной, чтобы предупредить о том, что пользоваться устройством для спуска воды нельзя. Дело в том, что Рафик подвел к унитазу горячую воду, но эти идиоты так проложили трубы, что его усовершенствование привело к неожиданному результату: после спуска из унитаза это все тут же поступает в ванну, и ему приходится потом своими руками все это выгребать. Поэтому Рафикова просит меня не дергать за спусковое устройство, а сливать все водой из ведер.

Думаю, читатель не очень удивится тому, что я оказался слегка пьян и неосторожно часть воды выплеснул мимо унитаза. Да не просто выплеснул, а себе на брюки. Теперь вы можете представить, как изощрялись в юморе наши мужики по поводу моих мокрых штанин. Особенно умелец Рафик.