Ксения АЛЕКСАНДРОВА

 

Родилась и живет в Одессе. Член Южнорусского Союза писателей. Стихи публиковались в периодических литературных журналах «Южное сияние» (Одесса ), «Меценат и Мир» (Москва), «Контрабанда» (Москва), «Гостиная» (Филадельфия), в «Литературной газете» и других изданиях.

 

 

«И КОГДА ТЫ УВИДИШЬ...»

 

 

* * *

И легко танцевать и смеяться, и петь легко,
Солнце – спелое яблоко, красное у боков,
И стучит барабан, к алтарю ведут сотню твоих быков.

И легко не кричать, не бояться и не жалеть,
Думать, что будет дальше, не зная, что значит смерть,
И стучит барабан, будто в такт ему вьется тугая плеть.

И легко идти первым, отчаянно ждать того,
Как надежда прорвется наружу сквозь твой живот,
И стучит барабан, чтобы каждый здесь знал, что еще живой.

И легко не грустить и не плакать, пить молоко,
Все слова где-то в горле, но слишком уж глубоко,
И стучит барабан, тает боль под горячей твоей рукой.

И легко обещать, что забудешь, но не простишь,
Я кричу тебе: ну, отпусти меня, отпусти ж,
И стучит барабан, чтобы после яснее звучала тишь.

 

* * *

Холодное сердце, пустая надежда и голова,
И время дрожит, и каждый твой нерв натянут, как тетива,
Но если мир рухнет, ты будешь кричать из-под ржавых балок:
«Я здесь, посмотрите, я же еще жива,
Послушайте, я не за это же воевала».

А тот, кто вещал о победе, уже затих,
По кучам собрали мусор, тряпье и трупы.
Когда кто-то спросит, мол, эту куда, которая ни за нас была, ни за них,
Ты там наверху прочтешь свой последний стих,
И нас всех помилуют, и ангелы празднично дунут в трубы.

 

* * *

Изнутри свобода, снаружи – клеть.
Я же сам все выбрал – о чем жалеть?
Сорок пять лет глупости, дальше – смерть.

Этот пьяный ветер, я знаю сам,
Остается перьями в волосах.
Сорок пять лет тянемся к небесам.

Что ж, поставим точку над буквой «йот»,
Я молчу об этом, она поет:
Сорок пять лет страха, потом полет.

Самолетам падать, кричать грачам,
Возвращаться к боли в руках врача,
Сорок пять лет плакать, чтоб замолчать.

Доползти до солнца, дойти до дна.
За окном – свобода, внутри – вина.
Сорок пять лет крика – и тишина.

 

* * *

Мир не для слабых – стоит ли отрицать?
Хищная птица гордости точит клюв.
Хуже смертельной глупости храбреца
Только твое неискреннее «люблю».
Время уходит, зверь бежит на ловца,
Я в свои сети горе твое ловлю.

Время уходит, утро не помнит слез,
Тех, что случилось нам проливать вчера.
Где теперь пенье ветра и стук колес,
Дрожь золотых браслетов и шелест трав?
Что новый день забрал у нас, что принес,
Кто совершил ошибку, кто снова прав?

Пусть зазвенят мечи, засвистит праща,
Стрелы споют и что там, скажи, еще,
Пусть побегут, кто плача, а кто крича
Трусы, по камням кровь твоя потечет –
Не отстирать подол моего плаща.
Время уходит, нам выставляя счет…

Крепко держу в ладони твое «прощай».
И оно печет.

 

* * *

Вдруг понимаешь, что хочешь быть не исполнителем, а творцом,
Не журавлем, не синицей, а ласточкой и скворцом,
Что каким же отчаянным все-таки нужно быть храбрецом,
Чтоб каждый день, не таясь, выходить из дома.

А потом понимаешь, что кроме любви ничего и нет,
Ни сомнений, ни радости, ни сладкой печали на самом дне,
Что останется рядом лишь тот, с кем не страшно ни в горе, ни в тишине –
Тот, чье имя у тебя записано на ладони.

 

* * *

Солнцем в капкане, раненным зверем,
Любит-не любит, верю-не верю,
Что будет дальше, что там, за дверью –
Нужно ли это знать?

Где бы ты ни был, я буду следом
Скованной птицей, принцем наследным,
Северным ветром. Дай мне последний,
Самый последний знак.

Новая вечность, что ж, аллилуйя,
Хватит, как прежде, жить, не рискуя.
Что будет после всех поцелуев,
Долгих ночей без сна?

Раненным зверем, солнцем в капкане,
Счастьем навылет, сердцем в кармане.
Теплый мой Кай и верный мой Каин,
Нужно ли это знать?