Леонид ЖУХОВИЦКИЙ

 

ПТИЧКА,  ПОЮЩАЯ  ДАРОМ

 

Величайший бас всех времен и народов возразил однажды льстивым поклонникам, норовившим насладиться его голосом на халяву:

- Даром только птички поют.

Федор Иванович был абсолютно прав. Высокое творчество – это постоянная  тяжелая работа, и с какой стати она должна цениться меньше, чем труд портного или сантехника? Однако странно, что в едком афоризме Шаляпина видят только один смысл. А ведь есть и другой: птички-то поют даром! И это птичье бескорыстие такой же жизненный факт, как уважение профессионального артиста к своему дарованию.

Такой птичкой, певшей даром, был замечательный поэт, мой друг Саша Аронов…

Аронов не умел писать по заказу, его не воодушевлял даже самый разумный умысел. Такого, скажем, типа: «Сочини стишок на нужную тему, паровозик, который потянет за собой целую подборку». Подборок было множество, а «паровозиков» ни одного. Дело даже не в творческой порядочности – не получалась у него халтура. Зато от неожиданной фразы, случая, детали Сашка легко загорался.

Однажды он завелся от моей детской пьесы, даже не пьесы, а пьески, короткой сказочки, может, даже кукольной. Называлась она «Четыре Вовки и Машенька». Я не детский писатель, и сказку сочинил случайно, просто для собственного удовольствия, получился своеобразный детский абсурд. Показал сказочку Сашке, и он вдруг загорелся: «Давай напишу к ней песенки». И написал очень быстро, чуть не каждый день читал мне по телефону новые стихи. Сам радовался, и я вместе с ним.

К сожалению, житейская бестолковость была характерна не только для Сашки, но и для меня, хотя не в такой степени. Я тоже считал, что работа закончена, когда я поставил последнюю точку, хотя любой умный драматург понимает, что вершина дела – спектакль, и надо очень стараться, чтобы пьесу увидели зрители. Как-то Эдик Радзинский сказал мне, что пьесы – дети драматурга, и он обязан о них заботиться. Видно, я в этом смысле хреновый отец.

Конечно, у рукописей есть своя судьба, порой они даже без помощи автора пробиваются к свету. Но чаще судьба помогает тем, кто помогает ей.

Увы, про сказочку я забыл, другое отвлекло. И Аронов, отдав мне машинописные странички, ни разу потом о них не вспомнил. А недавно, приводя в порядок  мои старые рукописи, жена наткнулась на подборку стихов. Я перечитал – Бог ты мой, как же здорово! И все это богатство – в единственном экземпляре, на пожелтевшей бумаге газетного качества, в каком-то растрепанном конверте…

Я подумал: а что, если лет через пять или двадцать пять Аронов станет официально признанным классиком? Ведь тогда каждая его строчка приобретет новую ценность. Нельзя, никак нельзя, чтобы эти стихи пропали!

Вот я и решил:  пусть они уцелеют хотя бы в этих моих заметках. А дальше – это уже зависит от судьбы.