Елена КРЮКОВА

 

Поэт, прозаик. Член Союза писателей России с 1991 г. Окончила Московскую консерваторию в 1980 г., профессиональный музыкант (фортепиано, орган). Публиковалась в журналах "Новый мир", "Знамя", "Дружба народов", "Нева", "День и Ночь", "Сибирские огни", "Бельские просторы" и др. Лауреат конкурса "Согласование времен" (Германия, "Русский Autobahn", 2009). Лауреат премии им. Цветаевой (книга "Зимний собор", 2010). Лауреат Кубка мира по русской поэзии (Рига, Латвия, 2012). Лауреат премии журнала "Нева" за лучший роман 2012 года ("Врата смерти, № 9 2012). Лауреат премии Za-Za Verlag (Дюссельдорф, Германия, 2012). Финалист литературных премий "Ясная Поляна" (2004, "Юродивая"), "Карамзинский крест" (2009, "Тень стрелы"). Лонг-листер премий "Русский Букер"-2010 и "Ясная Поляна"-2011 (роман "Серафим"), премии им. Бунина 2010, 2011, 2012 (книга стихов "Зимний собор", роман "Юродивая", книга стихов "XENIA"), поэтической премии им. Григорьева (2012), премии "Национальный бестселлер"-2014 (роман "Путь пантеры"). 

 

 

ИГРА ТРАГИКОМИЧЕСКОЙ КОНЦЕПЦИИ

о книге Елены Сафроновой "Диагноз: Поэт"

 

Критика критики? Жанр не нов, да и не критика это: наблюдение, созерцание, акт понимания (что уже есть дружба), момент спора (что само по себе необходимо, чтобы раздумье не превратилось в славословие).

Елена Сафронова издала книгу статей о поэтах и поэзии с симптоматичным названием: "Диагноз: Поэт". Что все творческие люди шизоиды, об этом догадывалась давно не только психиатрия, но и сама художническая среда, где чем ты более безумен, тем более ярок.

Тексты Сафроновой не о патологиях; они о реальных людях, правда, первое исследование задает тон всей книге, и оно настолько же концептуально, насколько и жанрово; настолько же отстраненно-иронично, насколько горестно-реалистично. Это именно исследование, и авторов тут два (второй – психоаналитик Сергей Зубарев). Автор(ы) предупреждае(ю)т в одной из начальных сносок: "Сокращения подразумевают степень распространённости информации о них. М – местные поэты, Ст – столичные, С – сетевые, Р – всероссийской известности." Иллюзия научности не обманывает чуткое ухо читателя, понимающего, что это тонко найденный не столько смысловой, сколько музыкальный прием. Первую статью сборника нельзя назвать статьей: в ней материала на целый роман. И ее стиль - не столько критика, сколько эссе. И это верно: про поэтов и надо - интонацией, тайной и явной музыкой, насмешливой игрой вполне трагической (а местами трагикомической) концепции, неожиданными поворотами формы.

Судьбы Поэтов (именно так, с большой буквы) складываются в причудливо блуждающие по небу культуры созвездия. Есть над чем подумать, анализируя судьбы большею частью несчастные - кто спился, кто самоубился, - и понимая, что за яркий поэтический взрыв человек, носящий внутри себя бомбу этого диагноза - Поэт, всерьез, а не на ироничном актуальном плакате, платит жизнью.

И без этой формулы "жизнь - судьба - смерть - поэзия" настоящего Поэта не было бы, всячески показывает нам автор. Декларация: "сейчас мы тут вам развенчаем банальные мифы о поэте и поэзии" незаметно переходит в посылы, балансирующие между философскими максимами и социальными формулами: "Само по себе искусство трудно обвинить в генерации каких-либо социальных проблем. Проблемы возникают не на уровне явлений и тенденций, а на уровне индивидуумов".

Елена Сафронова умеет организовать текстовое пространство. Она высказывается компактно и четко, сгущает мысль там, где надо ее сгустить, и рядом, по контрасту, дышит разреженным воздухом интеллектуальных высот. Вот статья о поэтах Заозерной школы (это Геннадий Жуков, Виталий Калашников, Игорь Бондаревский, Александр Брунько, Владимир Ершов). Вокруг их жизней - город Ростов-на-Дону и древний город, ныне археологический музей-заповедник Танаис, и античный, овидиевский, танаисский колорит невидимо окружает их, пропитывает их стихи, как вино - хлеб. Вот Геннадий Жуков с его античными мотивами, с взглядом на современность изнутри уснувшей древности:

"Войди в сей город, путник, без сомненья, / как в дом радушный друга своего. / Он не ушел. Он вышел на мгновенье – / на два тысячелетия всего…". Как тут не вспомнить классику - Максимилиана Волошина: "Дверь отперта. Переступи порог. / Мой дом открыт навстречу всех дорог. / В просторных кельях, беленных известкой, / Вздыхает ветр, живет глухой раскат / Волны, взмывающей на берег плоский, / Полынный дух и жесткий треск цикад..."

Поэты появляются ниоткуда, а уходят большей частью в никуда, и это не факт, что от поэта (от Поэта, следуя торжественной классификации Сафроновой-Зубарева) что-то непременно должно остаться - в пластах информации, в анналах культуры. Поэт, живя и пиша вроде бы рядом с нами, запросто может раствориться в воздухе, вот в этом ночном стрекоте цикад; а потом, через века, найдут рукопись - книгу - письмо - рваную бумажку - интернет-публикацию на мертвом сайте, - и воскликнут: ecce homo! Великая Степь, которую пел Александр Брунько, - это же настоящий (и постоянный!) разговор с вечно колышущимся пространством, которое, по-апокалиптически, то свивается в свиток, то разворачивается знаменем всех (не локально-пейзажных, а вполне эпохальных) ветров. Елена Сафронова прекрасно показывает нацеленность "заозерщиков" на вечность, на огромные пространственно-временные объемы, на разговор с Космосом, на услышанный по-иному одинокий голос неистребимого романтизма, который всегда, традиционно, приравнивали к сути поэзии, к бытию художника.

Насколько жизнеспособен романтизм? Каковы его перспективы в искусстве 21 века? Сафронова не дает ответа на эти естественно приходящие вопросы; ее формулировки не есть навязывание мыслей или истина в последней инстанции; она не диктует волю, хоть в определениях, в позициях бывает учительно-сурова и строга.

Великолепен портрет Веры Павловой ("Убедительный полет над гнездом скопы"). Он настолько же смел и точен, насколько утонченно-деликатен. Критик, так пишущий о поэзии уровня Веры Павловой, уже сам поэт, и тут ничего не поделаешь; здесь важно быть, по-цветаевски, равномощным. Сафронова не столько анализирует, сколько вовлекает в процесс, в атмосферу, под купол инобытия, где живут слова Павловой, как дети иной цивилизации:

"Сиюминутный дискомфорт в ранке, оставшейся на месте молочного зубного корешка, пройдет, а тоска по утраченному сохранится и будет раздражать уравновешенное, успешно социализированное здоровье взрослого:

"Юность – осложненье

всех детских болезней…"

Елена Сафронова рассказывает и о жизни Павловой - Россия, Америка, семья; но нам не столько интересны биографические повороты, сколько сам живой голос поэта: "Моя родина - музыка и русский язык". Мысль, плавно перешедшая в афоризм; афоризм, свободно ставший строкой стиха.

А вот перед читателем Александр Городницкий, изображенный тем более живо, чем неожиданней вставленное в статью, как перстень в оправу, искрящееся дерзостью и юмором интервью:

"Е.С.: А Вы – личность?

 А.Г.: Обсуждать меня – не моё собачье дело!.. Пусть меня другие обсуждают и дают оценку!.."

И вот она, внезапная высота уважения и глубина посмертного почитания - статья о Валерии Прокошине звучит как реквием, оттененная трагизмом стихов необычайной художественной плотности ("Отсюда уезжать – какой корысти ради, / Сжимая чернозём в отравленной горсти? / В Венеции – чума, блокада – в Ленинграде, / И Бог глядит в глаза – и глаз не отвести..."), и этот сафроновский текст во славу недавно ушедшего поэта не столько информативен (а для многих, я уверена, встреча с именем Прокошина состоится впервые...), не только историчен (кто же еще внесет художника в летописный ряд, как не брат-литератор?), но в первую очередь сердечен, душевен, а это важнее, сильнее, честнее всего ("Есть поэзия, которая существует автономно и самоцельно, без оглядки на кого бы то ни было. Её довольно прочитать один раз – и с тобой навсегда останется знание, что она есть в мире, как день и ночь, как зима и лето, как уродство и красота, как любовь и родина. А ещё – осознание, что где-то рядом с тобой по планете ходит человек, написавший такие стихи.").

Этот компактный небольшой критический сборник - намек на большое пространство мысли, что свободно просматривается за откинутой занавесью неспешного чтения. Елена Сафронова здесь едина в трех лицах: в этих критических, обзорных, "статьевых" текстах она перед нами - критик, поэт, прозаик. Она исследует, видит, творит. И этот интеллектуальный синтез-сплав дает право сказать об этой небольшой книжке, что она "томов премногих тяжелей", и, надеюсь, это не будет ни гиперболой, ни реверансом.