Ирина РЕЙС

 

(Псевдоним Надежды Шацкой). Родилась в Подмосковье, где и проживает. Работала на производстве, в НИИ, иностранных компаниях. Кандидат технических наук. Печаталась в журналах, в том числе отраслевых, и газетах, в сборнике «Ирония и юмор» книга четвертая, ООО «Литературный клуб», 2012 год (Проза.ру), в интернет-журналах «Сатирикон-бис», «Наша улица» Юрия Кувалдина.

 

 

ДЕЖАВЮ ИЛИ КАК ПОЛУЧИТЬ УДОВОЛЬСТВИЕ

Рассказ

 

Нежная пелена зимних сумерек медленно опускалась на город, окрашивая сугробы в сине-фиолетовые оттенки, под ногами вкусно хрустели тонкие ледяные корочки, и лёгкий морозец слегка пощипывал щёки. Галина с удовольствием вдыхала свежий воздух и после целого дня, проведённого в компании пыльных библиотечных стеллажей, домой не торопилась. Она ценила редкие минуты одиночества, когда можно помечтать, обдумать что-то важное, вечно ускользающее в суете бесконечных дел.

К пятидесяти годам судьба сложилась неплохо: вырастила сына, любимая профессия библиографа приносила небольшой, но стабильный доход. Правда, мужа в привычном понимании этого слова у неё не было, но по выходным приезжал из соседнего города Володька, мужик хозяйственный и надёжный – там его держала денежная работа и комната в коммуналке. Галина ценила Володьку за золотые руки – умел и кран починить, и на огороде помочь – выращенные ягоды, картошка и огурцы-помидоры были неплохим подспорьем для небогатого семейного бюджета. Хотя приятель не интересовался ни выставками, ни концертами, а чтение книг действовало на него, как безотказное снотворное, Галина понимала: не стоит разбрасываться – в её возрасте естественная убыль оставляла, хорошо, если половину мужской популяции. И потому радовалась, если уговаривала Володьку хотя бы иногда сходить на выступление художественной самодеятельности в местный Дом культуры, а стихотворения собственного сочинения ему не показывала, чтобы не раздражать и, не дай бог, не спугнуть.  

В памяти всплыли недавние события, всколыхнувшие ход её неспешной провинциальной жизни. Сколько себя помнила, Галина писала стихи, их накопилось великое множество, но оценить по достоинству было некому, и она по совету близкой подруги записалась в местное литературное объединение.

Самодеятельные писатели и поэты встретили новенькую довольно прохладно, никто не спешил знакомиться ни с ней, ни с её сочинениями. Признанная в узких кругах «придворная поэтесса», не пропускавшая ни одного культурного мероприятия и прозванная Анькой-пулемётчицей за способность с бешеной скоростью выдавать хвалебные оды районному начальству, критически осмотрела нарядную кофточку Галины и демонстративно отвернулась, продолжив  разговор с председателем. Вокруг поэтического начальства жужжал рой стихотворцев, рвавшихся записаться в очередь на прочтение новоиспечённых шедевров.

В одном углу Галина уловила злые перешёптывания по поводу появления чьего-то стихотворения в местной газете, в другом обсуждали выпуск очередного поэтического сборника, и авторы горячо спорили, кто и сколько денег выбил у чиновников и спонсоров, доказывая своё преимущественное право на место в издании. В литературном объединении царила удушающая атмосфера ревности к чужому успеху.

Очень скоро Галина разочаровалась в этом, как называла про себя, «клубе самовлюблённых нарциссов», безжалостно разрушившим её представление о гармоничном мире поэзии. Она не находила в себе сил бороться за место под солнцем с такими признанными бойцами литературного фронта, как Анька-пулемётчица.

Однако её неуёмная творческая натура искала выхода, и Галина решила попробовать свои силы на ином поприще.

В маленьком городке открылась художественная студия, которую стал вести Борис Борисыч, член всевозможных Союзов и к тому же симпатичный мужчина предпенсионного возраста. Вспомнив о своём юношеском увлечении, Галина стала посещать вечерние занятия, собиравшие десяток пенсионеров и домохозяек.

Художник, по слухам, разведённый и бездетный, стал предметом пристального внимания незамужних любительниц искусства, но с первого же занятия выделил Галину – моложавую, с блеском в глазах и не без способностей к живописи.

– Здесь вот нужно немного загасить небо... – нашёптывал Борис Борисыч старательной ученице, склонившись так низко, что невольно касался её плеч и волос. – А здесь – побольше экспрессии… а вообще, очень даже недурственно...

Галина таяла от комплиментов маститого художника, хотя и смущалась оттого, что он уделял ей намного больше внимания, чем остальным. Как-то раз после занятий Борис Борисыч попросил её остаться, чтобы обсудить организацию выставки в библиотеке.

Поговорив о делах, художник неожиданно подсел к Галине поближе и взял её руку в свою шершавую ладонь.

– Давай на «ты», а? Мы люди взрослые...

– Но вы же – мой учитель, – пыталась отшутиться Галина, не ожидавшая такого поворота.

– Ты очень способная... к весне можно будет выставить твои картины в Доме культуры... только нужно дополнительно позаниматься, – вкрадчиво начал Борис Борисыч. – Я готов совершенно бесплатно помочь тебе...

– Спасибо, – зарделась ученица. – А у меня, правда, денег таких нету...

Галина воспрянула духом: наконец-то она добьётся успеха и покажет этой зазнайке – Аньке-пулемётчице, что такое настоящий талант.

Заниматься решили у Галины, в её маленькой «двушке». В назначенный день и час она выглянула в окно и увидела, как Борис Борисыч осторожно крадётся вдоль стены. Возле подъезда неожиданно заметался – сначала прошёл мимо, потом вернулся.

– Волнуется, бедненький, – пожалела Галина. – Ага, понятно: вон сосед вышел, испугал его... город-то маленький, все на виду.

Втиснувшись в прихожую, Борис Борисыч вынул из-под полы коробочку крошечных зефирчиков «Шармель».

– Ставь чай, – скомандовал нарочито бодрым голосом – с первых же минут решил наладить с хозяйкой неформальный контакт и показать себя «своим парнем в доску».

За чаем Галина рассказала о своём житье-бытье, о неудавшемся сотрудничестве с местным литературным объединением и нашла в лице Бориса Борисыча искренне сочувствующего слушателя.

– Так уж повелось в творческих союзах, – назидательно пробасил наставник. – Каждый норовит обойти коллегу по цеху, вот и у художников тоже много сил уходит на подобные «тараканьи бега».

«Как приятно с ним беседовать, всё понимает с полуслова, – радовалась Галина. – Повезло мне с педагогом…».

– Нам надо держаться вместе – мы с тобой люди творческие, тонко чувствуем и живопись, и поэзию… – мурлыкал Борис Борисыч, оглядывая ладную фигуру зардевшейся хозяйки. – Почитай-ка что-нибудь своё…

На стихи Галины среагировал сдержанно: «Что ж, очень даже прилично, во всяком случае, лично у меня ничего отторжения не вызывает».

Борис Борисыч посмотрел рисунки – и детские пробы кисти, и самые последние этюды.

– Из тебя выйдет толк, – изрёк художник. – Больше смотри, изучай  классиков: Левитана, Серова.

Уютная обстановка располагала к неспешной беседе, и Борис Борисыч начал в красках расписывать свою недавнюю жизнь в столице: выставки, знакомства со знаменитостями, дорогущие частные уроки для богатеньких отпрысков. Поделился сокровенным: спустя два года всё ещё переживал развод. Галина слушала, затаив дыхание, понимала – оказанное доверие дорогого стоит.

Потом они разглядывали альбомы с репродукциями, сидя рядышком на диване, и  Галина чувствовала, как этот важный и солидный мужчина становится ей ближе и роднее. Борис Борисыч рассказывал о живописных особенностях полотен Поленова и колористических находках Врубеля, затем плавно переводил стрелки на ученицу, уверяя: после нескольких месяцев тренировок у неё разовьётся невероятное чувство цвета и перспективы.

Незаметно проболтали до вечера. Поняв, что до занятий живописью дело так и не дойдёт, Галина предложила поужинать.

– Нет, я есть не буду, – неожиданно резко вскричал Борис Борисыч, но Галина успокоила:

– Раз уж я вас допоздна заговорила, обязана покормить.

Борис Борисыч с удовольствием отдал должное антрекоту с жареной картошкой, посмаковал, похваливая, французский коньяк, подаренный Галине сослуживцами на день рождения и дожидавшийся торжественного случая или дорогого гостя.

– Настоящий художник всегда раскрепощён и по-своему воспринимает окружающий мир, он не должен зависеть от мнения примитивных  обывателей, – неожиданно изрёк наставник, наливая очередную рюмку. – Ты кого-нибудь из анархистов читала? Нет? Так вот, главная цель в жизни – получение удовольствия. На всякие там скучные дела, типа: стирка, уборка, готовка, нужно тратить не более двух часов в день. А в остальное время – только творить и наслаждаться.

Борис Борисыч подсел к Галине и властно обнял за плечи. От гостя исходил острый запах пота и несвежих носков.

– Ты вот к сексу как относишься? – продолжал педагог с воодушевлением.

 – Нормально... то есть... люблю это занятие, – выдала Галина, удивляясь собственной смелости: не хотела показаться представителю богемного общества дремучей провинциалкой.

– Вот! Правильно мыслишь! А у меня сейчас совершенно нет мотивации, ни одна женщина не вдохновляет... – хлюпнул носом художник.

– Это плохо, – посочувствовала Галина, – в ваши-то годы чревато...

При упоминании о возрасте Борис Борисыча слегка передёрнуло – будучи эстетом, он изо всех сил старался держать себя в форме, надеясь в недалёкой перспективе с помощью своего богатого внутреннего мира охмурить какую-нибудь молоденькую провинциалку, – но взял себя в руки и замурлыкал: 

– Вот ты – другое дело, я чувствую, мы с тобой сможем окунуться в бездонное море наслаждения… – Борис Борисыч придвинулся поближе. – Так я у тебя останусь сегодня?

– У меня есть мужчина, – виновато пролепетала Галина.

– А! Значит, у тебя с этим всё в порядке... – разочарованно произнёс Борис Борисыч, явно не ожидая такого поворота.

– Я не могу так – жить с одним, а спать с другим…

– Видишь ли, а я ни с кем жить не собираюсь, – добавил ухажёр холодно.

На мгновение Галину пронзило: она теряет мужчину своей мечты – талантливого, неординарного... но последняя фраза Борис Борисыча немного отрезвила.

– Стыдно уж в нашем-то возрасте заниматься тайной любовью, да и живём мы здесь, как в деревне – не спрячешься, – попыталась оправдаться Галина, а про себя подумала: «Ага, вместе жить не хочет, а спать – пожалуйста. Дожил до седин, а всё дурочек ищет...».

Прощаясь, Борис Борисыч раздражённо произнёс:

– Ты, голубушка, как оказалось, очень зажатая женщина, а это сильно мешает творчеству... настоящий художник должен быть раскованным... видишь ли, предрассудки несовместимы с искусством. Давай-ка поцелую по-дружески, только в щёчку.  

Галина наблюдала, как Борис Борисыч натягивает дорогую дублёнку, завязывает шарф кокетливым «французским узлом» и чувствовала себя бесталанной неудачницей, не способной понять тонкую натуру художника.

– Вот так-то, дорогая. А ведь я никому ничего не должен...

В подъезде громко хлопнула дверь.  

На занятиях Борис Борисыч больше не заговаривал о бесплатных дополнительных уроках, сухо делал замечания и даже несколько раз перед всеми учениками критиковал работы Галины, используя обидные слова…

…Она шагала тёмной улицей, прислушиваясь, как мелодично поскрипывает  под ногами снег, будто утешая: скрип-скрип, всё пройдёт, скрип-скрип…  

В кружок живописи идти почему-то не хотелось. «Может, зря я тогда с ним так обошлась? Обиделся сильно… – размышляла Галина о Борис Борисыче. – Сейчас бы уже закончила картины для выставки. Теперь ничего не светит, он отобрал только маленький этюдик, да и то так, для вида...».

– Эй, Галь, это ты, что ли? – неожиданный окрик прервал размышления.

Тёплый свет уличного фонаря выхватил из темноты знакомую фигуру.

– Да, Оль… вот с работы иду… хочешь, пойдём ко мне, поболтаем?

Напоив подругу чаем, Галина поделилась сомнениями о несостоявшемся романе с художником.

– Этот… Борис Борисыч… он лысый такой, в очках?

– Ну, бритый.

– Так он к соседке моей, Людке, ходит. Она, конечно, не чета тебе, ей искусство на фиг не сдалось. Говорит, турнёт скоро: толку от него никакого. Придёт, говорит, пожрёт, протрындит часа два о себе, любимом – всё на жалость берёт, мол, какой он несчастный, в нашей глуши ему и поговорить не с кем, никто не понимает ранимую душу. Сам ни разу куска колбасы не принёс, а Людка – медсестра, если получит тысяч восемь, так для неё это праздник. Так что – не жалей, этот Борис Борисыч твой из тех, кто по бабам ходит, чтобы перепихнуться да подхарчиться.

– Ну что ты всё про деньги, Оль? А чувства? Может, он, действительно, не может найти свою любовь? – возразила Галина.

– Ох, ну и дура ты, на пенсию скоро, а всё туман в голове. Тянет тебя к проходимцам, что ли? Забыла, как заезжий переводчик голову морочил, стишки свои всё читал. Сколько лет ты его кормила? Вот и опять получила дежавю на свою голову, – для пущей убедительности подружка вставила  умное словечко. – Богема, блин, видите ли, он жить ни с кем не желает. А удовольствие ему – подавай! Пожрёт, понаслаждается и тю-тю, а тебе думать, как до следующего удовольствия дожить. А весной придётся одной с наслаждением грядки копать... Эх! Володька-то у тебя – золото мужик, продукты сумками носит, на огороде пашет, чего тебе ещё нужно? Стишков и наслаждения?

«И правда, чего это я? Хорошо, что Володя завтра приедет, может, в кино сходим...», – подумала Галина и предложила:

– Оль, давай ещё чайку? Ну его, это искусство...