Журнал «Кольцо А» № 69
Екатерина БАСМАНОВА
Родилась во Владимире. В 2005 г. окончила Международный университет природы, общества и человека «Дубна» (г.Дубна Московской обл.), а в 2009 г. аспирантуру Института законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ (Москва). Кандидат юридических наук. Живет в Москве, работает юристом. В 2007 г. вошла в шорт-лист премии «Дебют» в номинации «Малая проза» с рассказом «Хороший человек». В 2011 г. вошла в лонг-лист премии «Дебют» в номинации «Крупная проза» с романом «Чиновник», а в 2013 г. – в лонг-лист премии с подборкой рассказов. Публиковалась в рамках издательской программы премии. Участник Совещания молодых писателей СПМ (2013).
ИНКВИЗИТОР МАРКО
Рассказ
Вчера получила письмо от инквизитора Марко:
«Досточтимая сеньорита!
Позвольте еще раз поблагодарить Вас и Вашего отца – Превосходительного Сеньора Росарио, герцога Алонсо за столь радушный прием, который был дан нам в Кастильо дель Алонса. Архиепископ вернулся в Сарагосу в самом добром расположении духа и всю дорогу вспоминал нежную пряную телятину, богато украшенную фруктами, приготовленную мавританскими поварами по только им известному рецепту, и охотничьи трофеи Вашего батюшки, который известен на весь Арагон как прекрасный охотник. Да и те дары, которые герцог Алонсо преподнес собору в Сарагосе, выше всяких похвал. Золотой потир, богато украшенный рубинами, изумрудами, сапфирами и жемчугом, и две золотых же патены с изображениями Христа-Вседержителя и Пречистой Девы с Младенцем, пополнят сокровищницу нового Собора Нуэстра Сеньора дель Пилар и станут украшением богослужений. Да снизойдет Божья Благодать на наши души!
Поверьте, сеньорита, испытываешь истинное удовольствие, когда наблюдаешь семейство благородное и богобоязненное, такое как Ваше. Ибо в наших местах, в Сарагосе и во всем Аргосе, поселилась скверна, которую Вы, возможно, в силу возраста и пола своего не замечаете. Однако мы-то, инквизиторы, видим ее и замечаем, сталкиваемся с ней каждый день, и призваны Богом оградить добрых чад Святой Церкви от этой скверны. Ибо долг пастыря отгонять от стада своих овец волков, а также отделять паршивую овцу от здоровой. Волк суть Дьявол, паршивые овцы – люди, продавшие душу Ему, а здоровые овцы – добрые христиане, такие как Вы и Ваш досточтимый отец.
Мы же, недостойные рабы Божьи, вынуждены по локоть погружать руку свою в скверну, и изобличать ее, бороться с нею как боролся с Голиафом Давид, ибо мы грешны и малы, а Сатана огромен в злодеяниях своих. Но Божья Воля с нами, и с Господом нашим победим!
И всякий раз ликует сердце мое, когда я вижу пойманное зло, закованное в оковы; испуганное зло, которому некуда деваться; зло на дыбе или у позорного столба, ибо там самое ему и место. Да покарает Господь грешников и да благословит праведников! Пусть грешники горят в огне!
Мечта моя очистить землю от скверны, чтобы жизнь наша сделалась чиста как небо над Сарагосой в безоблачный день – обитель Отца нашего. И воздвигнем тогда Град Божий на Земле. Ведь Земля сама по себе прекрасна, ибо она есть творение Господа. Только взгляните на высокие горы и широкие долины, на полноводную Эбро, на цветы в садах, послушайте пение птиц. Все это создал Господь для детей своих, таких как я и Вы, и я не перестаю восхищаться Его премудростью!
Отец Марко,
Раб божий и инквизитор»
Во вторник Архиепископ Сарагосы был у нас проездом, а вместе с ним – еще несколько сановников, среди которых инквизитор Марко. Инквизитор Марко был молчалив и нелюдим, держался с надменной скромностью, а к телятине, о которой он с таким восторгом пишет, даже не притронулся. Иногда зыркал глазами исподлобья, а они у него – огонь. Раз на меня посмотрел. И еще. Приметил. Как бы невзначай, окольными путями подбирался ко мне, мимо отца, гостей. Попытался заговорить – о погоде и девяностом псалме, – но ничего не получилось у него. А спустя три дня прислал письмо.
Забавный инквизитор Марко! Я видела его сегодня недалеко от Уэски – говорят, он ловит там каких-то чернокнижников. Но в тот момент, когда мы встретились, занят он был не этим. Он собирал цветы в долине! А вы знаете, какое жалкое зрелище представляют собой наши долины в жаркий летний день, выжженные солнцем. Столь же жалки и цветы, которые там растут, и которых целый букет нарвал инквизитор Марко и радовался как ребенок. Эти цветы и еще свою маленькую псалтырь он подарил мне. Цветы, конечно же, сразу увяли. Инквизитор Марко огорчился и сказал, что все это из-за царящего в мире греха. И что в Раю цветы не вянут даже после того, как их сорвут. И что когда такие как он искоренят на земле зло, цветы и здесь перестанут вянуть. Он много улыбался, когда был со мной, этот инквизитор Марко – улыбался, не переставая хмурить лоб.
Мне бы должно описать его вам: инквизитор Марко человек двадцати пяти лет, очень высокий и очень крепкий. Ряса его легла на сильные плечи крестьянина, которым инквизитор Марко, конечно же, никогда не был, но крестьянами вполне могли оказаться его родители, коих он не знает. Младенцем отец Марко был подброшен в семью торговца кожей, и «был взращен этими благочестивыми людьми в строгости и любви к труду», – так он сам говорит. Но к крестьянскому и торговому сословиям он любви не питает, «ибо смотрят в землю, когда надобно смотреть в Небеса». Сам же инквизитор Марко, когда ходит, всегда смотрит себе под ноги, и почти никогда – на облака. Он слегка сутулится из-за своего роста и передвигается не монашеской поступью, а быстро и широкими шагами.
У отца Марко волосы песочного цвета и серые глаза. Криво сидит на его голове пилеолус. Не будь отец Марко монах, можно было бы сказать, что он красив.
А сегодня вернулась из Уэски одна из кухарок, навещавшая там своего захворавшего брата, и говорит, что некий священник Марко из Сарагосы поймал ведьму и собирается ее сжечь на костре. Кухарка говорит, та ведьма летала над полем и кровью убитой кошки, смешанной с мочой ослицы, окропляла поля, чтобы случился неурожай. А еще она отравила воду в колодце, так что потом многие, пившие из него, мучились животом. А еще кухарка говорит, что такие женщины задирают подол перед Сатаной. Много и других нескромных вещей говорит кухарка, которые я не буду здесь повторять.
* * *
Третьего дня была в Уэске и видела ведьму. Мы с Марией, моей дуэньей, как раз выходили из лавки торговца тканями, когда ведьму в клетке везли к месту аутодафе. Следом за нею катили клетку поменьше, полную кошек, чтобы сжечь их первыми. За ведьминым кортежем бежала стайка мальчишек, которые кидались камнями в кошек и ведьму.
Что же за ведьма? Да вы знали ее, если вам приходилось бывать в Уэске. Нищая старуха, в непотребных лохмотьях всегда, один глаз у нее мутный, видно, не зрячий – просила подаяние то у церкви, то у городских ворот, то слонялась по рынку. Тянула скрюченные черные руки за монетой или хлебной коркой. Она к тому же была сумасшедшей, билась в припадках иногда (я не видела, но мне говорили).
Безумная нищенка – и отчего она ведьма? Кухарка говорит, что Дьявол пообещал этой старухе вечную молодость и красоту в обмен на ее бессмертную душу. Будто кухарка нотариус и присутствовала на сделке. Горазда челядь трепать языком. Удивительно и то, сколько в этих людях злорадства. Но что же инквизитор Марко, чем ему старуха не угодила? Не тем ли, что стара и уродлива, и для сияющего в его голове Града Божьего не подходит?
Хотя странно это – Христос ведь в основном таких убогих и привечал.
Но инквизитор Марко не Христос – калек, уродов, тщедушных он терпеть не может. Ему больше нравятся молодые девушки вроде меня. Вечно его возле них можно видеть.
Он вроде бы с ними падре, все наставляет: «Девушка не должна это, девушка не должна то… Если бы я не был монах, то женился бы только на девушке, которая…» Вот и выходит, что в Граде Божьем все девушки подобны Деве Марии и наши арагонские девицы туда не подходят, потому что какая дерзка, какая горда, иная кухарит неважно, другая рукоделью предпочитает танцы, а сколько и вовсе похотливых! Тут надо сказать, что наитягчайшим грехом после колдовства инквизитор Марко полагает прелюбодеяние, особливо для женщин. «Прелюбодеяние, – говорит инквизитор Марко, и указательный перст его в этот момент взлетает ввысь, – есть грех тяжкий, и совершается в душе человеческой он. Неправы те, которые полагают: вот чужой муж разделил ложе с чужой женой – сие прелюбодеяние и есть. Да, прелюбодеяние сие, но не только. Ибо сказано в Писании: “Не возжелай жены чужой”, и отсюда – Не возжелай чужого мужа. И главное в прелюбодеянии не ложе, но желание. И возжелавшая, но не разделившая ложа, уже согрешила». А Дьявол, рассказывал мне дальше инквизитор Марко, главным образом через прелюбодеяние и склоняет на свою сторону женщин. Он является к женщине прекрасным юношей, отчего она не может устоять. Ибо всякая женщина суть Ева, а Ева – это первородный грех, первородный грех же – измена, то есть прелюбодеяние. Потому нет такой жены, которая никогда не хотела бы изменить мужу!
И кажется мне, что вслед за ведьмами инквизитор Марко готов отправить и прелюбодеек на костер. Иначе говоря, всех женщин. А что ему, собственно, монаху? Он для того и постриг принял, чтобы с женщинами не быть. Постриг принял, а все неймется, все крутится среди нас. Он же нас ненавидит. А если любит кого, то Деву Марию.
И любит он ее единственно с той целью, чтобы нас не любить.
Спросите, а чего же он так расположен ко мне?
Ну, первое – я дочь герцога, а отцу Марко внимание знати очень льстит. Второе – я невинная девушка, а значит, природная женская похоть не овладела мной в полной мере.
Но все это ерунда.
В действительности я заинтересовала его по той же причине, что и герцога Бурдиссо. Заинтересовала настолько, что он даже отказался от помолвки с Изабеллой Бустаманте, семья которой вдове знатнее и втрое богаче моей. А теперь к четвергу мы ждем свата – сеньора Гальярдо, дядюшку герцога Бурдиссо. Как все быстротечно.
* * *
Сегодня произошло вот что: я со своими младшими братьями затеяла играть в жмурки. А мои младшие братья – Габриель и Матео, – они если уж начнут играть, то их не остановишь. Вот и играли мы в саду несколько часов с самого утра. А Габриель еще выпросил у меня медальон поносить. Медальон с моим портретом. Он сказал: «Сестрица, дай мне его поиграть – я буду как будто бы рыцарь, который ушел в крестовый поход, а это на портрете будет моя Прекрасная Дама». Габриелю десять, а вот такой он у нас кабальеро. Ну, я и отдала медальон, а он возьми его да потеряй. Не бог весть какая потеря, да и портрет тот мне не по нраву был – уж больно я на нем смазлива, но Габриель расстроился. Как же так, он уже взрослый, а медальон потерял. И все тогда, включая меня, братьев и слуг, принялись искать медальон. За этим престранным занятием и застал нас инквизитор Марко. Его повозка сломалась по дороге в часе ходьбы отсюда, и он решил прогуляться до Кастильо дель Алонса – выразить почтение герцогу и мне, а заодно попросить у нас плотника, чтобы поправил повозку, оставленную на дороге. Увидев нас, инквизитор Марко спросил, что мы делаем. «Ищем и искореняем зло», – пошутила я, но шутка пришлась не к месту. Инквизитор Марко опустился на скамью, снял с головы пилиолус, вытер им вспотевшее лицо свое – шел он пешком, а день был жарок, – и сказал, что шутить такими вещами не стоит. Потому что Черт, он только с виду мохнат и неказист, так что вызывает насмешку, – намеренно такой вид предал ему Дьявол, чтобы глупые люди смеялись, в то время как им следовало бы разгневаться или испугаться. На деле же Черт и есть самый Сатана! Я спросила инквизитора Марко, видел ли он Черта? Инквизитор Марко ответил, что сам не видел, но видел женщин, которые с Чертом знались. Я спросила, есть ли какие средства против Черта? Инквизитор Марко ответил, что есть – это Крест, молитва, святая вода и очищающий огонь. Я спросила, а все ли из этих средств против ведьм употребляют? Инквизитор Марко сказал, что Крест, молитва и вода для защиты от ведьм пригодны, а очищающий огонь нужен, чтобы ведьму побороть. Ибо плоть ведьмы мертва, когда вступила она в сношение с Дьяволом, и жалеть ее плоти не нужно. Раз ведьма отдала себя Дьяволу, значит, обрекла себя на Ад и положены ей вечные муки. Но преимущество ведьмы заключается в том, что хотя и обрекла себя на Ад, но все еще жива. А значит, не все потеряно для ведьмы. И претерпев отпущенные ей муки здесь, на земле, и горячо покаявшись во грехе своем, и если в добавок к этому будут молиться о заблудшей душе ее святые отцы, может тогда ведьма вымолить себе у Господа прощение и от Ада спастись. Я спросила у инквизитора Марко, много ли ведьм и колдунов он спас так? Инквизитор Марко ответил, что, должно быть, немало, и лицо инквизитора Марко просияло, как солнце в грозовой день.
Инквизитор Марко чем-то напоминает мне старика. Как, наверное, и все монахи. Ну, вот хотя бы тем, как умиляется он детям. Совсем по-стариковски. Он и моих братьев сразу приветил, особо шестилетнего Матео. «Знаешь ли ты, мальчик, что носишь имя апостола-евангелиста?» – спросил он у брата. А брат мой застеснялся, чем привел инквизитора Марко в умиление. Отец Марко сразу оказался в добром расположении духа. А когда узнал, чего на самом деле мы ищем, даже вызвался нам помочь, что было крайне неудобно, и мы никак не могли его отговорить.
Впрочем, медальон мы так и не нашли. Инквизитор Марко хотел еще выразить почтение моему отцу, но тот был на охоте. И в сопровождении плотника инквизитор Марко покинул наш дом.
Все-таки странный он, этот инквизитор Марко.
* * *
О, как я зла! Старый Исаак, торговец зеркалами, керамикой и бронзой, старый Исаак – знаток Торы (так он называл свою толстую книжку), старый Исаак, который хоть из-за моря готов был привезти мне любую безделушку и который всегда умел меня рассмешить, – вчера был арестован Святой Инквизицией по обвинению в колдовстве. И виной всему инквизитор Марко.
Я тут же написала ему.
Я написала, что знаю старика Исаака с детства. Еще он не был богатым торговцем, не было у него даже в городе лавки, а ездил он по деревням и поместьям на повозке и с нее торговал. Заезжал и в Кастильо дель Алонса, и всегда мы были рады его приезду, потому что чего только не было у него! Но главное, сам он всегда был приветлив и весел. А с нами, детьми, хотя тогда был стар уже, становился совершеннейшее дитя. Это потом он сделался важен и обзавелся лавкой в Уэске, но веселость свою не растерял. Он был живым человеком и добрым. Неважно, что иноверцем. Иноверец еще не значит, что человек колдун, – ведь так? А старый Исаак на колдуна совсем не похож.
Через служанку я отправила записку, а спустя несколько дней получила ответ.
Вот что инквизитор Марко написал мне:
«Почтенная сеньорита!
С прискорбием и даже с некоторым раздражением читал я письмо Ваше, ибо молоды Вы и глупы. Да, Вы знатны, но знатность Ваша, когда к ней не прибавлены годы и мудрость житейская, сама по себе не сможет защитить Вас от греха. Вот и сейчас, вступаетесь Вы за еврея, а сами не понимаете, как попались уже в сети его хитрости, как некогда попалась в сети Змея прародительница Ваша – Ева. Точно Еву приманил он Вас красивым зеркалом, или другой какой безделицей, а вы и обрадовались, и побежали за солнечным зайчиком, приняв его за Божественный Свет.
Но то обман! Хитрые иудеи обманщики – а то Вы не знаете, кто предал на смерть Христа? Кто торговал Христом, словно парчой, и отпустил ее за сорок сребреников? То Иуда был, и племя, что именем его зовется, все таково.
Вместо того чтобы покатится в грехах своих и в слезах припасть к Христу, отринули они Бога нашего, отвергли всем народом своим. И даже если кого из них знаете крещеного, то принял он таинство для обману, в душу к себе Господа не пустил, а все остался иудеем – врагом христианским.
Ваш же Исаак, едва мы приступили к нему с допросом, железом и дыбой, показал тут же, что имел сношения с Чертом, что Христу никогда не молился и чтением поганой книги своей вызывал Сатану.
Говорю Вам это, чтобы знали – Святая Инквизиция не арестовывает зря.
Отец Марко,
слуга Господень в нелегких делах Его».
О, как я была зла!
Я даже показала это письмо отцу в надежде, что он что-то сделает для Исаака, но, наверное, зря. Отец сказал, что не стоит мне в такие дела вмешиваться, что я наивна и не понимаю государственных дел. Он сказал, что Святая Инквизиция лишь инструмент в руках монархов, которые имеют против евреев, мавров и вообще иноверцев. Я спросила, так у кого на службе инквизитор Марко – у Бога или у королевской четы? Мой отец ответил, что инквизитор Марко на службе сам у себя, потому что ему просто нравится сжигать девок и инородцев на кострах.
А я была зла, потому дни здесь у нас, в Кастильо дель Алонса, выдались неспокойные. Началось все с того, что средь ночи на заднем дворе загорелся амбар. Вмиг выгорел дотла. Огонь перекинулся на конюшню, но слуги успели ее затушить, а коней вывести. Обезумевшие кони ночью носились по полю. Кони Апокалипсиса.
В погребах отца вдруг закисло в бочках вино.
А еще в красной гостиной зале со стен разом упало несколько картин. Будто случилось землетрясение. Но никакого землетрясения в помине не было.
Всегда, когда я злюсь, происходит что-нибудь подобное. Следовало бы воздержаться от злобы, но у меня не получается.
* * *
И надо было думать!
Собиралась я в Уэску, на аутодафе, на котором Святая Инквизиция намеревается отправить на тот свет беззлобного Исаака и еще нескольких мнимых грешников. Я намеренно хотела облачиться в траур, чтобы в таком виде предстать перед отцом Марко и дать понять ему, сколь мне все происходящее безрадостно. Однако вот мне передали, что отца Марко на аутодафе не будет, да возможно и сама казнь отложится. Отец Марко захворал, да так, что уже третий день мечется в горячке, и дело движется к печальному исходу. Никак его сглазили ведьмы, – говорят люди и крестятся. Отец Марко стал уже популярной фигурой в народе. Отец Марко вносит в жизнь черни страх и развлечения.
А мне инквизитора Марко стало жалко. Ну что я, в самом деле. Разве мало убивают в наше время? Вот и мой отец убивал на войне, когда был молод. Разве я не смогу убить?
Впрочем, не таким, как Марко, изуверским способом.
Что отличает моего отца и меня от инквизитора Марко, знатность? Да, но это не столько титулы, сколько сам благородный дух. Мы никогда не имеем перед собой жертву, но только врага. А враг – это существо тебе равноценное. Враг – это человек, а жертва – что-то вроде мычащей скотины. Врага можно ненавидеть (и мы прекрасно умеем это делать), а жертву ненавидеть не получится.
Отец Марко любит своих жертв.
* * *
Ну, похвалите же меня! Я была такой доброй сеньоритой, что отправила к захворавшему Марко служку с бульоном, фруктами и открыткой с пожеланиями выздоровления. И что вы думаете, отец Марко идет на поправку. Не моими стараниями, конечно. Просто крепкий он человек.
Вчера прислал мне записку:
«Добрая сестра!
Уж не надеялся я писать Вам, ибо думал, дни мои сочтены. Сочтены не Богом, но Дьяволом, ибо это он, великий грешник, напустил на меня хворь. Но, как видно, Бог считает мои денечки тоже, и у Него счет иной, чем у Нечистого. Вот и просчитался Дьявол! А мы повоюем еще на ниве добродетели.
Молились ли Вы обо мне, сеньорита? Я верю, что да. Ибо душа Ваша точно белый голубок – чиста и пуглива, хотя порой безыскусна отличить добро от зла.
Я получил Ваши гостинцы и был безмерно рад им, как отчаявшиеся в пустыне радовались манне, посланной с Небес. Но не столько пища питала меня, сколько доброта Вашего сердца. Ибо добротой мы только и живы. Не будь ее в нас, давно бы испепелил Господь Содом этот, или устроил бы новый потоп.
Брат Марко».
Странное письмо, согласитесь. Должно быть, инквизитор Марко еще не совсем здоров.
* * *
Ее звали Рамона, или Филомена, – я даже не знаю точно. Но мы будем называть ее Филоменой, потому что это имя более благозвучно. Едва ли она обидится, потому что умерла.
И смерть ее была незавидной. Тут уж инквизитор Марко постарался.
Она была женой мельника, надоевшей и бесплодной женой. Мельник ходил к любовнице от нее – так говорит кухарка, которая знает про ведьм больше Черта. «Все мельники колдуны, – утверждает кухарка. – Все. И если уж эта женщина ведьма, то и муж ее наверняка колдун». Бедная кухарка не любит деревенских богачей – чего ж тут нового. А муж не любит свою жену – тут тоже ничего нового нет.
Он сам донес на нее. Рассказал сельскому священнику, что видел, как шептала она на воду, как привечала черную кошку, как, оставаясь дома одна, разговаривала сама с собой.
Начнешь тут сама с собой говорить, когда муж с тобой не говорит и не любит. Очень удобный способ избавиться от надоевшей жены – объявить ее ведьмой. Говорят, еще не вспыхнул костер у ног Филомены, а любовница уже перешагнула порог дома мельника.
Ну а инквизитор Марко – как купился он на этот вздор? Вероятно, уверился с того самого момента, как увидел свою «ведьму». Я тоже видела ее.
Нет, вы не подумайте, не была она старой и страшной, как та первая, о которой писала я раньше; не была она и дьявольски красивой, как порой приписывают ведьмам. Внешне была самой обыкновенной, но грустной и слишком худой для крестьянки. Слишком худой, чтобы не заподозрить здесь нервного расстройства, – болезни для ее сословия непозволительной.
Уже понятно, что виной всему ее муж. Такие женщины хотят любви (быть может, и любовь непозволительна для ее сословия?) и без нее чахнут. В общем, слишком многого хотят.
А любовь – это слишком много.
Муж-мельник дал Филомене вместо любви краюху хлеба и негодовал, отчего она этим хлебом не сыта.
Худая жена – позор для мельника. Худая и бесплодная.
Засохшая земля не родит, сколько в нее не сей. А у мельника много зерен.
Говорят, он мужчина ладный и крепкий. Инквизитор Марко разговаривал с ним, и мельник сразу пришелся ему по душе. Видно, для Града Божьего он годен.
Я же встречалась с Марко, когда была с отцом в Сарагосе. Мы с отцом ездили навестить мою тетю Арселию, которая месяц назад родила дочку. Ребенок восхитительно хорош! И это ее уже пятый. Тетка Арселия плодовита на зависть любой крестьянке.
Инквизитор Марко был мне простодушно рад. Вместе мы осмотрели Собор Нуэстра Сеньора дель Пилар, которым Марко не уставал восхищаться. Быть может, это первое здание Града Божьего – города новой жизни, после будут и другие.
Инквизитор Марко стал рассказывать мне про Вознесение Марии, а я попросила его показать мне ведьму.
«Слышала, что в монастырской тюрьме содержится ведьма. Покажите мне ее – никогда не видала ведьм прежде», – сказала я и наивно моргала глазами.
Инквизитор Марко сперва отказался. Где это видано, чтобы благородную сеньориту водили в тюрьму смотреть на ведьму. Но я настаивала, убеждая Марко в том ключе, что Дьявол-то близко, а я прежде никогда не видела его, и если вдруг он мне когда повстречается на дороге, то могу и не признать его, и по незнанию поддаться соблазну. Отец Марко здесь возразил, что признать Дьявола мне поможет сердце доброй христианки. Я же ответила: «Вам ли не знать, как слабо и беззащитно женское сердце перед лицом соблазна?» Марко согласно кивнул, но сказал, что в тюрьме я Дьявола все равно не увижу, потому что ведьма не суть Дьявол, но только служанка его. Я же воскликнула: «Ну и хорошо – узреть самого Дьявола жуть как страшно, да и опасно, а вот служанку его, да еще и в цепях, да и при священнике, безопасно и поучительно будет. Страшен Господин, но не слуга его». Марко тут надоело спорить, и он согласился.
И вот пошли мы в тюрьму. Марко по дороге наставлял меня: к ведьме близко не подходить и не разговаривать с ней, потому что из ведьмы может на человека выскочить бес, а разговаривая, может ведьма прельстить человека своими нечистыми речами. Я обещала Марко слушаться его советов.
И слово сдержала, потому что жутко было приближаться к ней, и не о чем говорить.
Жутко не потому, что она считалась ведьмой.
Просто мне невыносимо человеческое страдание – от него меня начинает крутить, выворачивать наизнанку. Все помимо моей воли. Мое вынужденное сострадание – суровая вещь.
Но может, оно так и вернее. Не будь у меня сострадания, была бы я как инквизитор Марко.
Ну а эта женщина, Филомена, была сама боль.
Нет, не столько Святая Инквизиция сделала ей больно на своих допросах, – инквизиция лишь довершила дело, начатое ее мужем и другими людьми.
А Филомена не сопротивлялась своей боли. Она любила быть жертвой.
У нее взгляд скотины, которую ведут на убой. Лицо и руки в синяках, на груди ожоги, изувеченная испанским сапогом голень.
А инквизитор Марко с ней такой даже нежен.
«Как дела, дитя мое? Думала ли ты сегодня о Боге и о Его милости?», – спрашивает.
Он поведет ее на костер и будет со слезами молиться о ней.
О, как я возненавидела инквизитора Марко тогда!
Потому что единственная возможность избавиться от сострадания – начать кого-нибудь ненавидеть.
И как только я ощутила ненависть, ведьма тут же стала мне безразлична. Я отвернулась от нее и попросила Марко вывести меня из тюрьмы на свет и воздух. Марко поспешил исполнить мою просьбу. Он был очень любезен.
На выходе из тюрьмы инквизитор Марко прочел мне целую лекцию про ведьм. Я слушала, кивала и молча проклинала инквизитора Марко. Я подумала: «Если только убьешь ее, то и сам больше месяца не протянешь. Смерть, которой ты распоряжаешься как служанкой, накроет тебя там, где не ждешь».
Мне даже было интересно, выживет инквизитор Марко после этого или нет, потому что мало кто выживал.
Одна сведущая женщина говорила мне, проклятье ведьмы не страшно лишь тому, кто эту ведьму любит.
Так вот мне любопытно, любит ли меня Марко?
Если нет, то пускай умрет.
* * *
Вот письмо, что вручил мне отец со словами: «Опять тебе пишет этот монах». Инквизитор Марко моему отцу не нравится. Да что тут сказать – мой отец горд и знатен, и не любит простолюдинов выбившихся. Религиозный трепет также не свойственен моему отцу.
«Дочь моя!
Еще утро не обожгло небосвод зарею, как я пробудился, а точнее, и не засыпал, ибо думал о судьбах мира. Да-да, скажете Вы, и я охотно соглашусь с Вами: что я такое, чтобы думать о столь высоких вещах? – ибо проведение лишь Богу известно. Но не прячут свечу, когда горит. А я наблюдаю свечение ее в себе так, как сверкает теперь передо мной восход.
Вы верно не поймете меня теперь, так как молоды и плохо знаете по латыни. К тому же женщина, то есть принадлежите к полу, в котором мало честности, но много красоты. Говорю так не чтобы Вас обидеть, но чтобы наставить на путь истинный.
Вот давеча Вы видели ведьму и, как думается, почувствовали к ней либо брезгливость – ибо ведьма грязна, либо сострадание – ибо ведьма жалка. Но ведь и то и другое, сеньорита, было грешно! Брезгливость грешна, потому что грязь здесь не ведьмина, а человеческая, и Христос сам не брезговал прикасаться к такой грязи. Сострадание же грешно, потому что боль ведьмина искупительна, и повреждая тело, лечит душу. Так мучаются грешники в Аду в надежде быть однажды прощены и в день Страшного Суда пущены в Царствие Божье, и нам не должно им сострадать.
Вы видно не поймете меня, ну и пусть. Молодость Ваша да не в укор Вам. Молодой человек как прародители наши до грехопадения – сам собой очарован и еще не может различить в себе зла.
Да что Вы, когда я сам очарован Вами, – что для монаха не должно. Но не бойтесь, очарован я не телом Вашим, которым может очароваться множество мужчин. Впрочем, не очарован и душой, которая у Вас, какая ни есть, а все человеческая. Не очарован и добротой Вашей, которая у Вас, безусловно, имеется, но не более чем у остальных. Вы и впрямь подобны ангелу, а ангелы совсем не обязательно бывают добры. Они Десница Божья, и делают, как Господь им положит. И воля не их воля, но Господня. Так можно ли говорить о доброте существа безвольного? Здесь можно говорить о доброте Божьей, и более ни о какой.
Бывает Божья доброта, а бывает Божий гнев, и гнев Господа всегда праведный. Следовательно, и ангел карающий несет праведный Божий гнев.
Вы же, когда гневаетесь, делаете это неправедно, не как ангел, но как человек. Но, пожалуй, что делаете Вы это со спокойной совестью. И это неправильно, сеньорита, это грешно, но так очаровывает!
Убежденность Ваша в собственной правоте подобна убежденности пророков, в которых говорил Глас Божий, – но такова ли она на самом деле будет?
И не лучше ли, сеньорита, вместо греховного упрямства обрести в душе своей богобоязненное сомнение в добродетелях своих, в человеческих истинах и в человеческой правоте?
Отец Марко,
грядущего Града Божьего верный охранитель».
Мудрено пишет инквизитор Марко, да и во многом не прав.
Он, видно, думает, что настолько мы с ним отличны. Что вот я не сомневаюсь ни в чем, а он все ж сомневается, – это он-то, отправляющий женщин на костер?
И разница между нами, вероятно, в том, что я крепко сплю ночью, а он по ночам строчит душеспасительные письма, или молится, или бичует себя плетью по спине.
Но вот подхожу я к зеркалу и что вижу?
Я вижу молодую, богато одетую сеньориту, прекрасную как Мадонна, как многие кабальеро говорили мне. Но также я вижу и зверя, сидящего во мне. Знает ли инквизитор Марко, каково это: отражаться в зеркале Мадонной, а видеть зверя?
Верно, не знает, потому что едва мелькнет в зеркале его собственный зверь, тут же задернет Марко занавеску.
Разница между мной и Марко лишь в том, что я не избегаю, а он избегает смотреть в зеркала.
А зверь в Марко тоже есть. Я знаю: едва мы впервые встретились, как наши звери почувствовали друг друга.
Зверь Марко больше моего. Он, должно, похож на льва, какими китайцы разрисовывают свои вазы. Это солнечный рыжеватый зверь, он любит прыгать по песчаному берегу. Когда злится, он рычит и крутится, пытаясь ухватить себя за хвост.
Мой зверь меньше, он серый и похож на волка. Это зверь сумеречный, он не любит выходить на свет, предпочитает скрываться в густых зарослях. Его время не день, но ночь. Зверь затаившийся. Думаешь, что он ушел уже, скрылся в лесу, а приглядишься – нет, просто прячется в камышах, выжидает – два желтых глаза светятся в темноте.
Зверь инквизитора Марко сильнее, но мой злее.
Инквизитор Марко думает, что разгадал меня, но он даже не видел моего зверя.
Он и своего зверя не видел.
* * *
Что рассказать мне вам? Рассказать, как одна девица проклятием погубила инквизитора Марко?
Ну так слушайте же.
Никогда не знаешь, как это произойдет. И произойдет ли. А если происходит, то всегда скоро.
Мне рассказывали – на этот раз не кухарка, а многие другие люди, потому что история эта у всех на слуху.
И никто, пока в дело не вмешалась Церковь, ума не мог приложить, как правильно толковать ее: так, что инквизитор Марко был наказан Богом за что-то, или же Бог ни при чем и всему виною враг Святой Инквизиции – Дьявол, и колдуны и ведьмы – слуги его.
И действительно, странная смерть. Вы, верно, слышали о ней? Да просто не могли не слышать, особо теперь, когда Церковь дала делу огласку.
Быть может, слышали, но просто не знали, что это тот самый Марко, который был монах и жил в Сарагосе, о котором я веду свое повествование, – ну так знайте теперь.
А погиб он вот как.
Где-то недалеко от Лериды есть поля, на которых полегла от неизвестной болезни пшеница. Местные крестьяне решили, что все это происки ведьмы, и просили у своего сеньора о расследовании. Сеньор же, в колдовских делах несведущ, по совету приходского священника направил депешу Епископу в Сарагосу с просьбой прислать кого-нибудь из людей церковных на подмогу. Епископ направил инквизитора Марко.
Прибывши, Марко изъявил желание осмотреть пораженные колдовством поля. А был день воскресный, в полях не работало никого. Если и были с инквизитором Марко какие провожатые или сопровождающие, то они отчего-то отстали или оставили инквизитора одного. А может, Марко и сам отослал их, дабы не мешали ему бродить по полю и думать над происшедшим.
Как бы то ни было, остался Марко в поле один. Был полдень, и парило жутко. Как перед дожем.
А после и случился дождь.
С грозою, так что Марко, которого непогода застала в поле, поспешил укрыться под одиноко стоящим деревом.
Тут грянул гром, и сверкнувшая молния ударила в дерево, которое тотчас сгорело, и Марко вместе с ним.
После на пепелище нашли его обугленное тело – но и то Церковь теперь отрицает, выставляя напоказ только обгоревшую левую сандалию Марко как единственную сохранившуюся вещь.
Церковь же первое время сама не знала, как правильно трактовать это дело: ведь известно, что говорят об убитых молнией – что их покарал Господь.
Но как Господь может покарать верного слугу своего – инквизитора пускай и молодого, но годы жизни своей отдавшего служению?
Тогда верно предположить, что не Бог, но враг Его и Святой Инквизиции приложил руку к смерти Марко.
Но не много ли власти будет признано за Дьяволом, если скажут, что он может насылать гром и молнию? И разве не в руках Господа Огонь Небесный?
Церковь ломала голову над этой дилеммой, но мудростью Архиепископа было найдено решение: инквизитора Марко решено было признать святым.
И будто бы Господь не покарал, но призвал к себе инквизитора Марко на Небо, точно когда-то пророка Илию. Марко вознесся, оттого и не было на пепелище найдено его тело, но только сандалия – часть одежды его.
Теперь сарагосские монахи строчат житие святого Марко, а посланники Престола рыщут по Арагонским деревням в поисках сотворенных Марко чудес.
Деревня взбудоражена и уже грезит о «Святом Марко», защитнике от ведьм. Я видела даже самодельные образы его, хотя на то еще нет Благословения Церкви. Видела такой образ у нашей кухарки.
Что ж, инквизитор Марко снискал славу, какой хотел.
Среди немногих вещей, оставшихся после Марко в его монастырской келье, нашли и мой медальон.
Кто-то из свиты Архиепископа узнал меня на портрете, и медальон возвратили мне.
Конечно же, они полюбопытствовали, не знаю ли я, как медальон мог очутиться у отца Марко. Я ответила, что потеряла медальон, когда вместе с отцом Марко осматривала Собор Нуэстра Сеньора дель Пилар. Отец Марко позже отыскал его, о чем в письме сообщил мне, обещал отдать вещицу при личной встрече, но не успел.
Не стоит компрометировать святого такими безделицами.
А все-таки интересно, зачем Марко мой медальон, когда меня он не любил?
Точно он любил девицу, запечатленную на этом портрете, то есть не меня, но изображение мое.
Надо сказать, что этот медальон никогда не нравился мне, – уж больно я там нарисована смазливой, такой ангелок.
Мне больше по душе другой мой портрет – тот, что отправила я герцогу Бурдиссо, и который заинтересовал его настолько, что он заслал ко мне сватов. Теперь, после визита сеньора Гальярдо, вопрос с моим замужеством можно считать решенным. Уже объявлено о нашей помолвке, и я отправляюсь к жениху в Толедо в октябре.
Собственно, прибывшего к нам дядю герцога, сеньора Гальярдо, волновал лишь один вопрос: та ли я самая, что изображена на портрете. Это разузнать ему поручил герцог Бурдиссо, которого особо не волновали ни родовое древо, ни приданое мое. И как только сеньор Гальярдо воочию убедился, что та самая, он от имени герцога просил у отца моей руки.
На том портрете для герцога я не так прекрасна, как на медальоне, которым владел инквизитор Марко, – на портрете более задумчива, более горда.
Просто художнику удалось поймать момент, когда зверь пробежал у меня в глазах, и запечатлеть это мгновение на полотне.
И мне кажется, герцог Бурдиссо тоже разглядел на портрете моего зверя. Вернее, его зверь учуял моего.
И мне теперь любопытно узнать, каков будет зверь герцога Бурдиссо?