Ия КИВА

 

Родилась в Донецке (Украина). Публиковалась в журналах "Студия", № 16 за 2012г., "СловоWord", № 76 за 2012г., «Журнал ПОэтов», №3(47) за 2013г., в Интернет-журнале "Пролог". Лауреат III Международного молодежного поэтического конкурса им. К.Р. (1-ое место в номинации «Романс XXI века», 3-е место в номинации «Блистательный Санкт-Петербург»).

 

 

«ГОРОД У МОРЯ ПОХОЖ НА ПОДНОЖИЕ НЕБА…»

 

 

ВЕСЕННЯЯ ОДА К РАДОСТИ

 

…весной я болен…

А.С.Пушкин

 

Щеки горят Москвой по пришествии Наполеона,

Значит, снова весна, значит, горлу опять неспокойно,

Значит, время пришло сердцу биться отчаянно вольно,

Окнам – рты разевать, сквозняки же вообще вне закона.

 

И опять зарябит лицо, как озерная гладь от плевочка-камня,

Россыпью темных веснушек, как крошек от шоколада,

Сны наводнятся звоном капели многоголосого марта,

А волосы станут виться, и каждого дерева крона

 

Покроется пухлыми пачками зеленоперых листьев,

На улицах станет тише, но заметно прибавится пыли,

Зима оставит на память стопки белых нетающих писем,

Но мы все равно изменимся. Мы с каждой весной другие.

 

Босыми ногами хлюпать по грязью изгрызенным лужам!

Пускать по реке кораблики – как стан лебедей по небу!

Щеки горят, как Кремль, и голос все так же простужен,

Но весна – это ода к радости, это путь по радуге к свету.

 

 

*  *  *

 

И на вопрос «а что же привезешь?»

Ответила «увидишь». Знаешь, что…

 

Я привезу тебе из Петербурга дождь

В оконной раме, серое пальто

Измокших улиц, серебро небес

Черненое с оправой золотой,

В дворцовых шишках множащийся лес

Влажно-зеленый. Чаек крик. Простой,

Как видишь, незатейливый багаж,

Лежащий в теплой памяти зрачка,

В нем отражаются Нева и Эрмитаж,

И мост Аничков, и густые облака,

Зашторившие купола церквей

У входа в небо, Спасом на крови

Распятый Грибоедовский канал,

А все, что не смогу проговорить,

Расскажет ртуть полуприкрытых глаз,

Музейный запах рук, печаль волос…

 

А если что-то потерялось в этот раз,

То значит, так тому и быть. И твой вопрос

Не требует подробных уточнений…

 

 

*  *  *

 

Мы не станем лучше, не ждите, не станем лучше,

Мы не станем взрослей и гадать на кофейной гуще

Не научимся. След на столе от кофейной чашки

Будет вечно подковой лежать талисманом на счастье.

 

Не научимся поздно вставать и рано ложиться,

Полудумать и получувствовать, колесница

Времен года, часов, минут, приливов, восходов

Не коснется нас никогда, потому что природа

 

Увядания лиц и старения кожных покровов

Не от старости, а от глаза и слова дурного.

Мы не топчем поля, из копилки семян только сеем,

Мы – хранители ветра и тайны бумажного змея,

 

Мы – держатели акций огня, кислородных подушек

Для бездомных животных и пыльных разбитых игрушек,

Мы – кондитеры радуг, улыбок и лунного света,

Мы – янтарные дети дождей изумрудной планеты.

 

 

МАЛЫШ И КАРЛСОН

 

Малыш Карлсону пишет:

 

«Я очень боюсь здесь спиться,

Тут полно собак, но так не хватает людей,

В хороводе теней попадаются самоубийцы

И больные саркомой, раком и СПИДом,

Это место все называют концлагерем Freedom,

Ты по карте быстро найдешь, прилетай поскорей».

 

Карлсон пишет в ответ:

 

«Растолстел. Заржавел пропеллер.

Да и бомж я давно, на крышах теперь не живут,

По ночам, как и прежде, будит северный ветер,

Но летаю только при полной луне,

Хоть нигде не прописан, жду тебя в гости ко мне,

Я сейчас на пустом корабле, в одной из кают».

 

Голубиная почта работает без выходных,

Чтоб прочлись все слова, что доверили карандашу,

А к Стокгольму, тенью шурша, подступил птичий грипп,

Малыш Карлсону пишет, а Карлсон ответ – Малышу.

 

 

*  *  *

 

Пройдет пятнадцать лет, а может, двадцать пять,

Простишь их всех, никто не будет нужен,

Сюжет состарится, и что-либо менять

В отснятых лицах станет ни к чему.

 

Простужен, помнишь, был, и каждый раз один

Глушил свой чай с лимоном, медом, мятой,

Поджав колени в кухонном углу,

И столько лиц на пленке той распятой

Тебе хотелось вырезать, отснять

С креста себя и кадры перепутать,

Смонтировать судьбу иначе как-нибудь,

 

Но в вязкой каше незамысловатой

Счастливой жизни в лучшем из миров

Все меньше сухофруктов, просто каши

Все больше. Да уж, заварили хорошо,

Который год едим, давясь и матюкаясь,

Когда и вслух, все больше про себя,

Тарелок с горки вяло поутру

Съезжая в липкую рассвета чайность,

Где кажется, что годы – ветхость снов,

 

Но ты опять один все с тем же чаем

Торчишь на подоконнике, как тля,

Твой личный остров недообитаем,

Здесь только ты, какой ни выбери маршрут,

И сотни каменных огромных истуканов,

Всегда один. Тебя здесь некому прощать.

 

 

ГОРОД У МОРЯ

 

Город у моря похож на подножие неба,

Ты слышишь ангелов клекот, дыхание Бога,

Четкость его камертонного чуткого ритма,

 

Здесь можно пить синеву, обходиться без соли

С блюдом любым, и морскою водой вместо хлеба

Утром и вечером щедро кормить свое брюхо,

 

Или, раскинувши плечи, качаться на волнах

Длинным изогнутым стеблем в плоту Хейердала,

Шепоты мертвых армад различая сквозь тину,

 

Даже во сне в твоих мочках рокочет бесшумно

Память творения мира и память потопа,

Зыбкий песок чертит в воздухе буквы молитвы,

 

Льющейся за горизонт между небом и морем.

 

 

РЕШКА-ОРЕЛ

 

Зеркало – встреча с тридцатилетней дурой:

Время не лечит, просто меняет знак,

У меня есть узкие плечи, я доверчивей, чем кузнечик,

В моей власти взгляд бесконечность. Я подбрасываю пятак,

Когда надо узнать о главном: решкой ляжет – решится. Речка

Протекает на месте слома поколений и детских ран.

От Смородины* до компота – пять шагов в заглавную букву,

Я прицеливаюсь в бумагу, алфавит не дает осечек,

Буквы падают и смеются, кегель пляшет дрянной квикстеп,

Вижу в белых листках Джомолунгму,

Узнаю свой сентябрьский почерк, Бог мне шепчет в виски партитуру

Песни про глухую собаку. Выпадает орел. Живу.

 

* река в славянской мифологии, отделяющая мир живых от мира мёртвых