ПОЭЗИЯ БЕЗ ГРАНИЦ

Стихи венгерских поэтов

           

Бывают переломные моменты в жизни народов и государств, когда вдруг единое пространство, на котором жили люди, становится геополитической мозаикой. И каждая часть такой мозаики  живёт сама по себе.

В 1920 году Трианонский договор, продиктованный державами-победительницами Антанты, оставил от вчера ещё единого Венгерского государства только одну его треть.

Тогда связующим звеном между людьми, оставшимися под юрисдикцией других государств, стала культура. И одну из первых ролей в этом процессе духовного воссоединения сыграла поэзия.

Мы в нашей истории часто употребляем словосочетание «Домонгольская Русь», а венгры говорят «Домохачская Венгрия». Потому что в 1526 году туркам удалось одержать победу над войском одного из самых сильных и крупных тогда государств Европы. И пошла совсем другая венгерская история - история борьбы за национальную и духовную независимость.

Венграм и сейчас приходится бороться за своё право говорить, думать и творить по-венгерски всюду, где они живут и жили раньше, как русским -  в странах ближнего зарубежья.

Вот почему у венгерских поэтов, представленных в этой подборке, такая разная биография.

Например, поэт, прозаик, филолог и нынешний председатель Союза венгерских писателей Янош Сентмартони родился в самом сердце Венгрии, в Будапеште.

Крупный государственный деятель современной Венгрии и тоже видный венгерский поэт Геза Сёч родился в Трансильвании, что сейчас находится в Румынии. Он увидел свет в городе Тыргу-Муреш на территории компактного проживания венгерского меньшинства. Только смена режима в Румынии позволила ему заниматься и свободной литературной деятельностью, и политикой.

В Румынии,  в деревне Арини (по-венгерски Мадьярфалу) родилась известная венгерская поэтесса, прозаик и филолог, а теперь ещё член правления Союза венгерских писателей Лаура Янку.

Естественно, что стихи на венгерском языке пишутся и в Закарпатье, и в Словакии, и в Сербии, где тоже проживает венгерское меньшинство. И всё это сливается в единое пространство венгерской поэзии, для которой не существует границ, установленных людьми.

Следует отметить, что переводы всех стихов в этой подборке выполнены лауреатами Большой премии им. Милана Фюшта при Венгерской Академии наук Иваном Белокрыловым,  Ольгой Володарской, Юрием Гусевым, Ириной Ковалёвой и мной. Построчные переводы сделаны  Ольгой Володарской.

Леонид Володарский,

дважды лауреат премии Фонда им. Милана Фюшта

при Венгерской Академии наук

 

 

Геза  СЁЧ

 

Родился в 1953 году в городе Тыргу-Муреш (по-венгерски Марошвашархей) на территории компактного проживания венгерского этнического меньшинства. Выпускник филологического факультета Клужского университета, который окончил в 1978 года по специальности венгерская и русская филология. Еще в студенческие годы (1974-1977) был редактором студенческого журнала на трех языках, затем стал литсотрудником газеты на венгерском языке «Справедливость» (1977-1981). По окончании университета получил стипендию имени Гердера и в 1979–1980 гг. обучался в Вене.

В 1981–1982 был редактором самиздатовского журнала «Контрапункты», вследствие чего неоднократно подвергался преследованиям румынской нацбезопасности и попадал в тюрьму. В 1985-1986 - научный сотрудник Клужского института литературоведения и лингвистики, в 1986-1989 работал корреспондентом в Женеве. В 1989-1990 возглавлял будапештский корпункт радио «Свободная Европа». С 1989 года стал сотрудником литературного журнала «Мадьяр Напло» («Венгерский дневник»).

После смены режима в Румынии поселился в Клуже, где наряду с литературой и публицистикой активно занимался политикой. Его деятельность была направлена главным образом на сплочение зарубежных венгров.

С 2010 года в правительстве Виктора Орбана занимает пост государственного секретаря по культуре Министерства национальных ресурсов Венгрии.

 

 

КОЛОЖВАРСКИЙ КОШМАР

Однажды ноябрьской ночью, предчувствуя обыск в доме,

я выбросил в реку магнитофонную ленту. На ней был

твой голос; ты знаешь, что это за лента

была.

С тех пор, сколько я ни хожу по мосту,

Ведущему через реку Самош, мне возвращает твой голос вода.

Перевёл Леонид Володарский

 

 

ТЕЛО МОЁ, ЭТО СТЕКЛЯННОЕ ТЕЛО…

О бессмертии души

 

ПОТОМУ ЧТО ЧЕЛОВЕК — ЭЛЕКТРИЧЕСКАЯ ЛАМПОЧКА!

Бог её вкручивает

в любой патрон,

в любую электрическую цепь:

 

он вкручивает её в её судьбу.

Он вкручивает её в бытие.

 

Душа, дыхание, электрический ток!

электрический ток! Течение! Жизнь!

 

Сколько отпущено электрической лампочке?

Сколько отмерено мне?

И если вдруг меня…

                                               если потом однажды это вот…

                                                           если это вот стеклянное тело…

если вдруг нас, говоря языком ламп,

если судьба так сложится,

что кто-то их разобьёт,

кто-то нас разобьёт,

что тогда будет со мною?

 

Бессмертна ль душа?

Способна ль воскреснуть лампа?

 

Электрическая лампочка смертна.

НО ВЕЧЕН ПУТЬ ЭЛЕКТРИЧЕСКОГО ТОКА

ИЗ ОДНОЙ ЭЛЕКТРОЦЕПИ В ДРУГУЮ ЭЛЕКТРОЦЕПЬ.

Перевёл Леонид Володарский

 

АВТОПОРТРЕТ ЯНЫЧАРА

Я янычар. Родился в Семиградье,

на улице Республики.

И мать моя в девичестве звалась Марией.

Четыре года было мне, когда меня украли.

И на адрианопольском базаре меня купил ага.

Оттуда к беку я попал, потом я оказался у паши.

Живу в Стамбуле.

И многого достиг: орудовать умею ятаганом,

и вздыбливать коня, и поджигать дома, и протыкать копьём младенцев,

и баб насильничать.

Моя работа — янычар.

Национальность, вера — янычар.

Эгей, мой ятаган!

Наведываюсь иногда я в город мой родной в далёком Семиградье. И как-то

подкинул я своим мечом отца, братишку и отцова брата:

всех родичей, кого мой меч достал.

Родня моя руками машет,

а женщины визжат, пронзительно кричат,

но не смягчаюсь я,

и даже мать насилую с сестрой — мне любо янычаром быть! — а после

на рынок их невольничий гоню, в Адрианополь,

и снова, снова я дотла сжигаю

отчизну и родной мой город.

Перевёл  Леонид Володарский

 

ПЕРВЫЙ СОНЕТ

– Лбом в лоб утыкаясь, зуб на зуб, сжигая сердца,

взлететь раз за разом пытаемся мы без конца,

как зябкие зяблики, крыльями бьём о валун,

сгораем в гранитных желудках прожорливых лун.

 

– Где косы твои, эти волосы, где твой пучок?

Ты их не распустишь уже, но об этом – молчок!

Ведь я их не гладил ни разу ещё, никогда.

Заколку купил, а отдать ли – не знаю: беда!

 

– Как патина к бронзе припаяна льдом изнутри,

так эти сонеты в единый закованы круг;

вот так же и я всю тебя обнимаю, – смотри! –

 

в четырнадцать строк, как в четырнадцать ласковых рук.

Как ключ и замок, идеально совпали они,

слились воедино по контуру – только взгляни!

 

 

ВТОРОЙ СОНЕТ

 – Впорхнули в духовку два зяблика, будто в окно,

пылая клюв к клюву, язык к языку – всё равно!

– Крошат жернова нас, к нам пламя свой тянет побег,

нас иглами жалит внутри выпадающий снег.

 

– Не в узел свила, а платком повязала я прядь.

Не важно, что было, сейчас мои косы погладь.

– Они отрастут, что отрезала их – не корю.

– Гляди-ка, какую сорочку тебе я дарю.

 

Ткань с кожей срастётся, тебя от мороза храня

под снежным покровом, где ты согреваешь меня,

в кольцо заключая, в палящей зимы окоём.

 

Пусть первый – второй принимает в объятья сонет.

Венком заплелись, чтобы третий родился на свет,

нельзя развести их – останутся вечно вдвоём.

 

 

ТРЕТИЙ СОНЕТ

 – Лбом в лоб утыкаясь, зуб на зуб, сжигая сердца,

                           впорхнули в духовку два зяблика, будто в окно.

Взлететь раз за разом пытаемся мы без конца,

                          пылая клюв к клюву, язык к языку – всё равно!

Как зябкие зяблики, крыльями бьём о валун,

                         крошат жернова нас, к нам пламя свой тянет побег,

Сгораем в гранитных желудках прожорливых лун,

                         нас иглами жалит внутри выпадающий снег.

 

 

– Где косы твои, эти волосы, где твой пучок?

                           – Не в узел свила, а платком повязала я прядь.

– Ты их не распустишь уже, но об этом – молчок!

                          – Не важно, что было, сейчас мои косы погладь.

– Ведь я их не гладил ни разу ещё, никогда.

                    Они отрастут, что отрезала их – не корю.

Заколку купил, а отдать ли – не знаю: беда!

                           – Гляди-ка, какую сорочку тебе я дарю.

 

Как патина к бронзе припаяна льдом изнутри,

                             ткань с кожей срастётся, тебя от морозя храня,

– Вот так же и я всю тебя обнимаю, – смотри! –

                             под снежным покровом, где ты согреваешь меня.

В четырнадцать строк, как в четырнадцать ласковых рук,

                            пусть первый – второй принимает в объятья сонет.

                              

 

 Так эти сонеты в единый закованы круг,

                               нельзя развести их – останутся вечно вдвоём,

Как ключ и замок, идеально совпали они,

                                в кольцо заключая, в палящей зимы окоём,

слились воедино по контуру – только взгляни! –

                              венком заплелись, чтобы третий родился на свет.

                                          

                     

Перевела Ирина Ковалёва

 

 

Янош СЕНТМАРТОНИ

 

 

Родился в Будапеште в 1975 году. В 2000-м окончил отделение венгерской филологии филологического факультета Будапештского университета им. Лоранда ЭтвёшаАвтор  восьми  сборников стихов и  сборника  эссе. С 2010 года -  председатель Союза венгерских писателей.

 

ИТАКА

Со спиной сроднилась мачта,

кто же от нее избавит?

Из морей сиреноглазых

кто достать былое вправе?

 

Далека еще Итака

далека, ох, как далече!

Все слилось, что было свято

и теперь плывёт навстречу.

 

Где ты, край, меня знававший,

что везде мне спать постелет?

Дева где, чьи там, за мраком

для меня уста поспели?

 

Я судьбой своей ограблен,

да боюсь, что все ей мало:

ночь меня, затвором будто,

крышкой шторма запирала.

 

Далеко уже Итака.

Где ты, память? Сон ли, сказка?

На неровной  водной глади

Пенелопин лик как маска.

 

Не пытай меня ты боле,

кто я и откуда родом.

Взор мне застит пламя Трои,

волны ходят хороводом.

 

Мне домой уж не вернуться.

Прошлое ушло в пучину.

Но себя держу рукою.

Плоть до срока не покину.

Перевёл  Леонид Володарский

 

 ЛИЦОМ К  СТИХУ

Молчит сегодня стих, как тот, кто был избит

Среди полузаброшенного парка.

И взгляд его похож на звёздный винт,

И ввинчивается мне в глаза он ярко.

 

Тогда его я обнял и к себе прижал,

Чтоб боль его понять. Я знал: так надо.

И он тотчас же светел стал и ал,

Как ангел, что сумел сбежать из ада.

 

Он у подножья лестницы присел,

Которую когда-то увидал Иаков.

И так оборван был, так молчалив, не смел,

Что стал со мной душою одинаков.

 

Какой же ветер к нам его принёс

И раздувал сейчас его рубаху?

Он, может, был ответом на вопрос:

Что будет завтра? Но земному праху

 

Дано ли неземного смысл понять?

Нам тридцать штук серебреников ближе.

Уже знавали мы земную мать,

Чей сын когда-то нами был унижен.

 

И он  замолк, прощая малых сих,

Тех, что живут, раскаянья не зная.

И точно так же ты молчишь, мой стих.

Да, у тебя была б судьба иная,

 

Когда бы я тебя ни притянул!

 

Лечу твои зияющие раны,

Смотрю тебе в лицо и слышу гул

Себя, земного, полного обмана.

Перевёл  Леонид Володарский

 

ВЗДОХ

"Ну, вот я и нашел свою отчизну" ...

– Неплохо б написать стихи такие,

А после долго жить, не умирая.

Перевела Ольга Володарская

 

УХОДЯЩЕЕ ПРОЧЬ

Я просыпаюсь рано от того лишь,

Что в комнату мою корабль вплывает.

Я тру глаза – уже в них плещет море.

Носки и брюки надеваю быстро.

 

Полночный город надо мною вырос.

Зачем-то здесь находится сегодня

Тот света камень, в щель попавший неба,

Как если б кверху кто-то бросил якорь.

 

Как будто печь обогревает небо,

И в нём букеты чаек расцветают…

Мне страшно: коль корабль меня заденет,

Коснётся тенью – тотчас я окуклюсь.

 

Он проплывает, скрылся нос в тумане,

Размылись контуры, его уже не видно,

Лишь где-то в глубине его молчанья,

Играет пианист на кромке жизни.

 

Он волны позади себя оставил

И ветер ледяной с дождем. Надеюсь,

Я не проснусь, когда смотреть ты будешь

В иллюминатор из своей каюты…

Перевел Иван Белокрылов

 

 

 

Лаура ЯНКУ

 

Родилась в 1978 году в деревне Арини (по-венгерски Мадьярфалу) на территории Молдовы (Румыния). Окончила филологический факультет Будапештского университета им. Лоранда Этвёша и Сегедского университета по специальностям «Этнография», «Теология» и «Политология» в 2005-2006 годах. Поэт, прозаик, этнограф. Автор трёх  сборников стихов,  сборников эссе,  повестей и  народных сказок.

 

ЗЕРКАЛО

С нижнего края зеркала

ссыпаются шорохи в бездну.

Встречаясь на стенках бокала,

потёки кресты рисуют,

и холодом веет могильным,

лишь рельсы друг к другу жмутся.

Брусчатка дробит походку,

летящий мой шаг ломает,

но сколько б ни вился путь мой,

а всё-таки оборвётся.

Костей не собрать — ведь ими

мостим мы дорогу к Богу.

Перевела  Ирина Ковалёва

 

 

ВЕЧЕРНЯЯ МОЛИТВА

Не введи меня во искушение!

Край мой пуст, и сломано крыло.

Словом, что хранило от крушения,

мне в итоге губы разнесло.

Дай воды крещальной*, накорми,

очи мне закрой, и жизнь возьми.

Перевела Ирина Ковалёва

*Крещальный – относящийся к таинству крещения. Крещальная вода у католиков освящается на Пасху. "Крещальные воды символ; они символизируют смерть. Мы погружаемся в них, как если бы погружались в смерть, и возвращаемся затем к новой жизни". (Митрополит Антоний Сурожский. "Беседы о вере и Церкви").

 

КОЛОЛА МАТУШКА ОРЕХИ

Уж и не помню, что за виноград

я ела на крыльце в закатный час

и что-то отвечала невпопад:

мол, погоди минутку, я сейчас…

 

Из кухни доносился стук и хруст.

Промахивалась иногда рука…

Вечерняя плыла над миром грусть,

как утки, плыли в мире облака…

 

К вечерне позвонили… Через двор

неведомое что-то пронеслось,

неслышно пробежало, словно вор…

Не видела я, кто тебя унес.

                                                                     Перевёл  Юрий Гусев

 

 

БУДНИ

Боюсь, однажды утром я проснусь

                                                 —  и что? –

Чулок натягивая рваный, засмеюсь:

Ведь небо синее в окне, и, всем назло,

Ночное время все ж не зря прошло:

Тебя во сне увидеть повезло.

 

Боюсь, однажды утром я проснусь

                                              — и что? –

А то, что я пойму: не зря боюсь.

Ты не пришел домой; в окне темно;

То ль не был вовсе, то ль ушел давно…

Я за тобой пойду. Куда — мне все равно.

 

Перевёл Юрий Гусев