ОРФЕЙ СПУСКАЕТСЯ В ЛЕФОРТОВСКИЙ ТОННЕЛЬ

 

Писателю сложно реагировать на события сегодняшнего дня. Особенно в драме, которая требует исторического, и даже метафизического измерения. Но вот Мария Манич написала пьесу о эпидемии коронавруса. Всё там в начале, как у всех: изоляция, маски сушатся на веревке, пакеты с гречкой, мама на удаленке мучается с интернетом, и одета она сверху нарядно, снизу как попало. Но тут же, под гречкой, обнаруживаются ноты, а на стене коллаж из репродукции картины “Аполлон в окружении муз”. А мамин сын – молодой парень играет на арфе. Арфист – такая профессия. Жители одного московского подъезда стали героями пьесы о выживании в самом широком смысле этого слова, о жизни и смерти, о норме и безумии, о Малой Родине для москвичей, которая прячется под землей, в Лефортовском тоннеле. Есть ли для этих людей работа и возможность выжить? Есть ли вообще пространство для жизни, или за каждый шаг штраф и депортация? А дорога для всех одна – на остров Мечты, он же остров Здоровья, куда каждого в свой срок перевезет бессмертный лодочник Харон. И чем Москва-река не Ахерон?  Считалось, что существует пять вариантов картины Бёклина «Остров мертвых». Но есть и шестой, он находится в России, хранится в Эрмитаже. Мария Манич показывает нам седьмой, свой собственный, сегодняшний московский вариант. Что за люди населяют подобную пьесу? Самые убедительные москвичи: добрые, интеллигентные, ругаются, заботятся друг о друге, живут общинно, действуют соборно, курят одну сигарету, и не боясь заразы, затянувшись, передают соседу. Пирожки пекут с гречкой.  Ну что там еще? Социальная программа городская новая: “Жжём как дышим”. Взаимовыручка крематориев. Остров, сука, Здоровья, и ни одного врача. Трэш? Да нет, метафизическая комедия из реальной жизни. Очень смешная.

 

Ольга Михайлова

 

 

Мария МАНИЧ

 

Родилась в Москве, образование филологическое, пишет пьесы с 2000 г.; в публичном пространстве оказались три: "Танец с кисточками" (2008), "Дирижёр" (2015), "Икра трески" (2020).

 

 

ИКРА ТРЕСКИ

 

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

 

Ерофей он же Ера – жирноватый сутулый юноша с лёгкой залысиной и первыми морщинами

Мама Еры– хрупкий маленький бухгалтер предпенсионного возраста

Родя – однокашник Еры, самый ухоженный и стильный персонаж

Собака (Сергей) – друг и сосед Роди, гопник гопником, но с высшим музыкальным образованием

Вероника Петровна – горбатая, статная старуха

Коленька – сын Вероники Петровны предпенсионного возраста с синдромом Дауна и потому со своей особенной речью.

Голос из ноутбука

Олег – айтишник (появляется по видеосвязи или громкой связи)

Лодочник впоследствии Охранник

Голоса двух полицейских – зайти в эту историю им так и не удалось.

Люди в лодке

 

События происходят в крупном городе России весной 2020 года.

 

ДЕЙСТВИЕ I

Сцена 1

 

Однушка. Позднее утро. Тесная кухня с газовой колонкой, но довольно свежим ремонтом и светлыми стенами. На верёвке сушится бельё и медицинские маски. На столе лежат ноты, на них большое количество пакетов с гречкой. На стене коллаж из репродукции картины “Апполон в окружении муз” и подпись внизу “Пусть твоя лира соберёт всех муз района”. Открытая форточка, за окном воркуют голуби, редко проезжает машина. Сверху слышно топанье детей и стук катающихся предметов. Шум воды из ванной, попыхивает огонёк в газовой колонке.  За маленьким столом сидит Мама с ноутбуком, у неё видеоконференция, одета она сверху нарядно, снизу как попало.

 

Мама: Да-да, получила я этот код доступа. И вот ввожу его и ввожу… А он мне ошибку выдаёт. Может, я не туда ввожу… Хотя там только одно это самое место для ввода есть, больше некуда там.

Голос из ноутбука: Мы сейчас подключаем айтишника. Вот-вот, он уже подключился, ой, отключился, ой, подключился, нет-нет, снова отключился, да что такое, Олег, вы нас слышите?

Олег:  …а, ..брое ...тро ...леги

Голос из ноутбука: Олег, вас очень плохо слышно!

Раздаются гудки, жужжание, звуки ослиного иакания, шипение, трыньканье, хрюкание)

Мама: Может быть, я, это, попробую ещё раз сама туда зайти? Ну, или погуглю, мне сын поможет.

Голос из ноутбука: Ну о чём вы говорите, у нас же есть специалист и он за это получает, между прочим, деньги. Пока ещё получает.

Олег: Да здесь я, здесь.

Слышны шипение, детский плач, звуки борьбы, громкий детский плач и крик кота.

Олег: Прошу прощения, мне надо переподключиться.

Мама: Господи, надеюсь, все живы.

 

Тишина, все ждут Олега. За спиной у мамы возникает звук поджига колонки, но огонь не зажигается.

 

Ера (кричит из ванной): Маааам!

Олег: Да, извиняюсь.Рассказывайте, что там.

 

Снова слышен поджиг в колонке трещит, но огонь снова не загорается.

 

Ера: Мааам!

Мама (игнорируя крики, но краем глаза оглядываясь на колонку): Значит так, я зашла туда, ввела логин, ввела пароль…

Олег: А в каком режиме вы заходили?

Мама: В смысле в каком режиме?

Ера: Ну маааам!

Олег: Ну какой у вас режим там?

 

За окном слышатся звуки сирены проезжающего кортежа. Голос через громкоговоритель: “Освободить левую полосу!”

 

Мама: В смысле “там”? Вы в другой стране что ли? Один и тот же у всех режим уже двадцать лет, что за вопрос.

Голос из ноутбука: Так, политику мы здесь не обсуждаем!

Олег: Господи, да вы совсем что ли? Внизу там в меню справа есть пункт “режим”.

Голос из ноутбука: А что так нервно? Нельзя поспокойнее объяснять?

Олег: Я спокоен.

Слышен неистовый крик кота и детский смех.

 

За спиной мамы на кухню заходит Ера. Он голый, мокрый с намыленной головой. В руке у него полотенчико типа рушника, которым он прикрывает только самое необходимое.  Он подходит к газовой колонке, достаёт из неё батарейки. Дальше ему необходима вторая рука, поэтому он прислоняется к мебели частью тела, прикрываемой рушником, чтобы тот не упал, и начинает сильно бить батарейки друг о друга.

 

Олег: У меня тут дети вообще-то!

Голос из ноутбука: Может, вам камеру отключить?

Олег: Мне?!

Мама: Ну а кому? (Оборачивается.) Ера. Боже.

Ера: Я тебе орал полчаса! Мне в холодной воде мыться или как? (вставляет батарейки обратно в колонку, уходит)

Голос из ноутбука: Ну так что у вас с режимом?

Мама: Да не видела я там никакого режима, там не было вообще ничего похожего.

Олег: Ну как не было! Давайте я зайду удалённо, гляну.

Мама: Это как?

Олег: Надо прогу одну поставить, там легко, название в чат скину, как зальёте – пишите, я зайду к вам, гляну чо там.

Мама: А я смогу?

Олег: Вон сын поможет, он у вас талантливый.

Голос из ноутбука: Держите меня в курсе.

Олег: Как разберёмся – сразу сообщим.

 

Слышны мурлыкание кота и радостный крик ребёнка: “Я покакал!”

Видеоконференция завершена. На кухню заходит Ера.

 

Ера: Ну закончился ваш телемост?

Мама: Ты совсем дурной? Что это было? Мне полгода до пенсии осталось, а ты с голым задом ходишь перед моим руководством.

Ера: Я с голым задом вообще по жизни, а не только перед твоим руководством.

Мама: И? Что дальше?

Ера: Ничего дальше. Это конец. Я уже умер, я давно умер, а моё тело почему-то ещё живёт.

Мама: И ещё как живёт. Отлично себе живёт.

Ера: Что ты хочешь от меня? Я ем одни макароны уже целый месяц.

Мама: Так поешь гречку, кто тебе мешает! К чему эти выкрутасы? Пауза, Ера наливает воду в чашку, пьёт.

Мама: Нет, может быть ты худеешь, конечно, так… По крайней мере зад твой в камеру влез, так что может и на пользу тебе эти макароны. Или ты в религию ударился и у тебя пост, аскеза… Хотя для поста у тебя смирения маловато.

Ера идёт к выходу, обувается.

Мама: О, пошёл-пошёл, обиженная артистическая натура ушла прогуляться и напитаться вдохновением, не иначе. Причаститься весенним воздухом и принести домой инфекцию. Иди-иди.

 

Из открытой форточки слышатся сигналы полицейской машины и объявление: “Уважаемые жители Академического района, из-за угрозы распространения коронавируса убедительно просим вас не покидать свои квартиры. Штраф за нарушение добровольной самоизоляции без уважительной причины четыре тысячи рублей.” Ера прекращает обуваться. Какое-то время они молча стоят. Ера разувается, уходит в комнату, закрывает дверь. Мама идёт за ним, пытается открыть дверь, но Ера подпёр её с той стороны чем-то. Из-за двери раздаются звуки настраиваемой арфы, затем игра. Мама возвращается к ноутбуку, тыкает в него, пытаясь установить нужную программу. Стучит в дверь. Ера игнорирует её, продолжая играть на арфе.

 

Мама: Это самое… Мне нужна твоя помощь. Слышишь? Я работать не могу, мне надо какую-то программу установить. Помоги матери, а то оба будем с голым задом сидеть на этом карантине.

 

Ера молча выходит на кухню, устанавливает программу в ноутбуке.

 

Мама: Вот, смотри как у тебя ловко получается, а! Может быть пока дома сидим эта ты бы устроился вот так удалённо куда-нибудь. Ну временно… Есть же подработки всякие в этом интернете.

Ера: Да какие? Соцопросы про туалетную бумагу и йогурты?

Мама: Ну хотя бы. А что тут позорного. Тем более время такое. У нас дедушка вообще балалайки на рынке продавал в перестройку и ничего, не умер. Ну то есть умер, но не от этого. А ведь тоже был артист оркестра первой категории. Все как-то жили и работали, никто вот так по полгода не сидел в поисках всяких творческих.

Ера: Всё, я установил, пускай заходит твой Олег.

 

Ера идёт обуваться. За окном повторяется объявление о самоизоляции и штрафах.

 

Мама: Самый богатый что ли?

Ера (берёт пакет мусора): У меня уважительная причина. (Уходит.)

 

Сцена 2

 

Послеполуденное время. Кухнясостароймебелью. Газовая колонка. Стеныпокрашенымаслянойкраскойврозовыйцвет.Разделочныедоскисхохломой, накурено,окно открыто, наручкефорточкиболтаетсяверевка.Столпокрыт клеенкой,настолесковорода, пустой пакет,батон,бутылканаливки,подстоломещёдве, ужепустые.Тристакана.Дванаполнены,третийс окурками.ЗастоломсидятРодяиСобака.Собаканатабурете,Родянакрасивойкованойлавочке.

 

Родя: Вот ненавижу я сидя бухать. Как старпёры какие-то, как деды. Собрались, блин. Ну за встречу, чо дальше, за родителей, за детей, ёпта, и за прочих гостей.

Собака: Вот чё ты ноешь, а? Чё ты гундишь? Хошь – встань, пей стоя, как лошадь.

Родя: Э-э-э... Что тебе объяснять, Собака, животное ты моё.

Собака: Почему я всегда животное? Почему, Родя? Как так?

Родя: Потому что карма у тебя собачья. Как звероящер забьешься в свою нору и бухаешь. А надо на ходу, Собака, понимаешь? На прогулке, созерцая перемены ландшафта по обе стороны от себя, любуясь своим почти уже родным городом, пока его к твоей собачьей бабушке не снесли совсем нахер.

Собака: Он мне не родной, пусть снесут. Я оградку скую на его могиле. И скамеечку. А ты иди, бухай себе на ходу, менты у подъезда с утра пасутся, они обрадуются.

Родя: Я бы с радостью вышел, я гнию тут уже две недели. Две недели безвылазно, Собака, я даже мусор не успеваю выбросить, ты с утра его в зубах утаскиваешь.

Собака: Да, не свезло пацану, две недели на жопе ровно сидит, песни свои сочиняет да на баяне играет.

Родя: На аккордеоне, животное. А ещё в консерватории учился…

Собака: Да один хрен. Я-то целый день на ногах. Реально как собака. Я сегодня двенадцать оградок сварил. Двенадцать, Родя, ты чувствуешь сакральность? Ты чувствуешь Блока?

Родя: Это откуда столько покойников?

Собака: Алё, чувак, вообще-то эпидемия или как её, пандемия.

Родя: Чо прям мрут?

Собака: Нет, ёпт, прикидываются, чтобы шашлыки на свежем воздухе замутить.

 

Пауза. За окном повторяется объявление о самоизоляции. Звонок в дверь. Родя подыгрывает звонку на аккордеоне. Собака задумчиво подпевает и подсвистывает звонку, развивая его звук в красивую мелодию. Родя открывает дверь. Входит Ера с пакетом мусора.

 

Собака: Вот ещё один артист пожаловал. Творческий вечер сегодня в нашей конуре.

Родя: Заткнись, Собака. Прояви гостеприимство.

Собака: Да без бэ. Надо проявить – я проявлю. Здорово, Ерофей! Велкам на нашу скромную, но очень уютную лавочку.

Ера: Красивая лавочка. Откуда?

Родя: Ха, с кладбища, откуда ж ещё, Собака у нас хозяйственная скотина, всё в дом!

 

Родя наливает в два стакана, себе наливает во что-то иное.

 

Ера(Собаке): А ты теперь на кладбище работаешь?

Собака: Ну а где мне работать? В Яндекс-такси? Или в Яндекс-еде?

Родя: Поэтому Собака работает в Яндекс-гробЕ. О, а чо у тебя в пакете? (Заглядывает к Ере в пакет.) Это чо за объедки?

Ера: А ты думал, я вам икру трески принесу что ли?

Родя: Не ну не икру, но б/у чайных пакетиков это ту мач.

Ера: Да мусор это!

Собака: Он к нам с мусором пришел.

Ера: Да не для вас мусор, а для ментов.

Родя: Кесарю Кесарево, мусору мУсорово.

Ера: Вот вы ржёте, а мне с ним ещё обратно идти.

Собака: Да кто ржёт, Ера, дорогой! Родь, разливай, давай выпьем за нелёгкую долю столичных безработных музыкантов, которые живут в своей, заметь, не съёмной квартире с родителями!

Ера (злобно): Аха-ха, рот не порви. (пьёт)

Родя: Мама, наверное, рада, что ты мусор теперь выносишь (пьёт) Мужик, а? Ну мужик же! Мужыыыык!

 

Родя пытается потрепать Еру по голове, Ера отдёргивается. У Собаки звонит телефон.

 

Собака: Сорри, семья на конференцию зовёт.

 

Собака уходит в другую комнату. Далее оттуда слышатся различные фрагменты семейного чата.

 

Родя: Это у него теперь два раза в неделю семейный ужин онлайн, все подключаются и жрут коллективно, ну в смысле все, кроме Собаки жрут, потому что Собаке жрать нечего. Короче кто откуда: из Питера, из Москвы, из Хельсинки. Ну чтобы маму его развлечь конечно, ей-то сидеть взаперти дома в своём Староуткинске…

Ера: Новоуткинске...

Родя: Да, перепутал, конечно в Новоуткинске это другое дело сидеть, ты прав, там утки поновее, повеселее, позадорнее.

Ера: Я иногда так завидую Собаке. Вот он всегда может вернуться к себе, на Малую Родину. На праздники или в отпуск.

Родя: Ты тоже можешь вернуться. В соседний подъезд.

Ера: Да это не то. Понимаешь.... Да, ты снова ржать будешь, ну и ладно, ржи. Мне не хватает Малой Родины.

Родя: Всем после первого литра не хватает Малой Родины.

Ера: Да! Но у Собаки она есть, у тебя есть, а у меня?

Родя: А ты, Ерофей, друг мой, зажрался. Ты здесь родился, дурында, у тебя здесь Малая Родина.

Ера: Да в том-то и дело, что она не Малая вообще ни разу!

Родя (пьёт): Да-а-а, вот это я понимаю проблема у чувака. Родина у него недостаточно Малая, ёпта…

 

Оба молчат. Из комнаты раздаётся смех Собаки, он поёт с мамой на два голоса какую-то песню.

 

Ера (наливает, подходит к окну): Чтобы, как Собака, можно было туда приехать в любой момент, выйти, вдохнуть этот воздух... И ходить там долго по всяким болотам, гаражам захарканным. И чтобы все говорили: "Ера, что ж ты приехал и не зашёл даже." (Пауза.) А у них пироги всякие, или не пироги, а хычины, эчпочмаки или посикунчики, в общем что-то такое, тамошнее и дико вкусное, жирное. Я иногда даже, прикинь, смотрю в Гугл Мэпс и ищу, где могла бы быть эта Малая Родина.

Родя: Вот, зато ты сам можешь выбрать себе Родину.

Ера: Да вот не скажи. Я нашёл их несколько, а выбрать не могу...

Родя: Ера, дружище, мой тебе совет. Про Родину совет очень важный, как её ощутить всем телом. Короче, Ер, выйди в вечерний час пик из метро Красносельская, вдохни запах бомжатины с трёх вокзалов и шоколадный дух Бабаевский, а? Чуешь? Мммммм…. Такого контраста запахов ты больше нигде не найдёшь, только на своей Родине, отвечаю. Затем, слушай-слушай, да меня слушай, не Собаку, у Собаки там своя жизнь, а мы здесь твою Родину выстраиваем из пепла почти, из руин реновационных. Затем короче возьми на углу в эко-маркете Веджи-бургер с растительным мясом “бейонд мит” за пятьсот рублей, чем тебе не местная плюшка, а? Могу поспорить: ни в Староуткинске, ни в Ново-, ни даже в Перми или Челябинске такой хрени точно нет. И ступай прямо по трёшке, Ера, да к Лефортовскому тоннелю. Заходишь в тоннель, поглубже, на километр где-то, не меньше, у тебя же есть шагомер в твоём айфоне, всё, вот там-то самое сердце твоей Родины: всё дрожит, всё несётся, ревёт. Если стрёмно – можешь воткнуть в уши какую-нибудь атмосферную хрень, ща, погоди.

 

Берёт аккордеон, подходит к окну, играет и поёт что-то на базарно-вокзальный лад, но с академическими каденциями. В комнату возвращается Собака, начинает плясать. Родя заканчивает музицирование. Тишина. Вдали сирена скорой.

 

Родя: Вот. Слышишь, никто тебе не хлопает с соседних балконов, никто не орёт заткнись, мол, скотина, у меня дети спят, всем пох. Вот это твоя Малая Родина, меньше не бывает, и нехер искать другую.

Собака (запыхавшись): Парни, слыш, мне тут наши могильщики кинули в чат кой-чо.

Родя: Звучит огонь.

Собака: Это реально огонь. Помните парк новый, ну остров Мечты в пойме открыли, короче его же закрыли на карантин сначала, а сейчас за неделю перестроили и туда свозят стариков с этим вирусом типа как в санаторий. Назвали остров Здоровья.

Ера: Жесть какая. Ну, а могильщики тут причём?

Собака: Ты не в курсе что ли? Старики мрут чаще остальных от этого.

 

Все молчат и смотрят на Собаку.

 

Собака: Ну чо вы, блин, будто я это придумал. (Пауза) В общем за деревней Смурфиков сделали колумбарий. Временный, только на время карантина. Там раньше были камеры хранения для посетителей. (Пауза) И крематорий. Передвижной, мобильный. 

Пауза

Не ну чо вы уставились, это чтобы заразу по всему городу не таскать. А кто выздоровеет, тех после карантина и выпустят оттуда. Им даже повезло считай, у воды, на свежем воздухе, с питанием.

Пауза

Да перестаньте уже, Родь, ну ты-то чо! Там волонтёры и врачи за этими бабками ухаживают. А в крематории вообще пока сотрудников нет. И в общем нужны музыканты для вот этого всего. Там отдельные ворота с трассы для родственников, зал для прощания, а антуражу нет, это же походный вариант. Вот они и ищут.

 

Тишина, молчание. За окном вдалеке сирена скорой.

 

Родя: Не, Собак, это ту мач. Я нет.

Ера: Это можно духовым предложить, они по похоронам тусят.

Собака: Не, там в масках надо быть. И нужны одиночные инструменты, которые без ансамбля норм звучат.

Родя: Ну арфа короче. Вот твоя икра трески, Ера, бери.

Ера: Чего? Да идите вы к козе в трещину с такими подработками! Совсем уже. Ибо-бо.

 

Молчание. У Еры в кармане блямкает телефон. Ера допивает из своего стакана. Встаёт.

 

Ера: Я пойду, у меня там мать с компом. Одна мудохается. На удалёнке.Спасибо за бухло. Ну и вообще. Короче я пошёл.

 

Молчание. Ера обувается, берёт мусор, уходит.

 

Сцена 3

 

Раннее утро. Кухня в квартире Еры. Горит настольная лампа. На столе шесть грязных чашек и банка кофе. Мама в очках и уже домашней одежде скрючившись спит полусидя-полулёжа за столом. Ера сидит с её ноутбуком и смотрит видеоурок на ютьюбе с задорной музыкой на заднем плане: “Всем привет, с вами я, Колян-Лагман, и сегодня я научу вас, как зайти удалённо в личный кабинет, расскажу, что делать, если комп выдаёт ошибку и где найти тот самый “режим”, если его нигде нет. Итак, поехали! Надеюсь, вы не хипстер и у вас нормальная винда а не **** мак. Итак, нажимаем WinR, вбиваем в строку вот этот скрипт, ссылка в описании и попадаем в корневую папку, куда мы размещаем вот этот файл, его можно скачать по ссылке, но очень важно изменить его имя и продублировать его в ещё две папки, удалив из них следующие файлы…" Ера жмёт на паузу, повторяет у себя на ноуте всё сказанное, Из ноута доносится звук ошибки, Ера жмёт на кнопку, снова звук ошибки и так несколько раз.

 

Ера (трёт уставшие глаза): Сука...

 

Звонит будильник весёлой музыкой и приятным голосом говорит: “Good morning! Have a nice day!” Просыпается мама.

 

Ера: Ничего не вышло.

Мама (гладит его по голове): Боже, какие глазёнки-то красные.

Ера: Как ты будешь работать?

Мама: Ой да ладно. Ничего страшного. Ну значит поеду в офис, там всё равно сегодня ещё будет кто-то, может даже Олег.

Ера: Как поедешь?

Мама: Ну как-как, как-как, как обычно поеду, в пятницу как-то все ездили и ничего, никто не умер. Ну то есть умерли, но не в метро же… И сейчас наверняка кто-то ездит, не все могут сидеть дома. Как-как... Сяду в метро и поеду. Вон, маску надену.

 

Мама смотрит на часы, вскакивает, ставит чайник на плиту, бежит в ванную, закрывается, включает воду. Газовая колонка трещит поджигом, но огонь не загорается. Ера подходит к колонке, вытаскивает батарейки, стучит ими друг о друга, вставляет. Вода снова включается, колонка работает.

 

Ера (звонит по телефону): Собак, привет, не разбудил? Да не ори, откуда я знаю, во сколько у вас там могилы роют. Ну молодец, чо, извини, я по-быстрому. Короче. Я готов на этот чёртов остров. Да. Есть. Да понимаю я всё. Мне только для арфы нужна газель что ли, она ж в обычную тачку не влезет. Да какой минивэн, какое такси, ты прикалываешься? У вас же там есть труповозки какие-то, стрельни на пару часов, а?.. Ну Собак, блин, реально без шансов, мне надо срочно хоть что-то, чтобы мать могла не работать… ну…  месяц хотя бы до конца карантина, она же в группе риска, ты же знаешь. Да. Да. Окэ. Спасибо, Собака, дружище, прямо вот спасибо тебе. Да, пока только спасибо, икра трески позже. (смеётся) Всё, жду.

 

Мама выбегает из ванной, она уже одета, обувается, надевает маску, Ера подходит к ней близко, стоит, смотрит на неё.

 

Мама: Ты чего? Ер?

 

Ера молча бредёт в комнату. Мама уходит. Ера собирает вещи и ноты в рюкзак, зачехляет арфу.

 

Сцена 4

 

Позднее утро. У подъезда с палисадником стоит чёрная тонированная газель с красной полосой на боку и надписью Ритуальная служба “Погребок”. Ера и Собака стоят у машины. Собака курит, у него засучены рукава. Ера стоит, засунув руки глубоко в карманы и втянув голову в воротник куртки.

 

Собака: Капец блин. Завяжите мне пупок заново. Вот поэтому, Ера, я играю на трубе. Сунул её в рюкзак и хоть в Дублин, хоть в Милан.

Ера: Да помню я, ты и поехал в Милан прямо с госов как был в брюках и бабочке со своей трубой.

Собака: А чо, крутой флешмоб был, ну да, не доехал я до Милана, ну забухал по дороге, бывает, чо. А потом Винница – это тебе не Наро-Фоминск, это между прочим полпути до Милана. Одно хорошо в этом карантине – старухи с лавок у подъезда исчезли, слава тебе хоспади. (плюёт в палисадник)

Вероника Петровна (из окна сверху): Я те плюну, я те так плюну, что почки свои выплюнешь, вонючка ты могильная! Пошёл отсюда! А ну кыш! Стоит он курит, смерть нашу караулит, мерзавец! Ты к кому такой приехал? Это кто тебя позвал? Кто там рядом с тобой?

 

Ера хочет посмотреть наверх, но Собака останавливает его, напяливает капюшон ему на голову.

 

Собака: Не оборачивайся, эта коза прямо под тобой живёт.

Вероника Петровна: Чего вы приехали? У нас никто не умер в подъезде. Уматывайте! Я милицию вызову сейчас!

Собака: Последний раз я играл на трубе в Виннице. Там фонтан открывали тогда возле шоколадной фабрики… Ну чо ты ржёшь, это самый красивый в мире фонтан, отвечаю, с видюхами, с музыкой, светом, всё такое. Ну и у них трубач забухал, а я пока ещё нет. Как это было круто. Там короче какая-то хрень встроена, ну с компа управляется. Ты дунул слегка и струйка – чпоньк – маленькая короткая, дунул форте – и она метров на пять взлетает. Да! Да! Так и было, никто мне не верит, а оно так и было, мы играли будто на воде, Генделя кстати.

Вероника Петровна: Пенделя тебе под жопу, а не Генделя! Сейчас мы тебе музыку устроим! (Исчезает в окне)

Собака: А потом главный по оркестру кинул нас на бабло. Просто тупо забрал всё и свалил. А нам оставил десять килограмм шоколадных белых яиц с помадковой начинкой. Коко-чоко. Ну с этой фабрики. Так мы и сидели. У фонтана. С яйцами. А потом я зашёл в троллейбус, а кондуктор спрашивает: что у вас за проезд, а я ей отвечаю: у меня только яйца есть, больше ничего. Вот у нас бы сразу сдали ментам, а там мы катались всю ночь и жрали эти яйца, и я играл на трубе прямо в троллейбусе и так было кайфово... Короче, прыгай давай к своей бандуре!

 

Открывает задние дверцы газели, достаёт оттуда два венка. Ера садится рядом с арфой, Собака бросает окурок в урну, закидывает к нему рюкзаки и поверх всего кладёт венки.

 

Собака: Венки придерживай, чтоб их не распидарасило по всему салону.

 

К подъезду подходит мама Еры. Она видит Еру с арфой и венками в газели.

 

Мама: Ты спятил?

Ера: Мам, я… Это не то, что ты подумала.

Мама: А я ничего даже ещё не подумала, потому что я даже не знаю, что в такой ситуации можно думать. Убери рюкзак с пола, здесь же покойников перевозят.

Собака: Минуточку, их же не на голом полу перевозят, а в гробах вообще-то.

Мама: Ера!.. Выйди!.. Я не могу с тобой говорить, когда ты в этих венках, мне плохо.

Ера (выходит): Ну ладно тебе, это просто транспорт, другого не было, я нашёл работу, Собака просто довезёт меня туда.

Мама: Какая собака?!

Ера: Ну Серёга.

Собака: Здрасьте.

Мама: Серёжа, откуда эта машина?

Собака: Да что за паника? Обычная машина, с работы моей. Да, я на кладбище работаю, что такого? Стрёмно? Да? Нет! Стрёмно не работать! Я денег не краду, людей не убиваю, я делаю оградки и, между прочим, очень красивые. (Достаёт телефон, показывает фотографии оградок.) Так что рекомендуйте, если что, я могу визиток оставить.

Мама (сначала берёт визитки, потом возвращает, отдёргивает руки): Не-нет, Серёж, спасибо, визиток не надо, я, если что, через Еру, а вообще, надеюсь, что не пригодится.

Собака: Ну смотрите сами. Соседка снизу у вас-то... Уже на пороге нашего сервиса (наверх) Да, старая?

Мама (шёпотом): Серёжа, ну что ты! Не груби, у неё и так жизнь тяжёлая, у неё сынок того, ку-ку в общем.

Собака: Она и сама ку-ку.

Ера(маме): Ты же на работу уехала. Чего вернулась? В метро не пустили?

Мама: Пустили.

Ера: Прога снова не открылась?

Мама: Открылась. (Пауза) Олег приехал обновить систему всем и вдруг задыхаться стал. В общем его забрали прямо из офиса.

Ера: И?

Мама: Мы подождали, пока его довезут и сделают тест. В общем перезвонили и сказали, что да.

Собака: Капец. И чо теперь?

Мама: Всех распустили, сказали две недели не выходить и ни с кем не контактировать.

Собака: А деньги? Как же деньги?

Мама: Откуда у них деньги? Ладно, и не такое видали. Так что, Ера, сажусь на твою гречку.

Ера: Да, гречку я оставил… Мам, ты не волнуйся, я подработку нашёл хорошую, это на время карантина, я перееду, это недалеко, я буду писать тебе и высылать сразу... Что-нибудь... Не спорь только, ладно?

Мама: Да а как тут спорить (Пауза) Господи, Серёжа, а ну быстро отошёл от меня! Боже, я твои визитки трогала, а ну дай, стой, нет, не подходи, положи на лавочку. Вот, теперь отойди! (достаёт антисептик, брызгает на визитки)

Собака: Неет! Блин, они поплывут же!

Мама: А ну стоять! Отошёл к своей гробовозке быстро! Жизнь важнее визиток! Только одна размылась, давай я возьму её. Так и быть, как помру – позвоню.

 

Ера пытается подойти к маме, она отходит к подъезду.

 

Мама: Да что же вы тугие такие оба. Отойди, Ера. Лезь обратно.

Пауза, Ера залезает в машину

Мама: Давай, с Богом. Звони, ладно?

 

Мама заходит в подъезд, выглядывает обратно, пшикает на ручку антисептиком. Машина отъезжает.

 

Сцена 5

 

Пасмурный полдень. Ера и Собака с небольшими рюкзаками на берегу реки, рядом с ними арфа в чехле. Недалеко припаркована машина.

 

Ера: И что дальше? Мы уже час стоим, у меня инструмент от влажности рассохнется.

Собака: У меня мозг уже рассохся. От нытья твоего. Сказано – будет лодка, значит будет. Не гунди.

Ера: Может, с трассы? Это же не остров, а полуостров.

Собака: Через трассу больных возят, там пост. Если через него войдёшь, то уже хер выйдешь, они в базу вносят и всё.

Ера: Что “всё”?

Собака: До конца карантина там сидишь, а если выберешься – отловят и вернут обратно.

Ера: Фигасе…

 

Подъезжает небольшой катер, он дымит и коптит как самый помирающий трактор на солярке, на борту у него реклама “Спасатели Малибу”. В лодке ещё человек десять. Все молчат, хмурые, с чемоданами.

 

Лодочник: На остров?

Собака: Да.

Лодочник: По пятьсот с каждого.

Ера: Собак, одолжи?

Собака: Вот не сиделось мне на родных могилах, одни расходы.

 

Даёт деньги. Ера и Собака берут арфу, затаскивают на борт.

 

Лодочник: Вы бы ещё баян взяли.

Собака: Да мы предлагали – не захотел.

 

Катер отчаливает. С берега слышна сирена полиции и голос по громкоговорителю: “Катер, немедленно причалить, вы нарушаете режим самоизоляции. Причальте немедленно.”

 

Лодочник: Всем смотреть на остров! Никому не оборачиваться, у них камеры, они вас в базу занесут! Не оборачивайтесь!

 

Катер, прибавляя скорость, раскачивается, Ера вцепляется в арфу, хочет повернуть голову.

 

Собака (бьёт его по затылку): Ты дебил? Сказали: не оборачивайся! Надень капюшон, артист первой категории, ёпт.

Ера (глядя на приближающийся остров): Какие башенки… Как сказка прямо… Только стрёмная сказка.

Собака: Так это остров Мечты. Потому и башенки. Был остров Мечты, стал островом Здоровья. А на самом деле островом Смерти… Я видел мемчик в инете, что этот замок с башенками один в один Лейпцигский крематорий, прикинь! Вот прикол будет если они так и сделали в замке крематорий.

Ера: Ну зашибись халтуру ты подогнал.

Собака: Да не ссы, там одни стариканы, им всё равно помирать.

 

Лодка глушит мотор у берега. Тишина. Слышно кряканье уток. Лодочник упорно дозванивается до кого-то. Собака, перегнувшись через борт, плюёт в реку, круги расходятся от его плевка. Отражение замка идёт рябью.

 

Собака (пытается завести разговор с людьми в лодке): Эй, парень, слыш, ты тоже волонтёрить? Или чо? Ер, он в наушниках что ли? Женщина, а женщина? Не ну чо вы все отворачиваетесь, блин! Все же в одной лодке, ёпт.

Ера: Да чего ты пристаёшь.

Собака: Не ну ты нормальный? Нам же надо к кому-нибудь прибиться. Чтобы поселиться, прикормиться там.

Ера: Ты реально собака...

Лодочник: Алло, Кать! Ну мы приплыли. Куда их? Давай, встречай, заселяй.

 

Сцена 6

 

Ночь. Берег Острова Здоровья с обильными кустами. Собака, засучив рукава, делает плот из огромных, но лёгких пластиковых черепашек-ниндзя. Ера в капюшоне стоит рядом, переминаясь с ноги на ногу.

 

Собака: Ты бы хоть придержал, чем ламбаду танцевать.

 

Ера аккуратно придерживает. Собака завязывает последний узел.

 

Собака: Ну всё, садись.

Ера: Знаешь, я подумал, я тут останусь. Тем более арфа здесь.

Собака: Ну начинается. Мы же всё перетёрли, ты чо? Никуда не денется твоя арфа, за ней парни присмотрят и после карантина заберём. Камон, не тупи.

Ера: Да что мне там делать? Здесь хоть какие-то варианты есть подработать.

Собака: Мы два дня здесь торчали, и никто не умер.

Ера: Ну и ладно. Столовка есть вон волонтёрская, где поспать есть, я даже заниматься могу. Может, и подвернётся что. А там дома без шансов.

Собака: Как хош. Я уламывать не буду. Всё, я уплыл, мне на работу завтра. Если заломает тут торчать – пиши, чо-нить придумаем.

 

Собака отплывает от берега. Слышны звуки вертолёта.

 

Собака: Фак ю вери мач...

Ера: Плыви обратно!

Собака: Спокэ. Они меня не увидят. У меня есть оберег от ментов. (достаёт телефон, читает с него, обращаясь в небо) "Заклинаю тебя от нечестных задержаний, ногами избиваний, от следящего глаза с первого наказа. Отними ноги, отними руки, пошли ментам жуткие муки. Селезёнка, печёнка, все кровные и бескровные, жиляные и костяные. Пусть падучая бьет, если мент меня возьмет. Если же возьмет и не вернет, пусть лютой смертью помрёт. Как задом шапку не снять, так заклятье мое не унять, не отговорить, не отмолить, не перебить."

Ера: "Экспекто патронум" добавь, ага.

 

С берега слышится сирена и по громкоговорителю объявляют: “Гражданин на плоту, вы нарушили режим добровольной самоизоляции. К вам выехал отряд охраны на воде. При попытке скрыться вы будете привлечены за неповиновение сотрудникам полиции.”

 

Собака: Блин. Не сработал оберег. Ладно, раз уже спалили меня, то будет вам перформанс. А чо. (достаёт трубу из рюкзака) Ера, ты дебил? Вали подальше от берега, а то тебя тоже упакуют.

Ера: Собака! Я… я… Как же ты один? Собака, блин...

Собака: Да норм, я не один, не ссы, вали я сказал, а ну!

 

Ера скрывается в прибрежных кустах. Собака ложится на своём плоту из черепашек-ниндзя и, глядя в ночное небо начинает играть на трубе “Сентиментальный вальс” Чайковского. Громкий звук трубы разливается далеко по реке. В домах на набережной в окнах зажигается свет, на балконы выходят люди, снимают на видео. Плот медленно уплывает по течению. Слышны звуки сирены с полицейского катера и объявление по громкоговорителю: “Просьба не двигаться и не оказывать сопротивления.” Собака играет на трубе размеренно и очень чисто. В какой-то момент игра обрывается.

 

 

ДЕЙСТВИЕ II

Сцена 1

 

Поздний вечер. Мама Еры сидит на кухне. На столе чашка кофе, сканворды, полпакета гречки. Мама вяжет и смотрит новости по телевизору: "За последние сутки коронавирусом заразилось четыре тысячи двести один человек, из них четыре тысячи сто – в очередях на входе в столичное метро. Правительство внедряет инновационное приложение "электронная очередь в метро", которое будет представлять из себя онлайн табло. Занять очередь можно будет, не выходя из дома. Стоимость разработки два миллиарда рублей. "Комфорт население для нас превыше всего", – заявили в мэрии. Пятьсот девяносто три человека выздоровели и пятьдесят четыре умерли от коронавируса за последние сутки в больницах города. Уникальная ситуация сложилась на острове Здоровья, где в данный момент добровольно изолировано двести двадцать пациентов с подтверждённым диагнозом и сопутствующими заболеваниями в возрасте старше восьмидесяти лет. Напомним, что эта категория населения находится в группе самого высокого риска, однако вопреки прогнозам за последнюю неделю на острове зафиксировано сорок два случая полного выздоровления и ни одной смерти. По словам начальника охраны острова, пациенты обеспечены всем необходимым и даже больше. Так в течение всей недели в атриуме главного замка, где сейчас расположены палаты с инфицированными, ежедневно после обеда давались живые концерты великолепного арфиста выпускника консерватории.” На фоне репортажа слышна игра на арфе, та же музыка, что в самом начале играл Ера.

 

Мама: Вот засранец. В самое пекло полез. Ну надо же. Ну засранец.

 

По телевизору продолжается репортаж: “Уже вчера возле острова здоровья выстроилась очередь из автомобилей с желающими попасть на территорию. Бригады скорой помощи сообщают о ежечасных попытках подкупа в целях попасть именно на остров вместо даже самой престижной инфекционной больницы.”

Звонок в дверь. Мама подходит к двери.

 

Мама: Господи Иисусе… Кто там?

Вероника Петровна (хриплым полушепотом): Да свои, открывай живее.

Мама открывает. Вероника Петровна заходит, закрывает за собой дверь. Она одета в ветхую блузку с воротничком под горло, подколотым брошкой, домашнюю, но чистую юбку, тапочки на небольшом каблучке и конечно в колготках, хоть и штопаных. В малоподвижных артритных руках у неё сигарета, пепел от которой стряхивается прямо в ладонь. Смотрит она мимо собеседника.

 

Вероника Петровна: По лестнице совсем разучилась ходить. Прямо ползаю. А ещё в прошлом году бегала.

Мама: Ну… бывает.

Вероника Петровна: Конечно бывает, годам к девяноста пройдёт.

 

Вероника Петровна затягивается, докуривая папиросу, затем тушит её прямо о ладонь, даже не поморщившись. Мама смотрит на неё молча.

 

Вероника Петровна: Простите за поздний визит, но в подъезде нашем, как говорится, шарят менты.

Мама: В смысле шарят? Да вы проходите.

Вероника Петровна: Врываются и мерят у всех температуру, представляете. У кого выше тридцати семи, выпроваживают в свой этот, как его, ну в воронок в общем.

Мама: И куда?

Вероника Петровна: Да кто ж их знает.

 

Звонок в дверь.

 

Вероника Петровна (шёпотом): Я на балкон.(Идёт в комнату)

Мама(тоже шёпотом): Подождите, наденьте куртку, там холодно.

 

Звонок в дверь. На лестнице голоса:

– Совсем оглохли старухи.

– Может, нет никого?

– Да как нет, телек слышишь?

– Ну погоди, старая сука, щас будет тебе телек.

С лестницы слышится скрежет железного щитка. Гаснет свет. В дверь остервенело стучат ногами и кричат: “Откройте, полиция! Откройте или выломаем.”

 

Вероника Петровна: Закройте меня! Я не могу закрыться снаружи!

 

Мама бегом закрывает дверь балкона. Вероника Петровна пригибается, чтобы её не было видно. Мама открывает дверь полиции, но внутрь не пускает.

 

Голос полицейского: Здравия желаю, почему так долго открываем.

Мама: Так это… я стирала, в ванной... вода… и колонка… а я носочки, бельишко… всё шумит. И телевизор ещё… и вода… да. А вы, наверное, намаялись уже, поздно-то как, наверное, уже и спят и не слышат, как вы...это...

Голос полицейского: В квартире одна проживаете?

Мама: Сейчас да.

Голос полицейского: А прописано двое.

Мама: Так да. Это сын… Но он здесь не живёт… Сейчас не живёт.

Голос полицейского: А чего это вы так нервничаете?

Мама: Да где я нервничаю… Я вообще не нервничаю, чего мне нервничать...

 

С лестницы в дверь просовывается рука с фонариком, Луч фонарика внимательно ощупывает весь доступный ему интерьер. Полицейские пытаются зайти.

 

Мама (тараторя и не пуская их): Да вот же тапочки его. Он две недели назад уехал, вот так тапочки и стоят здесь. (Берёт тапочки, предъявляет их полицейским и не выпускает их далее из рук.) Если бы вы знали, как я маюсь, и в магазин сходить некому, вы бы посодействовали, ведь бывают же волонтёры, вы же помогаете населению. И гречка у меня кончилась и вообще я в депрессии, но верю, что доблестная милиция поможет мне, на неё одна вся надежда.

Голос полицейского: По-лиция.

Мама(с уважением): По-ли-цы-я!

Голос полицейского: Лоб предъявите.

Мама (убирая чёлку): Да-да, конечно, пожалуйста, вы же мне не пулю в лоб, надеюсь… Ха-ха… Это я шучу, наверное, все так шутят, да, а вам уже и не до шуток, вы устали, такой тяжёлый труд у вас, тяжёлый доблестный труд.

 

В дверь просовывается рука полицейского, измеряет температуру дистанционным градусником.

 

Голос полицейского: Там под вами даун живёт. Он один, что ли, живёт?

Мама: Да, нет, ой, Господи, уши заложило, давление, наверное, надо срочно измерить…

 

Сверху раздаются звуки ругани, жестоких побоев и детского плача.

 

Мама: Вот вы бы лучше к этим поднялись, они хоть и не дауны, но хромосомы у них шаткие.

 

Полицейские уходят наверх. Далее сверху слышны звуки их взаимодействия с жильцами: удары о пол, детский плач усиливается, переходя в истерику и.т.д.

Мама в ступоре стоит у двери, прижимая тапочки Еры к груди. С балкона доносится стук, Мама открывает балконную дверь, выпуская Веронику Петровну.

 

Мама: Господи, надо свет в щитке включить.

Вероника Петровна: Не лезь.

Мама: Но как же…

Вероника Петровна: Не лезь, я сказала. Сядь. (кашляет) У меня температура третий день.

 

Молчание.

 

Мама: Так надо врача.

Вероника Петровна: Какого к чёрту врача. Упекут сразу. А Кольку на кого? Я и так кручусь как уж на сковородке. На кухне сплю, еду ему под дверь кладу. Он воет, рвётся ко мне на кухню. Тьфу-тьфу-тьфу, хоть здоров.

Мама: А чем лечитесь?

Вероника Петровна: Благодатью преимущественно. Ну и чайком ромашковым. (кашляет) Хоть бы Коленька там спокойно пересидел это нашествие. Он же один не оставался никогда. Ты уж извини, что я так ворвалась.

 

С лестницы слышно, как полицейские тащат кого-то вниз по лестнице, они пинают его о стены и приговаривают: 

– А ну встал, мразь! Ну пошёл!

– Завтра опеку вызовем на изъятие детей твоих, понял, сука?

– И на дауна этого, ну, с третьего.

– И на дауна с третьего, да! Совсем подъезд отмороженный, пускай опека разбирается.

Вероника Петровна достаёт спички, закуривает. Они с мамой долго молчат. Мама выходит на лестницу, шуршит в щитке, возвращается. Вместе со светом включается телевизор: “... И к новостям культуры. Из-за многочисленных протестов музыкант-перформер Сергей Борзой был отпущен сегодня под домашний арест. Напомню. Неделю назад Сергей нарушил режим добровольной самоизоляции, сплавляясь по реке на самодельном плоту и играя на трубе. Его задержание вызвало волну нарушений самоизоляции его творческих сторонников. Во избежание вспышки заражений всем задержанным протестующим были выписаны штрафы.

 

Вероника Петровна: Прости, ради Бога, ты же не куришь, а я и не спросила. Как дома у себя сижу. (Тушит сигарету о ладонь.)

 

Вероника Петровна: Твой-то где шатается? Ночь уже. Оштрафуют.

Мама: Мой-то?.. Подождите! Я знаю, где вас вылечат, совершенно точно вылечат и до ста лет вы доживёте ещё! (Ищет по всей кухне и находит визитку Собаки, набирает) Алло! Серёжа? Мне очень нужна ваша помощь.

 

Сцена 2

 

Утро. Возле дома Еры пустынно и невероятно тихо. У подъезда стоит машина с надписью “Доставашка – доставим вкусняшку” и рядом та же газель “Погребок” с раскрытыми дверцами. В ней стоят два гроба. Родя укладывает Веронику Петровну в один из них. Она одета в тёплое пальто и шерстяной берет, под голову пристроена тряпичная сумку со своими пожитками. В соседнем гробу, выглядывая из-под крышки, лежит Собака. Рядом с машиной стоит Коленька, на нём очки с толстенными стёклами, свежевыглаженная рубашка, застёгнутая под горлышко на все пуговицы, курточка, которая не сходится на животе, мешковатые брюки на подтяжках и ортопедические грубые ботиночки. В руках у него полиэтиленовый пакет с вещами, которым он бьёт себя по ноге.

 

Вероника Петровна: Кто бы мог подумать: чтоб выздороветь в гроб ложусь. Да ещё гробовщик такой фасонистый.

Родя: Я не гробовщик, бабуля.

Вероника Петровна: А я и не бабуля. Раз ты не гробовщик.

Собака(Роде): Цветы положи в ноги, вдруг откроют. (Веронике Петровне) А вы, бабуль, если гроб откроют, не вздумайте кашлять и дышать, ясно? Родь, ну ты постарайся, чтоб не открывали, окэ? Стрёмно это всё… И с вами ехать стрёмно и одну вас отпускать стрёмно. Тьфу, кабздец. Ладно, не гундю. О, слуш, свяжи ей руки на груди, так стопудово похоже будет.

Вероника Петровна: Да вы в своём уме?

Родя: Треш какой. (кладёт искусственные цветы в гроб в ноги Веронике Петровне, вынимает шнурок из её ботинка, завязывает ей руки на груди) О! Теперь совсем ништяк. Вам не жёстко?

Вероника Петровна: Так я вроде бы и не навсегда укладываюсь, голубчик. Потерплю.

Коленька: Мамочка, трррр… ууууу… двадцать шесть… Какая ты красивая, мамочка, в этих цветах.

Вероника Петровна: Даже и не пошутишь, что краше в гроб кладут. Спасибо, Коленька, спасибо, сынок.

Родя(суёт Собаке в гроб пакетик): Это тебе на дорожку, звероящер. От Еркиной матери.

Собака(нюхая пакет): Это чо?

Вероника Петровна: Это пирожки. С гречкой.

Собака: С гречкой?! Мама дорогая, забей мой гроб гвоздями. Пирожки, сука, с гречкой! Фак ю вери мач!

Родя: Так, прощайтесь. И я закрою вас уже.

Коленька: Мамочка, я с тобой хочу. Девятьсот двадцать один… Мамочка, возьми меня, я не хочу один! Тррррр…. Девятьсот двенадцать…. Мамуля, прошу тебя на коленях, можно мне остаться… Семьдесят шестьдесят девять…. Ууууу…. Ыыыыы...

Вероника Петровна (садится в гробу): Коля, так не пойдёт. Мы с тобой договорились, и ты дал мне слово. И сейчас ты со своим пакетом пойдёшь к соседке сверху. И будешь у неё жить, пока я не вернусь. И во всём слушаться только её.

Собака: Стопэ, бабуля! Так она тоже заразная, у неё айтишник на работе откинулся с короной.

 

Молчание. Коленька бьёт пакетом себе по ноге, раскачивается. Из-за угла тихо-тихо крадётся полицейская машина.

 

Собака (Роде): Чо встал, закрывай! Твою мать… (быстро самозакрывается в гробу)

 

Родя спокойно и деловито закрывает гроб с Вероникой Петровной, затем дверцы газели.

 

Родя (тихо Коленьке): Быстро сел вперёд. И молчи, понял! Ради матери своей молчи!

 

У полицейской машины чуть-чуть приспускается стекло.

 

Голос полицейского: Чей даун?

 

Коленька садится на переднее сидение, раскачивается, морщится, крутит головой и мычит. Ему очень хочется говорить, но не велено. Молчание. Дверь полицейской машины открывается.

 

Родя: Да мой-мой!

 

Дверь полицейской машины закрывается, стекло поднимается. Машина уезжает. Коленька улыбается Роде и сидя танцует от радости.

 

Сцена 3

 

Пыльный пасмурный день. Охранный пост на въезде на остров. Лодочник теперь охранник. Ера и Коленька выходят из машины. Коля жуёт пирожок с гречкой, поправляет очки, подтягивает штаны. Лодочник внимательно осматривает парней и машину.

 

Родя (тихо Коленьке): Хватит уже жрать. Это реквизит, чувак.

Коленька: Тррр… Я всё помню.

Лодочник (рассматривая машину): Где-то я эту гробовозку уже видал. Первый раз на остров въезжаете?

Коленька: Первый

Родя: Вот прям совсем первый, да.

Лодочник: Что везём?

Родя: Гробы.

Лодочник: Так у нас нет покойников.

Коленька: А мы со своими. (лучезарно улыбается Лодочнику)

Лодочник: Это как?

Родя: Это социальная программа городская новая. “Жжём как дышим”. Взаимовыручка крематориев. А то одни перегружены, а ваш пустой стоит. У вас же не умирает никто?

Лодочник: Нет.

Родя: А крематорий есть.

Лодочник: Крематорий-то есть. А вы откройте-ка дверцы задние, давайте глянем на ваших покойничков.

Родя: Да не вопрос. (незаметно пинает под зад Коленьку)

Коленька: Ааааа... трррррр…. триста сорок восемь… (подбегает к охраннику, улыбается) Служивый, угостись пирожком! (суёт ему в лицо надкусаный пирожок) Ну служивый, ты же голоден! Тррррррр… сто сорок пять… Откуси, вкусный пирожок! На! На! Мне не жалко! (тычет в лицо охраннику пирожком, тот уворачивается) Это с гречкой пирожок! Ну-ка съешь его, дружок! Ууууу… Ыыыыы…Открываем свой роток и кусаем пирожок! Мамочка Еры пекла! На, поешь, служивый! (Откусывает пирожок небрежно, куски падают ему на грудь, продолжает с набитым ртом совать пирожок Лодочнику в рот) Откуси. Ну, угостись! Трррр… двести двадцать…Это с гречкой пирожок! Ну-ка, съешь его, дружок!

 

Лодочник (отталкивает его): Да отстань!(Роде)Уймите вашего дебила!

 

Коленька падает на землю и начинает выть и кататься.

 

Родя (достаёт телефон, начинает снимать на камеру): И вот друзья мы видим, что в такое тяжёлое карантинное время охрана знаменитого острова Здоровья не только не охраняет, но и унижает и избивает самых безобидных мира сего. Солнечный мальчик Коля хотел угостить охранника последним пирожком, разделить с ним по-христиански свою скромную трапезу. И что мы видим? Избиение беззащитных, попрание христианских традиций (Лодочнику) Что же это, уважаемый? Представьтесь для начала.

 

Лодочник отворачивается от камеры, Родя машет рукой Коле, призывая громче орать и интенсивнее кататься по земле.

 

Коленька: Он меня удаааариииил! Тыыыыррррр… Маамочка… Божечкииии… Мой пирожок! Мой самый последний пирожочек! Уууууу… Ааааааа… триста сорок два… Царица Небеснаяяяя!!! Спаси и помилуй! Уууууу… Ыыыыыыы….

 

Родя лезет с камерой прямо к лицу охранника. Сзади сигналят машины, которые ждут своей очереди. Слышны крики:

 

– Эй, мужик! Хорош!

– Ты чего малого бьёшь, а? Не стыдно?

– Вали в свою будку, бобик!

– Вот гондон… Последний пирожок…

– Мальчик, иди сюда, я тебя угощу.

– Какой хороший... Обидел тебя мудак этот.

– Ну не плачь, пацан, иди чо дам.

 

Коленька живо поднимается, отряхивает брючки и курточку, бежит к машинам, стоящим в очереди. Лодочник плюётся, уходит в будку, открывает шлагбаум, орёт что-то уже у себя в будке, машет руками и показывает всяческие осуждающие знаки всем стоящим в пробке. Коленька возвращается с охапкой разных гостинцев, залезает в машину. Родя сигналит всем, кто стоит за ним, включает громко дерзкую музыку с аккордеоном, что-то типа The tiger lillies. Машина заезжает на остров.

 

 

Сцена 4

 

Предрассветные промозглые сумерки. Мобильный крематорий. Зал прощания. В нём только подставка для гроба с рельсами, идущими к дверце печи. Горит, помигивая, лампочка дневного света. В углу стоит арфа и разложены пожитки Еры: висят носки, валяется одноразовая посуда с остатками еды, какое-то тряпьё устроено под спальное место. Один из гробов стоит открытым у стены, в него тоже подложены куртки для мягкости, в нём на спине лежит Вероника Петровна. Она часто дышит и периодически заходится кашлем. Входит Собака и садится рядом с гробом, прислонившись к стенке.

 

Собака: Это же Остров, сука, Здоровья. Как? Как здесь нет ни одного врача?! Что за треш?!

Ера: Ты же сам говорил, когда мы сюда плыли, что это не остров Здоровья, а остров...

Собака(перебивает): Не ну я прикалывался. Ты чо. Как-так-то? Здесь двести больных стариканов! И ни одного, сука, врача! Ни одного!

Вероника Петровна: Курить. Дай курить.

 

Собака суёт Веронике Петровне в рот сигарету, поджигает. она пытается раскурить. Неудачно. Собака вытаскивает сигарету обратно.

 

Собака: Она уж и раскурить не может, совсем гибляк.

Раскуривает сигарету, суёт Веронике Петровне

 На, хоть помусоль. Жесть какая...

 

посасывает сигарету, ухмыляется.

 

Вероника Петровна: Думаешь, сдохну? Во. (показывает кукиш) У меня якорь тут. Он не отпустит.

 

У Собаки звонит телефон.

 

Собака: Да, Родь. Да, рядом. Ща.

Собака включает видеорежим звонка, Родю от камеры оттесняет Коленька)

Коленька: Мамочка, не умирай! Пожалуйста, я всё что угодно сделаю, мамочка. Меня Родя научил яйцехлеб делать, трррр.... Мама, сто двадцать шесть, ууууу, ты знаешь, что такое яйцехлеб? Это когда посерёдке вырезается дырка в куске хлебушка и яйцо туда разбивается, мамочка, ууууу, тридцать два, я тебе приготовлю сам яйцехлеб, он вкууусный, не умирай, мамуля, я стихи тебе написал. Я не спал сегодня. Послушай!

 

О смерти и наследстве

Не думай, не надо,

Кому меня в качестве наследства передать.

 

Тррр… Ыыыы пятьдесят пять.

 

Я Богу молюсь за родную маму,

Пусть мама со мною живет.

 

Родя: Сто два и пятьсот.

 

Коленька:

Мама моя дорогая, любимая мама моя!

Никаких опекунов мне не надо,

Ты опекай меня.

Дай Бог тебе здоровья, мамочка,

Не тревожься обо мне.

Я никому чужим не нужен,

Лишь только одной тебе. (1)

 

Вероника Петровна начинает то ли плакать, то ли задыхаться, её трясёт. Коленька начинает качаться, выть, мотать головой и биться ею о стену. Родя пытается его унять, обнять. Вероника Петровна синеет, Собака бросает телефон на пол, достаёт её из гроба, перекидывает через колено лицом вниз так, что она оказывается на четвереньках и начинает нормально дышать. Ера стоит и смотрит на это, широко раскрыв глаза и вжав голову в плечи.

 

Собака: Ну что ты встал, итить-колотить! Играй, дурында! Играй, я сказал!

 

Ера играет на арфе “Вальс цветов” П.И.Чайковского.

 

Сцена 5

 

Один из тех тёплых весенних дней, когда одни ходят ещё в пуховиках, а другие уже в майках. Берег острова. Пёстрые тени от деревьев. Карканье ворон. Собака в рубашке с закатанными рукавами и джинсах, приподнятых насколько это возможно, полулежит на траве, вытянув ноги и подставив солнцу лицо. Вероника Петровна сидит рядом, ссутулившись и поджав под себя ноги, она в берете и пальто, застёгнутом на все пуговицы. Оба смотрят на воду и курят по очереди одну сигарету. Недалеко от них лежат те самые гробы, в которых они приехали. Ера, закатав брюки, ходит по щиколотку в воде, периодически разглядывая что-то на дне. Очень близко слышны звуки пролетающих вертолётов. Глухие удары о землю, всплески воды.

 

Собака: Чо им неймётся? Э, глянь, они скидываюn чо-то. Слыш, Ер, чо это они?

Ера: Давай уже, отчаливайте от греха подальше, а. Чего ты разлёгся?

Собака: Не гунди. Не видишь, бабуля курит. Бабуль, а научи меня тушить сигареты о ладонь, а? Как-так у тебя выходит, а?

Вероника Петровна: Это умение даётся вместе с горбом. И с сыном. Воспитаешь такого, не то что о ладонь – о глаз тушить сможешь.

Собака (Ере): Эй, ты чо там ловишь? Там рыба что ли?

Вероника Петровна: Да зачем ему рыба. Он поди уже и на икру заработал, да, Ерочка?

Ера: Ага, на икру. На икру трески.

Вероника Петровна: А икра трески, по-твоему, не икра?

Собака: Икра трески классная. Я б ща заточил пару баночек...

А то на одних дошиках уже который день.

Ера: Да будет тебе икра трески. Узбагойзя.

Собака: Ты что ли выловишь?

Ера (огрызается): Я что ли.

 

Молчание. Свисты скворцов. Звук вертолётов, слышно, как пролетающие вертолеты опять что-то скидывают на остров.

 

Собака: Даже валить отсюда влом. А чо, здесь хотя бы пожрать можно на халяву в столовке. Слыш, Ерыч, может мне тут остаться?

Вероника Петровна: Нет уж, юноша, извольте меня проводить обратно, меня там сын ждёт.

Собака: Да изволим, без бэ. (потягивается, щурится) Может как-нибудь через ворота? А чо? Я до ворот провожу бабулю, а сам тут останусь.

Ера: А бабулю-нелегала скрутят у ворот. Отличный план.

 

Позади Еры с неба в реку падает что-то огромное.

 

Собака: Ложись, чувак!

 

Ера падает на берег. Собака ложится вниз лицом, закрыв голову руками. Вероника Петровна сидит, не трогаясь с места, и курит. По реке к ребятам плывёт довольно массивный объект с крупными чёрными надписями на арабском языке.

 

Собака: Валим! Ера, берём бабулю и валим, там бомба, чел. (пытается взять Веронику Петровну в охапку)

Вероника Петровна (отмахиваясь от Собаки): Стой, стой, да что ты и вправду как собака вертишься. (хлопает его по заднице как следует) Не бомба это, дурень. Не бомба. Иди вылавливай живо.

Собака: Вот это?! Вылавливать?! Ну уж нет, бабуль, давай уже паковаться в гробы и отчаливать, ей-богу. Не искушай судьбу. Тебя сын ждёт и всё такое. Давай-давай.

Вероника Петровна: Воистину дурак. Ера, ну хоть ты будь умнее, вытащи этот ящик. Там чёрным по белому написано “гуманитарная помощь”.

Собака: Фига се... Бабуль, ты арабский знаешь?

Вероника Петровна: Когда-то учила.

Собака: Слава Аллаху, если это реально помощь.

 

Ера вытаскивает на берег огромный фанерный короб, прикреплённый к буйкам.

 

Ера: Вот тебе, Собака, и икра трески. (Открывает ящик, заглядывает внутрь, медленно поднимает голову) Собак, это сюр какой-то… (достаёт одну за другой банки икры трески) Вот. Тебе. И икра. Трески. Собака, это реально икра трески. Арабская, сука, икра трески. (Пауза) И кунжут ещё. Десять пачек.

 

Смотрит на небо. Собака тоже. Вероника Петровна сидит неподвижно, продолжает курить. Вдалеке на острове слышны голоса из раций: “Нашли? – Нет, здесь нету, идём к берегу.”

 

Собака (стаскивает гробы к воде): Всё, бабуль, погнали. Ер, тебе сколько банок оставить?

Ера: Да забей, валите уже. Давай, блин, опять заметут тебя.

 

Собака и Ера укладывают Веронику Петровну в гроб, по бокам от неё кладут максимальное количество банок с икрой трески. Закрывают крышкой, сплавляют на воду. Собака набивает свой гроб банками, отталкивается от берега с помощью Еры, у него в руках сапёрная лопатка, которой он гребёт, подталкивая впереди себя второй гроб. С острова слышен шум подходящих людей с рациями.

 

Собака: Тебе зато кунжут остался. (Пауза) Ну чо ты снова встал, как вкопанный, ёпта! Камон! Иди давай, прикрывай нас. Зажги. Покажи им перформанс! Ты ж артист оркестра, Ера, первой категории ёпта! Иди, сука, солируй! Камон! Да как тебе ещё сказать, отморозок, блин! Ера стоит не двигаясь. Собака хватает плавающий в воде пакет кунжута, размахивается и кидает изо всех сил в Еру, пакет разрывается, Ера весь в кунжуте

Собака: Давай, булочка с кунжутом! Камон! Беги, сука и не оборачивайся, слышишь?! Не оборачивайся!

 

Шум совсем близко. Ера бежит навстречу, натыкается босой ногой на что-то, спотыкается, обувается. Бежит навстречу людям, неистово кричит, изображая, что кунжут — это насекомые. Собака убирает лопатку, закрывается крышкой в своём гробу. Крики Еры уже далеко. На берегу пусто. Вниз по течению реки плывут два гроба.

 

Сцена 6

 

Кухня Роди и Собаки. Лето. Вечер. Окна раскрыты настежь, слышен шум машин, звуки подростков, играющих в футбол. На газетах стоят обновлённые в домашних условиях гробы. На столе несколько бутылок пива, башенками банок пятнадцать икры трески. Пара банок открыты и полупусты. Родя, Собака и Коленька сидят за столом. Они одеты легко, Собака вообще полураздет. Перед ними ноты, текст и стакан, полный окурков.

 

Родя (Коленьке): Так, чувак, только если мы уже договорились, что так поём, значит так и поём, окей? И ничего мы не меняем и не придумываем находу. Вот эти цифры твои мы в другую песню вставим. Там специально будут припевы цифровые, понял?

Коленька: Я стихи сочинил! Трррррр, у-а! Сто пять… Я Собаке стихи сочинил. Молчите! Буду читать!

 

Собака, вы меня продуктами снабжаете,

Голодать не заставляете,

Икру трески вы привезли и молоко,

И жить мне стало так легко,

Я вам спасибо говорю,

От всей души благодарю,

Как хорошо, что вы приплыли

И мою маму притащили.

 

 

Собака: Я тебе не Собака! Называй по имени, понял? Родь, это ты его научил? Чо за треш. Уже и дураки будут меня Собакой звать.

Коленька: Я не дурак. Я солнце русской поэзии!

Собака: Пушкин.

Коленька: Не Пушкин.  Солнце русской поэзии дома сорок два. Коля Романов я. Корпус два. Квартира двенадцать.

Родя (Собаке): Понял, чувак? Это тебе не шубу в трусы заправлять.

 

Сцена 7

 

Лефортовский тоннель, самая его середина. Грохот проносящихся машин. Яркий свет. Сбоку стоит такси-минивэн на аварийках. Время от времени проезжающие мимо машины сигналят ему. В нескольких шагах на бортике, идущем по краю тоннеля, сидит, скрестив ноги, Ера. Возле него стоит бумажный стаканчик с латте из "Кофемании" и пакетик с надписью Веджи-супер-органик. Ера достаёт оттуда бургер и ест его медленно, иногда вздрагивая от звуков проезжающих фур.

 

 

Примечание:

1. Здесь и далее стихи Н.А. Долуханяна.