![](design/logo.jpg)
Журнал «Кольцо А» № 152
Анастасия ТРИФОНОВА
Родилась и живёт в Смоленске, работает учителем. Публиковалась в журналах «Дружба народов», «Prosodia», «Вопросы литературы», «Кольцо А», «Формаслов». Автор книг «Стихи другого человека» (2017), «жёлтый икарус вдали» (2019).
ОСТАЁШЬСЯ ЗА СТАРШЕГО
* * *
Донник-сорник, сахарный мёд,
кто польёт тебя, кто перебьёт
штык-лопатой, взмахом биты́,
отправив мяч в заросли лебеды, –
разойдись. Детская, а тоска.
Донник-бобик, пора искать –
пусть вокруг кумариный дух
и стоит комариный писк,
у забора лопух пожух,
голова вот-вот,
словно вертолет,
закружится и – ввысь.
Донник-сонник, кому лапта,
позаброшенная игра,
а кому желтоцветных трав
выпивать отвар огневой,
к лицу подносить рукав,
глаза прятать в ладонь.
ОСТАЁШЬСЯ ЗА СТАРШЕГО
1.
Коляда бродила по всем квартирам на этаже,
распевала, что знала, дары пересчитывая потом:
пара грецких орехов в фольге, мандарин, пакетик драже
и монета – двухцветная, в коллекционный альбом.
Открывали двери, смеялись: «Кто это страшный такой?
Расскажи-ка, зачем звонишь, Коляда, стучишь почему?»
Маски на бельевой резинке менялись одна за одной,
и ревел медведь,
и кричал петух
и нечистый дух
как давай шуметь:
– Доставай сундук,
отдавай сундук
и не жадничай впредь!
Уходили затемно из гостей под кусачий январский снег,
из окна на кухне крестил нас вслед бабушкин силуэт,
со стёкол смотрели звери – бумажные аппликации.
Несколько раз оборачивались, махали всему в ответ;
не могли расстаться.
2.
Жёлтые зимние яблоки – бабушкин день –
мягкие, круглые, в пятнышках и морщинах.
После работы по непонятной причине
к даче плетёшься в заснеженном декабре.
В неутеплённых стенах тот же мороз:
мухи окоченели, на доски опали,
в вазе бутылочной стойкий забытый гербарий
слышал, как увядает под крышей гудение ос.
Вытянешь из-под кровати сентябрьский час,
снимешь картонку –
и будто стоишь здесь с папой,
перебираешь: «Руки не оцарапай»!
чтоб нагрузить на тележку добычи малую часть.
Вскинешь рюкзак и приладишь для вида замок,
стекла дверные закрашены от посторонних.
И без оглядки, лишь бы внезапно не вспомнить,
по свежим следам от калитки бросишься наутёк.
3.
«Остаёшься за старшего», – длинный, как ночь, коридор,
под шагами расколотый кафель – мышь не проскочит.
Вот тогда было страшно. Захлопнется дверь, и в упор
смотришь в зеркало шкафа с начинкой лубочной.
Пальцем ключницу дёргаешь, чтобы звенела сильней,
неуклюжая связка в ботинке отыщется завтра.
Никаких игр больше. В настенном театре теней
затаиться – от всамделишного динозавра.
С первобытным копьём – черенком для лопаты – стоять.
Оловянный солдатик за старшего, пусть рука и дрожит.
На посту не уснёшь, пока не вернётся мать;
и когда не вернётся, останешься недвижим.
* * *
взять бы и уехать
к Смагину в Боровики
среди сосен эхо
ходит около реки
и колючей проволоки
сухоцвет
у запруды бобровой
где волчий след
имя потеряется
на заросшей гряде
перестуком дятлов
в хвойной бороде
в бору вековом
как себя ни называй
обернёшься только
на лай
за забором дом
у забора хозяинова тропа
он ходит ночью
приглядывает в окно
как человечек
вслушивается гадает
кто там Медведь ли
Хорек
тогда повезло
АВТОПОРТРЕТ
Осенний сад – подкисшее молоко.
Будущее листвы считывается и печалит.
Мчится плетение дня, потерянное пауком,
и оседает на колких ветвях лапчатки.
Небо зернисто – припадочная мошка́
бьётся в стекла очков из своей свободы,
мельком напоминая:
уже прошла, –
в дымной тяжести всепогодной.
Всхлипнет, захлебываясь, след парной,
издали отзовётся неперелётный голос,
и наблюдатель рассеется, восстановив покой,
дыхание выдернув
из мережки воздуха.