Журнал «Кольцо А» № 146
Лета ЮГАЙ
(Псевдоним Елены Югай). Родилась в Вологде. Выпускница Вологодского государственного педагогического университета и Литинститута им. Горького, кандидат филологических наук. Доцент Liberal Arts College Института общественных наук Российской академии народного хозяйства и государственной службы. Стихи публиковались в журналах «Новый мир», «Звезда», «Октябрь», «Дружба народов», «Новая Юность» и др. Автор нескольких поэтических книг. Лауреат премии «Дебют» (2013). Живет в Москве.
ВЕСЕННИЙ ТРЕНИНГ
ВЕСЕННИЙ ТРЕНИНГ
1
Меж тем, как мы делаем дело и дело,
Сеем, пашем,
Крутим веретено,
Он умер за всех нас.
Хорошо, не за всех.
За тебя, во всяком случае.
Но это не значит, что тебе не придётся
Умирать и самой.
Напротив, каждый вечер
Тренируйся,
Закрывая глаза,
Принимать ограниченность времени.
2
Меж тем, как мы делаем дело и дело,
Сеем, пашем,
Крутим веретено,
Он живёт за всех нас.
Хорошо, не за всех.
За тебя, во всяком случае.
Но это не значит, что тебе не нужно
Жить и самой.
Напротив,
Следующему делу – повторяй за ним – скажи:
«Я подумаю, не отвлечёт ли это меня
От чего-то важного».
Каждое утро
Тренируйся
Слышать, как время плещется за кормой:
Беспредельные волны апреля
До самого горизонта.
ВЕСНА
Пробивает землю белым плечом,
Наливается зелёной кровью
Росток-лепесток,
Семечко на листах не отсохло.
А вокруг – пырей – сеть корней,
Сурепка – золотые кресты,
Сухостой прошлых надежд.
* * *
До полудня Ассоль, после полудня – Сольвейг,
практически бестелесна, как апрельские перелески, что поют,
но не греют,
любовь – словно соль, словно крупный снег
в жёстких лучах надежды.
Где ты, в будущем или в прошлом? Что перед твоими
слепыми глазами -
моря солнечный блеск?
В настоящем пробел, пустота, вакуум, невесомость.
Но когда настоящее подходит так близко, как будто имеет право
(не спасают ни стены и ни одежда),
касается самой кожи,
заходит в уши и ноздри,
вылепливает тело, укутывает в рубашку,
в кармашек нагрудный, левый,
кладёт птенца с часовым механизмом,
ты понимаешь, что тебя впервые не обманули,
что вода морская растворяет все сувениры и ожиданья.
Можешь строить корабль,
выходить в дорогу.
Делай что хочешь,
только не жди на месте.
ДРЕВО
У этого дерева необъятный обхват ствола:
Улитка шла четырнадцать суток и всё же не обошла.
У этого храма четыреста шрамов в неровной коре:
Булавки, монеты, вросшие в кожу, будто жуки в янтаре.
Под этим вязом всегда начало июня и ветерок,
Он любит стоять у дорог, звать путников на порог.
Уставшего выслушать и пожалеть готов,
На это ему сорок тысяч раскрытых листов.
Хоть всякий рубит его в угоду лодке или костру,
А всё же дерево остаётся нетронутым поутру.
ПРЕДЕЛ
Всё, к чему он прикасается, становится любовью,
Берёт кусок хлеба, и тот превращается в любовь,
Берёт пригоршню орехов, и они оборачиваются любовью,
Поэтому он давно ничего не ел.
Но если ты хочешь забрать его сердце – у него нет сердца,
Но если ты хочешь остаться в его сердце – у него нет сердца,
Потому что сердце – это граница, а любовь не знает границ.
Маме кожа становится велика, идёт складками,
Маме сердце становится велико, выпрыгивает из груди,
Лодочка-колыбель, приходи ко мне, приходи.
Мама уменьшается в мире, растущем, как будто сын,
Выторговывает себе секунды или часы,
И он всегда обнимает её, как воздух, ласков или горяч,
Но не приходит, потому что встреча – это граница,
А любовь не знает границ.
* * *
Входоиерусалимская церковь (Тотьма),
в которой находится Музей мореходов
коло-оло-оло-оло-кольный
кора-ора-ора-ора-бельный
лодочку-ладонь качают волны
грот кренится словно крест нательный
до́ма будут помнить
до́ма помнить
сухопутный каменный корабль
шпилем чертит в небе словно циркуль
намечая маршрут
на синей карте
с белыми материками
те кто
в проповеди экскурсовода
в памяти потомков
названы с радостью
отправляются в небесную Аляску
полную облачной пушнины
где белокрылый индеец
вздымает огненный меч
и пока их поминают
на нижней палубе музея
им светло на том свете.
УРОК ЧИСТОПИСАНИЯ
Отец не держал обиды на советскую власть.
Можно сказать, камня за пазухой не хранил.
Переписывая набело: любил.
Может быть, чего и хотел рассказать, но мать ему не давала.
У матери и своя мать, моя бабушка, тоже сидела.
На полях: она была очень честная, даже слишком.
Дала зерна двум солдаткам с детьми,
кто-то и настучал.
Всех троих посадили.
Переходя к главному тексту:
И мать написала письмо туда.
А почерк у неё был такой ровный, красивый, что загляденье!
Через полгода выходит как-то из школы, а там бабушка,
похудевшая, в отрепьях, стоит поодаль.
Смотрят друг на друга, а обняться не смеют
(мама учительница, мало ли что).
Так бабушка и пошла в свою деревню ещё пять километров.
А мама обратно в школу,
вести урок:
«У Шу-ры ша-ры. Ма-ма мы-ла ра-му».
Много ведь писем писали,
говорят, не все читались,
а её – такое красивое, ладное, загляденье – прочитали.
Вывод: (мама всегда говорила) учитесь красиво писать,
учитесь, учитесь, учитесь.
Вот мы выучились, разъехались.
И никакой в нас обиды.
Вот это мама. Вот это мама с отцом.
А бабушкиной фотографии не сохранилось.