
Журнал «Кольцо А» № 143
Анна ЛОГВИНОВА
Окончила факультет журналистики МГУ. В 2001 выпустила вместе с поэтом Мелкиным книгу стихов «Осенне-зимний разговорник». В 2009 вышла сольная книга «Кенгурусские стихи» (спец. премия «Московский счет», 2010). Автор журналов «Новый мир», «Алконост», «Арион», Знамя». Живет в Москве.
СНЕГ С РАЗНОЦВЕТНЫМ СВЕТОМ
* * *
Стоял с бутылкой пива, словно зайчик,
смущался и краснел, как малышня,
и как понять, что для него все это значит
все то же самое. что для меня?
А что как если допустить, чтоб кто-то
почувствовал другое что-то, ну?
Да запросто, но только через годы,
когда не судьбы будут на кону.
А вот сейчас – нельзя, ведь как сквозь стену
через тебя проходит чья-то жизнь,
дома, сады и парки идут попеременно,
как будто скачиваешь чертежи.
И говоришь себе: мне только так нормально,
а раньше было елки как темно.
Но есть один момент: воспоминаний
вообще-то нет, нам помнить не дано.
Есть мнение, что мозг – наш преданный товарищ,
и вместо прошлого всегда поет нам сны,
те сны, с которыми вернее выживаешь,
с которыми вот здесь, сегодня, выживаешь
и в идеале доползаешь до весны.
* * *
Когда-то я была девушкой сына военного врача
зимой он ходил в шинели с отцовского крутого плеча
И там, среди старых форм февральского комарья
мы были тоже какие-то, но еще не он и не я
Ледяной воротник шинели как предел бытия,
Ледяная пойма, за спинами – сумеречная зона,
Ледяная щека с раздражением от бритья,
поцелуй горящий как Боуи среди снежных зомби.
* * *
Как красиво горят гирлянды
на фронтонах январских крыш.
Здесь бы сделать селфи, но нет помады,
без помады не заблестишь.
Кто не любит снег с разноцветным светом,
тот адепт приглушенных чувств.
Мне понятно это и близко это,
но мне также близок блестящий куст.
Прочитали книгу «The smartest giant».
Как же жаль, что это шортрид.
Муж сказал зачем-то, что он съезжает.
Но пока что спит.
* * *
Мне нравится, когда кто-нибудь что-нибудь скажет,
а ты это тут же кому-нибудь перескажешь –
и получается так, что ты как будто бы вяжешь
шарф
из мыслей знакомых и незнакомых людей,
из их непохожих взглядов и противоположных идей.
Дедушка мне сказал: я знаю, у тебя в голове
за строкою летит строка,
но планета кружит,
и время на ней бежит,
пора уже делать из сына настоящего мужика:
научи его
буквально
сдувать
с тебя
пылинки,
потому что от тех, кто не сдувает пылинки
женщины просто берут и уходят
вдаль по заснеженной тропинке.
Пересказала другу, он: С дедушкой тебе повезло,
но все-таки может мальчик найдет себе жену непыльную?
И я так вдруг рассмеялась, что нечаянно щекой – алло –
нажала на какую-то не ту кнопку мобильного.
* * *
Бывает так, что люди в диалоге
от гравитации освобождают ноги
и это стопроцентно неприятно
им хочется сказать: давайте-ка обратно
Безрадостно паренье над судьбой,
когда летишь не ты и не с тобой.
* * *
Спросите меня декабрьским кварцевым утром,
доводилось ли тебе, Аня, манипулировать.
Что ж, доводилось и это.
Как-то на съемках ночного фильма в центре нашего города
познакомился со мной незнакомец в шляпе с полями.
Имя у него было как у Святого Апостола.
Фамилия у него была как у Царя Иудейского.
Автоматически прониклась доверием.
Шли, разговаривали в атмосфере московской, загадочной.
И тут мы доходим до заброшенного стадиона
Ну, все правильно вы подумали
Двухметровый кретин на меня набросился.
То есть нормально
Когда я тонула в тине ручья под Труро
моряки меня спасшие не набросились
Когда я во тьме лесов луховицких забрела среди ночи
в лагерь промышленных альпинистов
ни один из семи не набросился
Когда я опаздывала на корабль на Гавайях
села в машину посреди ничего к каким-то обкуренным
никто не набросился
И не потому, что diffusion of responsibility –
с каждым из них был какой-то участок пути один на один.
Ну, и тут мы вплотную подходим к манипуляции:
потому что я вспомнила, что в середине беседы
он рассказывал про свою маму, больную раком
и я как давай ему что-то про маму, про маму, про маму,
про то, что над нами сейчас стоит его мама,
ну ничего, он вернулся в человеческий облик.
Был и второй в моей жизни случай манипуляции.
У дедушки была очень низкая сатурация.
Но он наотрез отказывался вызывать врача,
был почти без сознания, но все еще запрещал.
В телефон мне кричали все: вызывай без спросу.
И тут я увидела зеркало и стала заплетать себе косу –
мостом надо лбом, как прабабушка, когда я была ребенком.
И тихо сказала: «дедушка», а «Сашенька» – твердо и громко.
* * *
Плюс пять килограммов, минус пять килограмм,
всего-то делов потолстеть, похудеть-то,
но осенью я как никто расцвела,
на весах моих BiG DATA.
Никогда я столько не весила.
Почему же мне так весело?
Наверно, включился какой-то азарт
ведь это нехилый челендж:
как-то придется пробираться назад,
а хочется страшно печенья ж.
А еще это смутно напоминает кредитную карту –
вроде бы не так много и съел за лето,
а выглядишь очень даже пикантно.
* * *
Спрашивать учеников,
когда у них дни рождения
все равно что ловить мальков
и радоваться их освобождению
Засветится календарь
обретшими смысл числами
а на следующий день ты снова дикарь –
все загорожено какими-то мыслями.
Девочка говорит: 12 ноября,
а я ей: ну, надо же, день рождения Марата.
Девочка говорит, что когда-то, когда-то
у нее была другая учительница,
и тоже спросила про день рожденья,
и тоже сказала: вот совпаденье!
День рождения Марата!
Нельзя забыть эту дату!
Так давайте же праздновать день рожденья Марата,
такого сейчас далекого, а в принципе близкого,
способного на высокое, неспособного на низкое,
Марата, который смелее тигра уссурийского
Марата, который сердца навещает без подхода туристского,
мужа одной учительницы английского,
друга другой учительницы английского.
* * *
У меня есть дочка, которая
разговаривает простыми фразами,
но эти фразы всегда
отличаются от обычной речи.
Например, когда она хочет
мне о чем-то напомнить, она
никогда мне не скажет простое «а помнишь»,
она скажет: «Это же мы!».
– Мама, это же мы жили в квартире восемь!
– Мама, это же мы осенью ехали в поезде!
– Мама, это же я сидела как мышка
на твоем поэтическом вечере в галерее Ардженто!
– Мама, это же мы покупали книги!
– Мама это же я слушала в животе мультики,
когда вы с Димой лежали в инфекционной больнице!
– Мама, это же мы ели борщ в чистом поле!
– Мама, это же я в Александрове плясала на камне!
– Мама, это же я орала как резаная,
когда меня батюшка в храме окунал в крестильную воду,
– Мама, это же мы в трапезной отца Дионисия
съели все до одной шоколадные конфеты!
* * *
В нем не найти координат обиды,
в нем нет жестокости, и он
обычно людям не завидует,
во всех – не тайно, нет,
а просто аккуратно
и чудодейственно влюблен.
Она – как он.
Она напишет одному: мы – ангелы,
другому пишет: мы с тобой котлеты,
а третьему: вот автострада страсти,
а мы поедем через лес как гелендвагены.
С четвертым они аудиокассеты.
Ну, знаете – когда всегда вдвоем
в магнитофоне, без взаимодействий,
пока их кто-то внешний не сотрет
по случаю какой-то новой песни.
И то же самое и он –
как и она во всех влюблен.
Вот только вместе быть они бы не смогли.
Кто был бы блендером? Кто стал бы брокколи?
Они, друг друга разглядев вдали,
подмигивают, уронив бинокли.
* * *
Хорошо, что в октябре
нам не нужно торопиться,
грустно мокнут во дворе
три коробки из-под пиццы.
Прадед с правнуком к запасам
прокрались, и вот по часу
(как и все седьмые классы)
измеряют круглый рис.
«Перекресток» нам к заказу
приложил Киндерсюрприз.
Раз не греет атмосфера –
печку топит мирный житель.
Все со стульями к теплу станут двигаться сейчас –
кто поближе как Меркурий,
кто подальше как Юпитер,
кто Венера, кто Земля, кто Марс.