Марина БОРОДИЦКАЯ

 

Родилась в Москве, окончила МГПИИЯ им. М.Тореза. Работала гидом-переводчиком, учителем английского языка в школе. Переводчик английской, американской и французской классической поэзии. Автор двух десятков детских и семи «взрослых» книг. Лауреат многих литературных премий. Член СП Москвы.

 

 

 

ЗДЕСЬ НЕ ОТКАЗЫВАЮТСЯ

 

*  *  *

 

Как шумно дышит городское лето,

ворочается тяжко за окном,

с машинным гулом, с тополиным цветом,

горячими толчками входит в дом.

 

И дом со скрипом разверзает лоно,

впуская липкий пух, залётный дым,

и в собственные комнаты с балкона,

как инопланетяне, мы глядим.

 

 

*  *  *

 

За соседним –

ужинает музыкант,

остальные столы

пусты,

и в подсобку

строгий официант

сносит скатерти

и цветы.

 

Чуть помедленней, Август,

не надо гнать,

ты налей нам ещё вина…

В шевелюре дерева –

жёлтая прядь:

просто ранняя

седина.

 

 

СЕНТЯБРЬСКИЕ СТАНСЫ

 

Поутру встанешь –

Небо, как в Крыму.

Песню затянешь:

Любо одному!

 

Днем нарушишь график,

Сядешь над рекой:

Ну их всех на фиг,

Денёк-то какой!

 

По ночам стонешь,

Пялишься во тьму:

Сторож ты, сторож

Брату своему!

 

 

ОСЕННИЙ ВАЛЬС

 

Осень всё смешала,

стасовала масти и разряды,

королям – шестёрки,

а шестёркам королей сдаёт.

Хлебный переулок

полыхает диким виноградом,

рядом Мерзляковский

музыкой из окон обдаёт.

 

Осень на асфальте

свой пасьянс вечерний разложила –

ивовый, кленовый,

ясеневый, липовый, шальной:

если он сойдётся,

значит, не иссякнет эта жила,

беды подкидные

отобьём мы картой козырной.

 

Осень в дом игорный

разомлевший город превратила,

парочки дрейфуют

к золотом осыпанной скамье…

Им везёт с любовью,

ну, а нам с погодой подфартило,

и сгребает фишки

дворник, неулыбчивый крупье.

 

 

*  *  *

 

Ах, славные ребятушки

Беседуют в метро:

Что ни словцо – по матушке

Закручено хитро.

 

Неспешно так калякают

О чем-то о своём,

И виснет брань – каракулем

На вороте моём.

 

О млечность безъязыкая,

Святая простота!

Пустую соску мыкая,

Сиротствуют уста.

 

А я гляжу приветливо,

В руках себя держу:

– Эй, как тебя! Ты, светленький!

Поди, чего скажу...

 

 

*  *  *

 

Что, не приедешь?

Ну и не надо.

И без тебя я

съем авокадо:

молча разрежу

на две половинки,

косточку прочь –

и заполню ложбинки

красной икрой.

 

И от этого

влажно-зелёного,

рдяно-солёного,

четырежды женского яства

у меня родится стишок –

остренький корешок.

 

 

ЗДЕСЬ НЕ ОТКАЗЫВАЮТСЯ

 

Здесь не отказываются

от тюрьмы,

здесь не отказываются

от сумы,

здесь не отказываются

от чумы

и не отказываются

от зимы.

Отказаться можно

разве что от хурмы,

да и то не советую:

всё-таки витамины.

 

 

ЧИТАЯ БОРИСА РЫЖЕГО

 

Как он это придумал –

пьяница, гад, сопляк?

Как он про собутыльников:

«Господи, это со мной!»

Если бы мне раз в жизни

вдруг бы сказалось так,

может, я бы от счастья

тоже ушла в запой.

 

Как он посмел без спросу

выйти из-за стола?

Как он успел до срока

всё, что надо успеть:

выговорить слова,

сдать кое-как дела

и с паровозной крыши

чисто, как в церкви, спеть?

 

Я скажу, как умею:

Господи, я не с ним,

но в твоём Уфалее

пусть он будет храним:

ляжет на воздух синий

струнам твоим внимать,

осиротивший сына,

не пощадивший мать.

 

 

*  *  *

 

В юности корни рода

сидят в нас неощутимо:

они надёжно укрыты

во влажных розовых дёснах.

С годами плоть отступает,

скудеют почва и влага,

и оголённые корни

ноют под небом рта.

 

 

*  *  *

 

Я стою на подмостках каменных,

на арене твоей, Москва.

У меня на листочках пламенных

отпечатанные слова.

 

И таращит глаза усталые

мой родной разорённый двор,

и летит ко мне роза алая –

или, может быть, помидор.