Андрей ЛОПАТИН

 

Родился в посёлке Холбон Читинской области в 1963 году. Окончил Читинский государственный политехнический институт по специальности промышленно-гражданское строительство в 1987 году. С этого времени постоянно проживает в Чите. В данное время работает в охранном предприятии. Пишет малую прозу с осени 2010 года. Публикации в журналах: «Юность», «Литературная учёба», «Кольцо А», «EDITA», «Веси», «Российский Колокол», «Гостиная», «Нива» (Казахстан), Интернет-изданиях «Молоко», «Парус», «Русская Жизнь», «Союз писателей», «Зарубежные Задворки», «РуЛит», альманахе «Крылья», литературно-художественном ежегоднике «Побережье», «Литературной газете».

 

 

ОДНОКЛАССНИЦА

Рассказ

 

«Что это за наваждение такое? И сколько оно будет продолжаться?» – эти вопросы в последнее время стали всё чаще мучить Антона. И сейчас, сидя в купе вагона и глядя на проплывающие за окном пейзажи, он снова задумался. Судьба несла его, прилежного сорокалетнего семьянина, в соседнюю область, в город, где жила бывшая одноклассница. Именно она странным образом давно возмущала его душевное спокойствие и равновесие. Больше двух десятков лет после окончания школы он не видел её, в памяти почти затёрлись черты – когда-то юного, чистого и светлого образа, воспламенившего в нём первую любовь, – и теперь, с трудом представляя её настоящую, сегодняшнюю, по нескольким старым снимкам в домашнем фотоальбоме, он ехал с желанием встретиться.

И причина была. В повседневной жизни Антон почти не думал о ней (столько лет прошло!), но ночью... ночью происходило то, что самому себе трудно было объяснить. Последние лет пять она часто являлась во сне, по неясной причине, но постоянно; снова, как в юности, начинала играть на самых тонких душевных струнах, поднимая со дна и горькие, и сладкие чувства, которые давно перегорели, улеглись и забылись в дневной жизни – эти ночные визиты стали какой-то мистикой. Она волновала каждый раз, представая в знакомом ещё со школы образе: черты лица – ясные, чёткие, во сне были видны все мельчайшие подробности, даже родинки и редкие веснушки, голос мелодичный, мягкий, знакомые нотки то каприза, то удивления, то ласки, доходящей до страсти, а иногда - холодное равнодушие и пренебрежение; всё казалось настолько реальным, что, проснувшись, в первую минуту он не мог понять, где настоящее.

Сны бывали разными, иногда после них оставалась горечь, обида, злость, ревность, а иногда всё заканчивалось полной взаимностью, доходившей до эйфории и неземного блаженства. Случалось и то, чего никогда не было, и что не могло произойти между ними в прошлом. Эротические видения реализовывались так ярко, остро, что порой он ощущал теплоту, шелковистость её рук, её тела, когда прикасался, даже чувствовал запах волос – словом, на седьмом небе находился он со своею ночной любовницей. Потом всё опять сменялось на горечь, обиду, злость и ревность... В такие минуты Антон мог проснуться. Подолгу он сидел неподвижно и смотрел на чёрное небо в окне, на одинокую луну – и думал. А рядом беззаботно спала любимая жена Валя. За все долгие годы, что прожил с нею, он ни разу не рассказал ей о своих странных снах, хотя испытывал вину перед ней, будто изменял по-настоящему.

Сначала он не придавал снам значения, но когда они стали постоянными и всё более частыми, всё более правдоподобными, Антон не мог не задать себе вопрос: что же такое с ним происходит? Это были уже не обычные, не рядовые сны, всё стало походить на скрываемую азартную игру. Какая-то аномалия происходила в сознании, и это беспокоило. Но ответа не находилось, да и не было времени задумываться днём: обычная будничная жизнь, со всеми её заботами и проблемами, отодвигала размышления на дальний план, на потом.

Но однажды, когда она являлась несколько ночей подряд, Антон всё же решил посвятить в свою тайну близкого друга, тоже бывшего одноклассника, а теперь журналиста Павла, надеясь услышать хоть какое-то вразумительное объяснение и, может быть, получить совет со стороны.

– Маринка, что ль, достала? – расплывшись в широкой улыбке, удивился тогда Павел. – Неужели такое возможно, и в нашем-то возрасте? Случай медицинский!

Антон был готов к иронии.

– Что предлагаешь? Сходить к психологу? Или лучше сразу – к психиатру?

Разговор этот происходил у Павла дома; на столе стояла открытая бутылка вина, в пепельнице тлели две сигареты.

– А у меня всё наоборот, – сказал тот вместо ответа, – как развёлся со своей три года назад, так постоянно о ней и думаю. Видимо, тоже была любовь-морковь... Но ночами сплю, как убитый – хоть бы раз приснилась!

Он встал с кресла, разлил в бокалы и, немного подумав, продолжил:

– Представляю, что сказал бы тебе психолог: у вас, дорогой товарищ, видимо, в молодости были проблемы, а именно, невостребованность ваших душевных порывов, ну и, конечно, нереализованные в полной мере сексуальные желания, в общем, всё такое и далее... А теперь, таким вот образом, вы восполняете в себе этот пробел. С психологической точки зрения обрисовать можно.

– Вряд ли. Вспомни нашу молодость, когда учились в разных институтах и жили по общежитиям. Кутили с девчонками, не ведая греха, какие уж тут ещё нереализованные желания?.. А после учёбы я сразу женился. Каждому даётся случай встретить свою половинку. Повезёт, не повезёт соединиться с ней навсегда – это уже другой вопрос. Я женился по любви. Конечно, так бывает не у всех, но мне повезло. До сих пор не представляю, чтобы я на кого-то смог променять свою Валентину. Это по поводу душевных порывов.

Когда выпили, Павел многозначительно поднял вверх палец.

– В одном я уверен – такое не может быть случайным! Я-то Маринку уже помню смутно, хотя помню, что все за ней тогда ухлёстывали. На юбилейной встрече одноклассников четыре года назад были почти все, и ты знаешь, она не приехала. О ней мало кому что известно. В Интернете её тоже нет на сайтах, где общаются бывшие школяры и студенты. Она – загадка! Но флюиды свои регулярно тебе посылает, – он рассмеялся и продолжил. – Знаешь, раньше много литературы мне довелось прочитать, это сейчас всё публицистику да информацию из Сети приходиться лопатить, – и ничего, где описано подобное, на память не приходит. У Чехова, правда, помнится, есть рассказ «Чёрный монах». Вещь сильная, но там случай немного другого свойства. Главного героя постепенно одолевает психическое расстройство, временами к нему приходит человек-видение в виде монаха в чёрном облачении. Герой упивается с ним в философских беседах, не замечая ничего вокруг. Но там есть и ясная причина этого расстройства: утомление от научной работы, от чрезмерного умственного напряжения. А у тебя-то что? Сидишь в тёплом офисе, за компьютером, и, чего доброго, за пасьянсами…

– Значит, ты считаешь, что всё-таки это психическое расстройство...

...За окном купе проплыли деревянные домики с огородами. Прошла проводница по коридору вагона и громко объявила:

– Уважаемые пассажиры, в город Н... поезд прибудет через час. Просьба сдавать постельное бельё. Кто желает горячий чай?

От лёгкого волнения будто комок ваты встал в груди. «Она – загадка!» – усмехнулся про себя Антон и на память ему пришёл один забавный эпизод из далёкого прошлого.

Урок литературы в шестом классе. Все заняты сочинением, стоит мёртвая тишина, только учитель, пожилая Галина Григорьевна, иногда встаёт со своего стула и ходит перед партами с проверкой, не списывают ли ученики друг у друга. Марина сидит впереди него; иногда она пошевеливает плечиками, словно стряхивает с себя пришедшую неудачную мысль, ушки её чуть краснеют от творческого напряжения. Антон, написав несколько строчек, откладывает ручку в сторону. Писать скучно, его полностью занимает она. Недавно её пересадили на парту впереди, и теперь стало совсем не до учёбы. Закончив очередной абзац, Марина с удовлетворением откидывается спиною назад и лопатками упирается в его парту. Ужасно хочется взглянуть, чего же она там написала! Чтобы хоть одним глазком глянуть в тетрадку, Антон тихо привстаёт и, стараясь даже не дышать, боясь обнаружить себя, вытягивается вперёд как можно дальше. Голова оказывается настолько близко к её затылку, что теперь уже виден пушок на её щеке и маленькая родинка на белой, тонкой шее. Тут Антон уже и забыл о своём первоначальном желании. Он теперь заворожённо, вблизи смотрит на её худощавые, острые плечи, светло-русые, подстриженные прямой линией волосы и, конечно, длинную, как у гусыни, шею. Он никогда не был так близко, и в эту минуту ему кажется, что в классе, кроме него и этой хрупкой девчонки, нет больше никого! От волос дыхнуло свежим ароматом сухой травы, от шеи повеяло теплом, и на небольшом расстоянии он чувствовал его. Что случилось с ним дальше, он понять уже не мог, так как перестал совладать с собой. Голову впервые окутал сладкий, пьянящий туман, всё было как во сне... Почувствовала ли Марина приближение его лица, и было ли прикосновение губ к её шее – этого Антон и сам точно вспомнить теперь не мог, слишком уж тогда волновался. Всё прервалось из-за резкого, громкого голоса – и реальность, класс и учитель, вернулась мгновенно: «Это что за безобразие! – вскрикнула Галина Григорьевна, хлопнув по столу журналом. – Боже мой, что я вижу! И это у меня, на уроке литературы!». Антон резко присел и покраснел тут же. Марина обернулась, с недоумением посмотрела на него, а когда поняла, в чём дело, щёки её тоже вспыхнули алыми пятнами. Молчание в классе продолжалось только пару секунд, потом раздался громкий смех. Девчонки прыснули, прикрывая рты ладонями, словно стыдясь за Марину, парни загоготали злорадно, от души. Антону ничего не оставалось делать, как тоже засмеяться, сделав вид, что это всего лишь хулиганская выходка, не более. У Галины Григорьевны гнев держался недолго и сменился на иронию: до самого конца урока она улыбалась и хихикала, когда бросала взгляд на него. Наверное, всё она понимала и, может быть, заново переживала эпизоды из своей юности – ведь каких только чувственных глупостей не бывает в этом возрасте!

...В вагоне началось беспокойное хождение, суета, за окном всё чаще стали появляться дачи, мосты, дорожные развилки: всё говорило о приближении большого города. Антону вспомнился конец разговора с Павлом.

– Тебе, дружище, я бы посоветовал увидеться с ней, – говорил он, уже захмелев порядком, – будь я на твоём месте, я бы съездил. На поезде всего пятнадцать часов езды. Хватит и двух выходных дней.

– Зачем?.. У меня семья, у неё, наверное, тоже… Это ещё более нелепый поступок, чем был у меня однажды на уроке литературы. Встретиться, чтобы рассказать, как донимают меня сны с её участием?

– Ну, не торопись. Приедешь к ней, как в церковь, помолишься на неё и попросишь, чтобы с богом отпустила тебя навсегда.

Подтрунивая так, Павел добродушно улыбался; далее лицо его стало серьёзным.

– Извини меня, чего-то расклеился. Дам тебе адреса наших девчонок, у них наверняка есть её координаты и телефон.

– Не особо-то достают меня эти сны, чтобы предпринимать что-то серьёзное. Я привык уже к этим двум своим жизням: дневной и ночной. Пока они сосуществуют вроде без проблем.

– Ну, не скажи! Вот у Коврина, героя «Чёрного монаха», тоже всё началось с красивой легенды, а потом?.. Не скажи! Кто знает, что будет дальше? Тебе надо увидеться, для себя, хотя бы душу успокоить. А психологи тут... не... они для американцев развлечение!

Через месяц после этого разговора у Антона уже был номер телефона Марины. Он долго не решался звонить, долго размышлял, стоит ли звонить, стоит ли ехать… И однажды взял да и сгоряча набрал номер. Ответил женский голос, совершенно неузнаваемый, к тому же качество звука было плохое. Разговор состоялся короткий и в общих фразах. Антон узнал, что она разведена и живёт с двумя взрослыми детьми. Ничем о причине своего звонка он не обмолвился. После разговора – в конце которого на всякий случай добавил, что скоро будет в её городе проездом, может, они и увидятся, – он долго ещё пребывал в смешанных чувствах. А когда лёг спать, ночью опять явилась она...

...Выйдя на перрон вокзала, Антон достал телефон и набрал её номер. Никто не отвечал, пока не закончились гудки. Марина ведь знала, что сегодня он будет здесь, обещала держать телефон рядом... Волнение, без того не малое, теперь только усилилось, сердце заколотилось, как у юноши. Лишь с повторного вызова в трубке появился голос.

– Да, я дома сижу, – только и сказала она – и опять пошли гудки.

Сидя в такси, Антон не замечал, какие картины города проносятся перед ним, хотя и смотрел в окно. «Сумасшедший! – говорил он себе и старался улыбаться. – Наверное, правы американцы, что слушают психологов, а не близких друзей и родственников, как мы! Ну, с другой стороны, переживать не стоит. Вчера я, наконец-то, честно рассказал Валентине обо всём. Она поняла меня и отпустила, она верит мне, да и я без её согласия никогда бы не поехал. У меня нет корыстных мыслей и желаний, кроме как разрешить эту загадку. То, что происходит во сне – не по моей воле, и я не могу принимать решения, там хозяйка Марина. Помоги, боже, разрешить эту многолетнюю историю! Мне нужно только увидеть её, только поговорить...»

Машина, прошипев тормозами, резко остановилась около пятиэтажки на окраине города. Типовая хрущёвка. Антон расплатился и, подойдя к двери подъезда, в нерешительности остановился, прислушался, как стучит сердце – всё далёкое и забытое всколыхнулось внутри. Прочитав список жильцов на табличке и найдя нужную фамилию, он поднялся на лестничную площадку третьего этажа. Номер на старой деревянной двери её квартиры был написан краской, просто от руки, и она почему-то была приоткрыта. Из квартиры несло дымом от пригоревшей пищи, доносилась громкая ругань, чей-то молодой голос почти истерически, вперемешку с матами, не то требовал, не то угрожал. Иногда его прервал голос женщины, не менее грубый и не менее бранный. Редко вмешивался и чей-то третий голос. В общем скандале слышались обрывки нетрезвых речей.

– Перед братом клянусь, последний раз прошу!

– Пошёл вон, на работу иди, устройся!

– Зарою вас всех, ни одна сволочь не найдёт!

– Сколько можно доить… с моей зарплатой... я на свои выпиваю… пойди-ка сам заработай!

– Нечего меня укорять, дура!

– Ой, мучители…

Потом женский голос вдруг перешёл в плач. Антон немного растерялся, но, опомнившись, спустился на площадку между этажами. Уже в следующую секунду дверь распахнулась полностью, из неё вылетел разъярённый молодой человек с красными глазами и прыжками понёсся по лестнице вниз, хватаясь за перила и злобно приговаривая:

– Мамаша, блин! Братец! Ещё пожалеете, обои! Тьфу!

Следом за ним из квартиры вышла полная и тоже пьяная женщина, вдогонку она кричала:

– Напугал! Придурок! Век бы вас всех не видать!

Антон, к своему ужасу, в этой небрежно одетой, пухлой женщине с растрёпанными волосами узнал её – ту самую Марину! – с одного взгляда, но тут же повернулся к ней спиной, чтобы она не увидела лица. Но она и не взглянула на него, а, пошатнувшись, шагнула назад и громко захлопнула дверь. Когда всё стихло, Антон облегчённо вздохнул. Он был потрясён увиденным. Картина не укладывалась в сознании.

Сев на скамейку далеко от дома, он достал сигарету, прикурил и жадно вдохнул дым. Мысли роились, путались. Просидев так часа два, он встал и направился к ближайшей остановке, чтобы доехать до вокзала. «Ну, что ж, и так бывает… и так бывает...» – время от времени говорил он себе, когда сидел уже в поезде и снова смотрел в окно – а сам всё вздыхал, всё вздыхал...

Больше во сне юная красавица ни разу не явилась.