Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 139




Ольга БУГОСЛАВСКАЯ

Foto 1

 

Родилась в Москве, окончила филологический факультет МГУ им. Ломоносова. Литературный критик, кандидат филологических наук, автор литературных журналов «Знамя», «Дружба народов», «Октябрь, «Нева», «Волга», «Кольцо А», интернет-изданий «Лиterraтура» и «Textura», газеты «Учительская газета».

 

 

СТАРЫЕ, НО НЕ ВСЕГДА ДОБРЫЕ СКАЗКИ

 

Произведения детской литературы нуждаются в подробных профессиональных комментариях. Причём их суть не должна сводиться к восхищению комментируемым произведением и к призывам его прочитать. Задача комментатора – разъяснить те противоречия, которые существуют между мировоззрением современного ребёнка и той картиной мира, которую рисует та или иная сказка или классическая повесть. Причин, по которым происходят такого рода нестыковки, несколько.

Первая причина кроется в законах жанра. Особенно наглядно это видно на примере волшебных сказок, как фольклорных, так и большей части литературных. Сказка – жанр архаичный, в нём очень велика доля условности. Одна из таких условностей – закреплённые за каждым персонажем функции. В некоторых случаях поведение персонажа в соответствии с его заранее заданной функцией внешне противоречит элементарному здравому смыслу. Возьмём «Сказку о царе Салтане…». Царь возвращается из военного похода и обнаруживает, что его жену и ребёнка сбросили в море в запечатанной бочке. Якобы по его приказу, которого он на самом деле не отдавал. Что делает царь? По неизвестной причине он не пытается ни восстановить картину происшествия, ни отправиться на поиски брошенной в воду бочки, ни найти виновных. Он даже не сердится. Вместо всех этих, ожидаемых действий, он погружается в печальную задумчивость:

 

Царь Салтан сидит в палате.

На престоле и в венце

С грустной думой на лице…

 

Почему он ведёт себя столь странно? Или: по какой причине отец Золушки позволяет своей новой жене и её дочерям издеваться над своей родной дочкой? Почему в сказке «Морозко» отец соглашается отвезти свою дочь в лес и бросить её там? Почему почти во всех сказках о злой мачехе присутствует её безвольный муж, не способный постоять ни за себя, ни за своего родного ребёнка? Ответ становится очевидным, если вспомнить, что волшебная сказка описывает обряд инициации, то есть переход из детства во взрослую жизнь. Герой сказки всегда сирота или полусирота, но не в прямом смысле, а в символическом. Герой сказки, взрослея, лишается опеки со стороны родителей и принимает ответственность за свою жизнь на себя. Чтобы подтвердить статус взрослого, он должен самостоятельно пройти все испытания и решить все стоящие перед ним проблемы. Поэтому отец и дистанцируется от своего ребёнка, оставляя его один на один с мачехой. По этой же причине в «Сказке о царе Салтане…» не отец должен найти сына, а сын должен найти отца и восстановить порядок в царстве. Трёхлетнему ребёнку это объяснять рано, а восьми-девятилетнему уже можно. Это, кроме прочего, даёт ему понять, что художественный мир не копирует мир реальный, а имеет своё специальное устройство.

Второй момент. Детская литература – едва ли не наиболее точный индикатор тех изменений, которые происходят в общественном сознании. Издатели делают большую ошибку, когда в предисловиях или в аннотациях к своим книгам пишут про «вечные и непреходящие ценности», которые якобы хранят «добрые» сказки и классическая детская литература. Система ценностей и представления о норме, зафиксированные в текстах, причисляемых к классике, мягко говоря, нуждаются во многочисленных оговорках. Поэтому и читать с детьми лучше вместе: в этом случае появляется возможность отследить несоответствия между устаревшей нормой и современной.

Какое представление о счастье отражает классическая волшебная сказка? Счастье – это замужество с принцем / женитьба на принцессе и последующая жизнь во дворце. В разное время такое понимание счастья оценивалось по-разному. Не надо далеко ходить за примерами таких интерпретаций сказок, где это представление полностью пересматривалось. К числу наиболее известных относится, например, отечественный мультфильм «Бременские музыканты», герои которого провозглашают: «Нам дворцов заманчивые своды не заменят никогда свободы» – и сбегают из-под этих сводов. В другой истории о принцессе – мультфильме «Шрек» – высмеивается гламурный канон. Красавица принцесса по ночам превращается в дурнушку и изо всех сил старается это скрывать. Однако по ходу фильма она влюбляется в тролля и добровольно соглашается навсегда остаться дурнушкой и уйти жить на болота. Побегом из дворца окончилась и новейшая постановка «Золушки» в формате реалити-шоу – свадьба принца Гарри и Меган Маркл. Традиционный сказочный хэппи-энд в современном контексте выглядит довольно скучным и банальным.

Обратимся ещё раз к «Золушке». Какое поведение эта сказка описывает как правильное? Терпеливо-смиренное: тебя обижают, держат за рабыню – терпи, и когда-нибудь явится некое высшее существо (Фея), которое, как выяснится впоследствии, за тобой долго наблюдало, и вознаградит тебя. Практически все книги и фильмы, ориентированные на детей и подростков, последнего времени («Матильда», «Алиса в Стране чудес» и «Алиса в Зазеркалье», «Белоснежка: месть гномов», «Аладдин», «Дивергент»…) проповедуют ровно противоположное – борьбу, сопротивление, строптивость и непокорность.

Эволюционируют также и этические нормы. В их числе – нормы отношения к животным. Одна из детских книг, на примере которой можно это увидеть, – «Мои звери» Владимира Дурова. И здесь как раз возникает противоречие между тем, какую норму транслирует эта книга, и тем, как эта книга презентуется читателю. В предуведомлениях практически ко всем изданиям произведения Владимира Дурова говорится о том, что его автор очень любил животных, был их другом и относился к ним исключительно бережно. При этом сами рассказы представляют собой описания дрессировок, которые иначе, как издевательствами, не назовёшь. Укротитель то приучает какую-то несчастную свинку летать на воздушном шаре, то ездит на ней верхом… Бедная свинья при этом жутко пугается, визжит, пытается убежать… Хуже всего то, что дрессировщик вообще не понимает, насколько сильно он мучает злосчастное создание, и совершенно искренне гордится своими «достижениями». Разница между тем впечатлением, которое складывается у читателя, и тем, что «хотел сказать автор», настолько велика, что она вызывает недоумение. Наверное, по сравнению с тем, как относились к животным ещё раньше, система Дурова – показатель большого прогресса. Вероятно, на этом и следует делать акцент. Но выдавать эту систему за последнее достижение гуманизма, по меньшей мере, нелепо.

Во многих произведениях утверждается право сильного, а жестокие сцены играют роль комических и развлекательных. Надо отдать должное детям, их восприятие таких эпизодов отличается, например, от моего. Когда я в детстве читала «Приключения барона Мюнхгаузена», то истории о вывернутом наизнанку волке или нанизанных на веревочку утках не приводили меня в ужас (может, и приводили, но поскольку автор очевидно призывал над всем этим посмеяться, я этот ужас пыталась не замечать). У моих детей всё это уже вызывало бурный протест и формировало у них устойчивое негативное отношение к главному персонажу.

Многие произведения, особенно назидательные, построены на весьма сомнительных воспитательных инструментах, таких, как, например, угрозы. К их числу относится, в частности, знаменитый «Мойдодыр». Ребёнку не так просто в нём сориентироваться. Поскольку основной целью автора является устрашение, то и логика развития событий в этой сказке отличается от привычной. Привычная логика заключается в том, что в детских произведениях, как правило, герои делятся на хороших, с которыми читатель себя ассоциирует и которым сопереживает, и плохих. В сказке «Мойдодыр» такое деление отсутствует. Как всем известно, сказка начинается с того, что от мальчика неожиданно начинают разбегаться вещи. Ребёнок пугается и недоумевает. В следующий момент появляется огромный умывальник Мойдодыр, который с порога набрасывается на мальчика с оскорблениями и угрозами:

 

«Ах ты, гадкий, ах ты, грязный

Неумытый поросёнок!

...У тебя такие руки,

Что сбежали даже брюки…

Если топну я ногою,

Позову моих солдат,

В эту комнату толпою

Умывальники влетят

И залают, и завоют,

И ногами застучат,

И тебе головомойку,

Неумытому, дадут…

 

Кто здесь хороший, а кто плохой? Мальчик, по-видимому, ведёт себя неправильно и хорошим быть не может, но и кривоногого Мойдодыра трудно принять за носителя светлой идеи. Ребёнок-читатель оказывается в некоторой растерянности. Дальше – больше: мальчика начинают преследовать, бить и кусать помощники Мойдодыра – щётки, мыло и мочалка. Ребёнок пытается спастись от них бегством. Как и сам Мойдодыр, его подчинённые настолько агрессивны, что их тоже трудно ассоциировать с добрым началом. На улице мальчику встречается Крокодил. Здесь в очередной раз возникает диссонанс: Крокодил в детском сознании – чудовище. В другой сказке Чуковского, «Краденое солнце», крокодил выступает в качестве монстра, угрожающего самому мирозданию. Но здесь экзотическая рептилия преподносится как положительный герой: «мой хороший, мой любимый Крокодил». И поначалу «хороший Крокодил» вроде бы подтверждает данную ему характеристику, защищая мальчика от гнавшейся за ним мочалки. Но, проглотив мочалку, он буквально обрушивает на голову и без того запуганного ребёнка очередную порцию угроз, обещая растоптать и проглотить уже самого мальчика. Ребёнок-читатель путается, пытаясь определить, кто здесь прав, а кто виноват? Но дело в другом. Идея сводится к тому, что существуют некоторые основополагающие законы (один из них – умываться по утрам), которые нельзя нарушать. Если ты их нарушаешь, то буквально весь мир становится по отношению к тебе во враждебную позицию. Хорошие и правильные персонажи – умывальники, мочалки, щётки, добрые крокодилы – впадают в яростный гнев и превращаются в страшных фурий. Вряд ли метод запугивания можно отнести к числу передовых.

Не говоря о том, как много существует произведений, где детей наказывают, бьют, ставят в угол, запирают в тёмных кладовках, лишают праздничных подарков, и всё это преподносится в качестве абсолютно приемлемой нормы: «Когда папа прибежал домой и сказал, что сам бросил свой чудный новый мяч под машину, его сразу же отшлёпала бабушка. Вечером пришёл с работы дедушка и тоже отшлёпал его» (Александр Раскин «Как папа был маленьким»).

Советская идеологизированная литература – отдельный вопрос. Там можно «нарваться» на книги, призывающие детей не жалеть свою жизнь и готовиться пожертвовать собой ради революции, победы коммунизма и прочих «высших идеалов». Наиболее одиозный пример – «Сказка о Мальчише-Кибальчише». Об этом нужно читать отдельную лекцию.

Издателям, вместо того чтобы публиковать предисловия, рассказывающие о «вечных ценностях» и «источнике добра», стоило бы снабжать детские книги подробными разъяснениями, расставляющими точки над i. Удачный образец – «Приключения капитана Врунгеля» с комментариями Олега Лекманова, Романа Лейбова и Ильи Бернштейна.