Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы  

Журнал «Кольцо А» № 138




Foto 2

Бейбит АХМЕДИЕВ

Foto 1 

 

Родился в г. Аягуз (Семипалатинская обл., Казахстан) в 1961 г. Учился в Семипалатинском педагогическом институте на филологическом факультете (два курса проучился в г. Нежине, Украина). Работал в школе, писал заметки в районных газетах. Публиковался в журналах «Простор», «Нива», «Новая литература», «Кольцо А». Живет в г. Талдыкорган (Казахстан).

 

 

ОТПРЫСК

Рассказ

 

На проспекте, который фактически делит город на две равные части, перед парадным входом огромного правительственного здания остановился человек. Серый пиджачок в черную крапинку и штиблеты светло-коричневого цвета хорошо гармонировали с кепкой, которая как две капли воды походила на знаменитый головной убор Шерлок Холмса. Торчащие в разные стороны черные усики молодого мужчины дополняли неординарный портрет этого гражданина. Звали его – Ибрагимов Остап.

Поднявшись по ступенькам, он открыл огромную деревянную дверь. Войдя в вестибюль, уверенно направился к парадной лестнице. Пройдя по длинным коридорам, мужчина остановился у двери и посмотрел на табличку, на которой мелким шрифтом было написано:

 

Главный редактор газеты «Глас народа»

Пантелеймон Аристархович Василиск-Фемистокулюс

 

Ещё раз внимательно прочитав фамилию, Остап усмехнулся и мотнул головой. Уж больно странной показалась она ему. Да и имя с отчеством просто фонатнировали экстравагантностью. Но, отбросив в сторону сантименты, гость постучал в дверь. «Фамилия странная, ну и что? Мало ли на свете странных фамилий? – размышлял он меж тем. – Может, из Прибалтики какой-нибудь барон».

За дверью было тихо. Немного постояв в раздумье, Остап постучал снова. Послышался глухой кашель, и негромкий голос вежливо предложил:

– Войдите.

Остап повернул ручку и открыл дверь. Посреди небольшого кабинета за обычным офисным столом сидел мужчина и что-то читал. Обстановка комнаты была скромная. Старенький компьютер, какие-то бумаги на столе, несколько журналов и книг. Окно, прикрытое жалюзи, светлым квадратом виднелось за спиной редактора. Справа, на стене, висел портрет президента, слева, картина «Охотники на привале». Пантелеймон Аристархович (скорее всего, это был он), поднял глаза и посмотрел на посетителя. Бледное, даже желтоватое лицо, уже изъеденное бороздками морщин, дохнуло на Остапа несвежим, затхлым запахом. Казалось, человек давно не был на свежем воздухе, и нездоровая атмосфера подорвала его здоровье. Длинные светло-русые волосы ровными прядями обрамляли лицо мужчины. Усы и густая борода довершали портрет.

Остап на минутку растерялся, не зная, как начать разговор. Оправившись, негромко поздоровался:

– Здравствуйте. Вы – редактор этой газеты?

– Да, я, здравствуйте.

– Я к вам вот по какому делу. Мне нужно разместить кое-какие материалы, и ваша газета как нельзя лучше подходит для этой цели.

– К вашим услугам. Если материал не противоречит уголовному кодексу, то опубликуем.

Редактор вежливо протянул руку и кивнул головой:

– Поверьте, сделаем всё по высшему разряду.

Остап, улыбнувшись, сел на стул. Редактор, продолжая улыбаться, незаметно разглядывал Остапа, мысленно делая заметки в памяти. На мгновение задумавшись, клиент обратился к редактору. На обсуждение дел ушло не более пяти-десяти минут. Договорились, можно сказать, с первого раза. Условия, а самое главное, сумма контракта сразу удовлетворила длинноволосого литературного критика. Пожав на прощание друг другу руки, они обменялись обворожительными улыбками. Наступила пауза. Редактор вежливо молчал, не решаясь первым прощаться с клиентом. Остап же медлил и не уходил. У него не выходила из ума странная фамилия редактора. Наконец, собравшись с духом, он неуверенно спросил Пантелеймона Аристарховича:

– Извините меня за бестактность, но просто не могу уйти от вас, не поинтересовавшись вашей фамилией. Честно признаться, сколько живу на белом свете, но первый раз слышу такую странную фамилию. Да и имя с отчеством у вас довольно-таки необычное для наших дней.

Улыбнувшись, редактор весело посмотрел на посетителя. Его глаза заискрились, и какой-то радостный внутренний свет озарил в этот миг лицо хозяина маленькой газетёнки.

– А я, знаете, уже привык к вопросам такого рода. Раньше, признаюсь вам, они меня раздражали и даже злили, а теперь только забавляют и, честно вам скажу, даже вдохновляют. Наша родословная уходит корнями на сотню, а то и больше лет вглубь веков. И мне приятно осознавать, что сведения о моих предках зафиксированы не где-нибудь там в замызганных поповских книгах, а на страницах знаменитого романа Николая Васильевича Гоголя. Да, да, именно там впервые упоминается имя моего знаменитого предка.

На мгновение замолчав, он пристально посмотрел на Остапа, изучая, как подействовала его речь на посетителя. Остап действительно был ошарашен такой новостью. Порывшись в запасниках своей памяти, он не смог сразу обнаружить связь между этим человеком и бессмертным произведением великого писателя. Что могло связывать этого явного неудачника и роман-поэму Гоголя? Вопросительно глядя на Пантелеймона Аристарховича, он не нашелся, что ответить. Редактор был, как никогда, решителен и твёрд. Именно такие минуты натиска и триумфа время от времени, скрашивали его серое блеклое существование. В такие мгновения он был на верху блаженства. И, не скрывая снисходительной улыбки на каменном лице, он с торжественным видом продолжил беседу:

– Вспомните Манилова, помещика и хлебосола и его грандиозные проекты. Ведь не дюжинного ума был человек. Можно смело утверждать, что этот необыкновенный человек – мыслитель, сродни Копернику! Просто родился не в то время. Ему бы жить в наши дни – цены бы не было такому человеку! Это же уникум! Башни, мосты – чем вам не чудеса света! Да перед его проектами – сады Семирамиды и Вавилонская башня – просто игрушки. Да и египетские пирамиды со своим сфинксом меркнут перед полётом мысли этого непонятого гения. Да, что там говорить! Жизнь – это непредсказуемая штука. Живешь и не знаешь, что тебя ждёт завтра. А на поверку окажется, что завтра-то – уже прошло.

Остап с нескрываемым изумлением взирал на редактора. Мужчину невозможно было узнать. Черты лица его преобразились. Огненный взгляд, метающий громы и молнии, готов был испепелить каждого, кто по неосторожности оказался на его пути. Познания Остапа в русской литературе оставляли желать лучшего. Он смутно помнил школьную программу, и перед его мысленным взором промелькнула череда бессмертных гоголевских образов, созданных фантазией гениального писателя. Ноздрёв, Собакевич, Манилов и Плюшкин. Они давно стали нарицательными и свободно бродили в народной речи. Но вспомнить, о каких мостах и башнях говорил этот человек несколько минут назад, гость не мог. Чтобы не попасть впросак и не выглядеть глупо, он решил тактично промолчать. А Пантелеймон Аристархович, казалось, совершенно забыл о существовании Остапа. Мысленно он был где-то далеко. Вдруг, как будто очнувшись ото сна, он продолжил:

– Так вот, у Манилова, как известно, было два сына: Алкид и Фемистокулюс. Вот наша родословная берёт начало от отпрыска этого великого человека.

Редактор замолк, сам глубоко взволнованный собственной речью. Остап из вежливости подождал несколько минут, а затем тихо спросил:

– Извините за назойливую настойчивость, а вторая часть фамилии откуда пошла, если не секрет?

Мужчина улыбнулся и весело посмотрел на Остапа:

– Конечно не секрет. Вторая часть фамилии – это особый случай. Сын Фемистокулюса, Орфей Фемистокулюсович женился на Прасковье Никитичне, урождённой Василиск. Этот знаменитый дворянский род, восходящий корнями к древним боярским фамилиям, был зафиксирован ещё в своде гороховых летописей. С тех самых пор наша фамилия носит в себе зерна этих двух достойнейших семейств.

Остап с нескрываемым удивлением и даже с восхищением смотрел на редактора газеты. Казалось, перед ним оживала история. Пантелеймон Аристархович, прекрасно зная, какое впечатление произвела его речь на посетителя, просто купался в лучах славы, нежданно-негаданно свалившейся на него.

 

 

РАНДЕВУ С ДЕТСТВОМ

Рассказ

 

Управляющий рестораном «Фиеста» Глотов Геннадий Романович и музыкальный руководитель местного оркестра Аркадий Аверкин столкнулись в фойе.

– Аркаша, что решил сегодня отдохнуть? – остановившись, спросил Глотов.

– А чё, Геннадий Романович, заслужил.

– Короче, Арканя, собирай свой гопстоп и за работу.

– Так мы репертуар уже утвердили, вы же смотрели, Геннадий Романович, – лукаво ухмыльнувшись, ответил Аверкин.

– Так, Аркадий, пойдём, присядем, потолковать нужно, – по-отечески похлопав подчинённого по плечу, снисходительно проговорил управляющий.

Пройдя в зал, они сели за столик у окна. Загадочно глянув на Аверкина, Геннадий Романович задумчиво перевел взгляд за окно. Через минуту начал:

– На днях приходил клиент и заказал весь зал.

– Что? Банкет? Свадьба? – не удержавшись, порывисто спросил Аркадий.

– Не угадал, – с таинственной улыбкой на лице проговорил Глотов и, помахивая указательным пальцем правой руки, с важностью добавил. – И не банкет, и не свадьба, а что-то среднее между юбилеем и поминками. Рандеву с детством. Слыхал про такое?

– Нет. Но у меня всё готово. На днях закончили аранжировку новинок. Так что всё будет окей, Геннадий Романович.

– Подожди, Аркаша, подожди. Не торопись. Ты вот что мне скажи: какие ты помнишь песни советских лет? Детские, пионерские там?

Аркадий замолчал и с недоумением уставился на метрдотеля. «Что это с ним? Вроде вчера был здоров. Не тронулся ли, часом?» – мелькнула в голове шальная мысль. Вопрос смутил его. Он никак не мог сообразить: к чему клонит шеф. Геннадий Романович прямо смотрел на Аркашу, и в его открытых, серьёзных глазах было что-то такое, что заставило Аверкина по настоящему задуматься над сказанным и основательно пошарить в запасниках своей памяти.

– Не знаю, Геннадий Романович, но если надо, то кое-что ещё помню.

– Так, Аркадий, мне кое-что не надо. Вот тебе список, и чтобы через неделю репертуар был готов.

Аверкин взял листок и внимательно прочитал его. Проглотив первые строки, с изумлением глянул на шефа. Справившись с волнением, быстро заговорил:

– Да вы что, не буду я эту чушь разбирать. У кого-то крыша поехала, а мне чинить? Спасибо! Не надо мне такого.

Пронзительным, уничижительным взглядом окинув худрука, Геннадий Романович холодно заметил:

– Слушай, Аверкин, я тебя уговаривать не собираюсь. Не нравится – иди, отдыхай. Я тебе по-дружески предлагал. Сейчас звякну в консерваторию, так студенты за сотку сюда симфонический оркестр притащат.

Аверкин, с опаской покосившись на шефа, взял список и ещё раз внимательно пробежался по нему. Немного подумав, спокойно и примирительно заговорил:

– Геннадий Романович, так я сам, пожалуй, кое-кого оттуда позову, а то мы сами всего не одолеем. Вот, «Беловежская пуща», например. А там ребята молодые, голосистые.

– Аркаша – это твоё дело. Но через неделю, чтоб концерт был готов, – без обиняков закончил шеф.

«Через неделю, через неделю. Тебе конечно легко. Легко сказать через неделю, – бурчал про себя Аверкин. – Языком чесать – не мешки ворочать!» – вспомнил он известную поговорку. Геннадий Романович с непроницаемой загадочной миной на лице оценивающе глядел на музыканта. Закончив читать, Аркадий посмотрел на Глотова:

– Аванс, Геннадий Романович, надо ребят подготовить.

Не сводя невозмутимого испытующего взгляда, Глотов достал бумажник и, не мелочась, протянул пару сотен. Аркадий, не скрывая своего удивления, заворожённо любовался на шефа. Положив доллары в карман, он вновь глянул на него, и какая-то благоговейная улыбка проскользнула по его лицу. «Видать клиент-то башлёвый, – завертелось в голове, – раз такими бабками швыряется на ерунду, а то ведь за копейку удавится, жмот!..».

– Всё. Задача ясна. А теперь за работу, голубец, – Геннадий Романович встал и пошёл в свой кабинет. Аверкин ещё долго сидел за столом, записывая что-то в блокнот. Наконец, закончив писать, достал телефон. Разговаривал он долго – минут двадцать.

Прошла неделя, и наступил этот необыкновенный день. В ресторане было необычайно тихо. Всё было убрано, и стол, сервированный на две персоны, одиноко скучал посередине огромного зала. Аверкин со своими музыкантами что-то пиликал в углу, а вокруг всё было пустым и безжизненным. За окном уже давно стемнело, а загадочный гость всё не появлялся. Тамара, разодетая, раскрашенная, нетерпеливым, порывистым шагом прошла через зал. Всем своим видом подчёркивая принадлежность миру, который она олицетворяла. Кабацкий, ресторанный дух – квинтэссенция фальшивых грёз.

– Аверкин, Геннадий Романович просил, возможно, будут экспромты; так ты на всякий случай, кое-что припаси, мало ли чего, – кокетливо выгнув дугой бровь и, захлопав ресницами, проговорила богиня местного кабака. – Разумеется, чаевые, клиент-то экзотический, сам понимаешь.

Глянув на Тому, тот весело подмигнул ей:

– Не боись, подруга, мавр знает своё дело.

Аверкин был уверен в своих силах. Эта работа, как ни странно, захватила его, даже, можно сказать, пробудила в нём духовное, созидательное начало. Он всей душой отдался интересному, всепоглощающему процессу. Неведомые, незнакомые ему доселе силы и чувства пробудились, закопошились в его ординарной, стандартной натуре. Может даже вдохновение или творческий полёт, ненадолго посетили его приглушенное пошлостью, придавленное бытиём, неразвитое естество.

Вместе со знакомыми лицами – Серёга Бутылкин (клавишник), Виталя Гопник (бас гитара), Толян Бонифаций (ритм), Сеня Рубинштейн по кличке Чеснок (сакс), появились новые персонажи. Два молодых студента из консерватории. Чернявый смазливый паренёк Марк Севильский и толстый с мясистым лицом и пухлыми руками Антон Капустин.

Гость появился неожиданно и незаметно. Было где-то около восьми или восьми тридцати, когда в фойе появился высокий, немного сутулый мужчина и, сняв пальто, не спеша, направился в зал. Рядом с ним вышагивал какой-то тощий рыжий коротышка в больших роговых очках. Гости подошли к столу и сели. Через пару минут появился Глотов. Глянув в зеркало и, поправив галстук и прическу, он с достоинством вышёл в зал. Поздоровавшись с гостями, поинтересовался: всё ли в порядке. Через минуту вошла Тома.

Шагая по пустому тихому залу, она испытала незнакомое прежде чувство. Тишина, приглушенный свет и фигуры людей за одиноким столиком пугали её. Ей было непривычно в такой обстановке. Не хватало того шума, гама и специфических запахов, какие всегда окружали её на работе. Встрепенувшись и, гордо подняв голову, она решительно подошла к гостям. Мужчины сидели в полном молчании и рассеянно разглядывали зал. Мило улыбнувшись, Тома поздоровалась с ними:

– Добрый вечер. Рада приветствовать вас в нашем скромном заведении.

– Здравствуйте, девушка. Ну, зал у вас не такой и скромный. Сколько посадочных мест?

Тома ответила.

– Ого! А вы говорите – скромный! Девушка, для начала водочки и лёгкой закуски. А меню оставьте, мы посмотрим.

Положив буклет на стол, тихо удалилась. «Хм… – ухмыльнулась она про себя, – водочки и закуски. Странные типы». Глотов, как паук, стоял за дверью и с нетерпением ждал её:

– Ну, что заказали?

– Водки и закуски, – скривив губы, ответила она.

Сунув руки в карман, он развернулся и ушёл. Собрав заказ, Тамара, посмотрела в зеркало и, поправив волосы, вышла в зал. Покачивая бёдрами и, выпятив грудь вперёд, она шла, уверенная в своей неотразимости. Мужчины с улыбкой посмотрели на неё, и высокий сказал:

– Пусть что-нибудь сыграют. Что закажем, Март?

Коротышка на мгновение задумался, а затем, вальяжно махнув рукой и, задрав голову, попросил:

– Ну, эту, «Алёшкину любовь».

Тамара, искоса глянув на коротышку, незаметно ухмыльнулась: «Март – что за странное имя, или это кликуха? Странный тип. С кем только не приходится работать. Ладно. С этими хоть возни меньше, а денег как с банкета; пусть балуются, мне-то что?» Окинув странных гостей снисходительным взглядом, она не спеша удалилась. Глотов уже стоял за углом, поджидая Тамару:

– Что? Заказали что-нибудь ещё?

– Нет.

– Странные типы. Чего хотят? Может, СЭС, или из налоговой? – уже неуверенно проговорил шеф. Тамара, пожав плечами, равнодушно ответила:

– А чёрт их разберёт. Не пойму я что-то этих клиентов, Геннадий Романович. На проверяющих не похожи. Но очень странные личности.

Глотов, облегчённо вздохнув, развернулся и ушёл к себе в кабинет. Через пять минут телефон у Тамары зазвенел. Взяв трубку, она вновь услышала голос начальника: «Если что – сразу звони мне. Никакой самодеятельности! Докладывай обо всём».

Тамара, положив сотку в карман, задумалась: «Навязались же на мою голову. Лучше бы уж обычный банкет или даже похороны. А то тут прям тайны мадридского двора». Подойдя к двери, осторожно выглянула в зал. Аверкин со своими уже вовсю играли, даже не подозревая ни о каких опасностях. Гости, тихо переговариваясь между собой, внимательно слушали оркестр. Музыкантам, видимо, нравилось это, и они с воодушевлением, можно даже сказать, с вдохновением, исполняли каждую вещь. В повседневной суете ресторанной жизни они даже и не задумывались о том, как играют и зачем. Они даже не вспоминали, что музыка – это искусство. Искусство, которое должно заражать, побеждать. Звать человека куда-то. К новым вершинам, победам. Туда, где рождается нежное и сокровенное. Незаметно для себя Тома заслушалась, как играют и поют ребята. Она тоже почувствовала изменения в их исполнении. Чем-то тёплым, родным повеяло от этих простых, до боли знакомых песен. Все тревоги и сомнения, которые несколько минут назад пугали её, улетучились, не оставив и следа. Глотов со своими подозрениями сразу ушёл куда-то далеко и постепенно растворился в небытии. Только музыка и песни витали в этом огромном пустынном зале, где два странных человека сидели и созерцали былое, время, которое ушло безвозвратно.

Домой Тома возвращалась далеко за полночь. Жила она в отдалённом районе, «за линией». В провинциальных городках это распространённое название. Через такие городки, как правило, проходит железная дорога, которая разделяет его на две части. Та, что находится со стороны вокзала, называется городом, а та, что расположена на противоположной стороне, и есть «за линией». Уже в самом названии кроется скрытая дискриминация по месту расположения. «Город» и «за линией» разделяет незримая черта, определяющая статус жителя. Перешагивая через рельсы, Тамара невольно вспомнила героиню фильма «Вокзал для двоих». Она всегда чувствовала связь с этой женщиной, которую гениально сыграла Людмила Гурченко. Да, у них было много общего. Как и у героини картины, у Томы жизнь не сложилась. И она повторила судьбу официантки из фильма. Как-то с самого начала всё пошло не так, словно это был пробный дубль. Было ощущение: «Ничего, бывает, скоро всё изменится, и жизнь потечёт по новому, глубокому руслу». Но проходили дни, недели, годы, а русло всё больше и больше засыпало песком и илом, и надежда, что впереди откроется широкий прекрасный плёс, окружённый густой пышной зеленью деревьев, плакучими ветвями свисающих к воде, таял как мираж. Она жила, как механическая игрушка, заведённая чьей-то бездушной рукой. Двигаясь и скача по кругу, она сама не ведала: зачем и почему? Чего она ждала от жизни? К чему стремилась так упорно и страстно всю жизнь? Чего хотела её страстная и неутомимая натура? В этом она боялась признаться даже себе. Но в тайниках её сознания, в самых укромных уголках пылкого страстного сердца крылся ответ на этот вопрос. Нежная и робкая, как в детстве она, как умела, пыталась найти свою любовь. Любовь всей своей жизни. Но в действительности ей всегда попадались типы, совершенно не способные ни на какие ответные чувства. Это были особи противоположного пола – и больше о них ничего нельзя было сказать. Скандалы, ругань, иногда побои всё дальше и дальше уводили её от идеала, который смутной тенью маячил впереди, то исчезая, то вновь появляясь, словно мираж, наполняя душу неизбывной тоской и безысходностью.

Она шла по тёмным переулкам, и слёзы большими росинками катились из её красивых глаз, обильно орошая лицо и блузку на груди. Домой она пришла поздно и, перешагнув порог, дала волю чувствам. Бросив пакеты на стол, упала на диван и разрыдалась. Заикаясь и бормоча, женщина плакала навзрыд, пытаясь излить тяжесть накопившихся обид и горечь несбывшихся потерянных надежд, заплутавших где-то на задворках жизни, которые, как бездушные тени витали над ней, ежечасно, ежеминутно терзая и третируя её измученное сердце.

Покопавшись в сумочке, Тома достала телефон и, беспрестанно всхлипывая, позвонила подруге:

– Да, я. Приходи. Потом объясню, приходи.

Лена пришла быстро. Жила она в соседней квартире. Женская солидарность и общность судеб удивительным образом сплотили их, выковав характер, стойкий ко всем превратностям жизни. Тома лежала на диване в оцепенении, не в силах ничего ни сказать, ни сделать. Опустившись рядом, Ленка положила руку на плечо подруги и слегка потрясла её:

– Успокойся. Ну что такое? Хватит, наконец! Объясни членораздельным языком: в чём дело? Опять появился урод? Пошли его куда подальше.

Тома, оторвав от подушки заплаканное лицо, с удивлением посмотрела на верную подругу:

– Ой, Ленка! Что-то со мной произошло – сама не пойму. Накатило вдруг, и так мне тошно стало – хоть в петлю лезь.

– Ты это брось «в петлю». Поживёшь ещё. Красавица, умница, да он, гнида, и мизинца твоего не стоит, идиот. Такую женщину променял на лахудру, а теперь, как побитая псина, не знает, как подойти к тебе.

Тома, поднявшись, села и, поправив юбку, глубоко вздохнула:

– Да он то ни при чём. Я уже и забыла о нём.

Женщины на миг замолкли и задумчиво посмотрели куда-то вдаль.

Череда образов невольно поплыла перед глазами, возвращая Тамару в былое. Да, у неё были мужчины. И сказать, что они все были плохи – значит, ничего не сказать. Она любила, страдала, надеялась, ненавидела. Но всё прошло, осталось лишь чувство опустошённости и глубокого разочарования. Она снова и снова задавала себе вопрос: «Почему? Почему всё так плохо? Ведь не раз мне казалось, что счастье так близко? Протяни руку – и вот оно! Но судьба в очередной раз разбивала эти радужные надежды, показав своё истинное лицо. Но нельзя роптать. Может, всё дело во мне? Может, я слишком легковерна и иду на поводу своих грёз, скользя сквозь реальность в иллюзии? Может надо быть прагматичной и более взвешенно оценивать свои поступки и решения? Но нет! Я никогда не смогу быть такой. Уж такая я уродилась».

Блуждая в дебрях своих воспоминаний, она в который раз проигрывала истёртую пластинку, перетирая в труху опилки прошлого. А сердце по-прежнему ныло, и не было никакой возможности унять эту боль.

Конечно, понять её можно. Стремление к счастью, любви свойственно человеку. Но, если честно, не каждый рискнёт в реальной жизни испытывать судьбу. Большинство людей предпочитают осязаемые выгоды трезвого расчёта расплывчатым, иллюзорным выдумкам, именуемым любовью. По правде говоря, такое чувство, как любовь, не доступно подавляющему большинству людей. В силу объективных причин, они просто ни физически, ни морально не способны на такое. Просто им не дано, и это факт, с которым не поспоришь. Конечно, многие любят рассуждать на эту щекотливую тему, но на самом деле ничего не смыслят в этом деликатном вопросе и, скорее всего, никогда ничего не поймут. Хотя будут упорствовать в своём незнании и заблуждениях.

В любви генерирующую роль по праву надо отдать женщине. Именно её неиссякаемая энергия рождает на свет это прекрасное чувство. Женщина – источник вдохновения для подвигов и великих дел, которые подвигли мужчин на те безумства и отчаянные поступки, которые совершают ради любви. Но опустимся на землю и более подробно рассмотрим, как же на самом деле всё происходит. Не секрет, что дама сама выбирает объект своей сердечной страсти и постепенно начинает сплетать невидимые нити обольщения. Мужчина, попав под эти незримые чары, совершенно преображается. Он заражается энергией, которая исходит от возлюбленной. Но это всё банальные истины. Если углубиться в тайные истоки этого чувства, то можно обнаружить любопытные вещи: казалось бы, зачем женщине так беззаботно и бесцельно тратить свою энергию, которая с таким трудом восполняется? В чём тут секрет? Девушка, кокетничая, строя глазки невольно зажигает огонь в душе своего возлюбленного. Какие цели преследует она? (Тут есть важный аспект. Всё это она делает неосознанно, можно даже сказать, инстинктивно. Девушка бросает в душу парня зерна, которые, по её мнению, должны дать всходы. Во всяком случае, она надеется на положительный результат) Она ждёт ответного чувства, резонанса. Чтобы получилось созвучие, ответное прекрасное чувство, а не безобразный диссонанс. На это направлены вся её сердечная страсть, чтобы пробудить в душе возлюбленного чувства, которые она ждёт и страстно жаждет. Проще говоря, она ищет гармонии, которая так редка в нашей жизни, что иной раз возникает сомнение: может, это иллюзия, которая словно мираж манит нас в дали, наполненные напрасными ожиданиями и несбывшимися надеждами?

Тамара успокоилась и мечтательно посмотрела вдаль. Прошедший вечер, безусловно, оказал влияние на её настроение, всколыхнув целый шквал эмоций и страстей в её сердце. Лена, понимая состояние подруги, тихо попрощалась и ушла домой. Тамара ещё долго сидела на кровати, прокручивая в памяти картины странного вечера. Вроде всё произошло только вчера, а казалось, что это было давно, несколько лет назад. Расстояние между реальностью и воспоминаниями растягивалось, словно нити, и вечер прошедшего дня, растворяясь в небытии, медленно плыл в пространстве, прочно и уверенно закрепляясь в галерее образов и картин из былого. Это обстоятельство удивило Тамару. Странные метаморфозы в собственном сознании всё больше и больше поражали её. Эти наблюдения ослабили накал страстей бушевавших в её душе несколько часов назад. Теперь, перипетии своей судьбы, как в фильме проплывали перед её взором.

Странные посетители вновь появились перед глазами. Зачем тратить деньги, заказывая целый зал, чтобы посидеть в пустом ресторане вдвоём, без женщин? Хотели порисоваться? Слишком скромные и не похожи на зажравшихся… Но в глубине души она чувствовала, что истинные мотивы поведения этих личностей лежали в совершенно другой плоскости. Денежная сторона вопроса их вовсе не интересовала. Во всяком случае, того высокого. Что-то иное лежало в основе его странного поступка. Тамаре трудно было переключиться на другие рельсы. Пошлая, меркантильная обстановка родного кабака и жизненная среда, где она обитала, наложили неизгладимый отпечаток на её сознание. Поведение странного клиента вызывало в ней естественное осуждение и неприятие. Бездумно тратить деньги на совершенно бессмысленные забавы – это вверх глупости и расточительства.

Успокоившись, она вспомнила историю, которую хотела забыть и вычеркнуть из своей жизни навсегда. Только боль и страдание приносили воспоминание о ней. Все началось ещё в школе. Она, стройная, красивая ученица девятого класса, была уверена в себе и знала себе цену. Много мальчишек и парней в школе с восхищением заглядывались на неё, надеясь найти в её сердце взаимность. Но она была равнодушна к ним и с презрением отвергала их жалкие попытки завоевать её любовь. Тамара наслаждалась властью и могуществом и просто насмехалась над неуклюжими попытками провинциальных увальней растопить лёд её холодного сердца. Спору нет, она была хороша во всех отношениях. Как говорилось в знаменитом фильме: «Комсомолка, спортсменка и, наконец, просто красавица». Тамара занималась спортом, прекрасно танцевала, была солисткой в школьном вокально-инструментальном ансамбле. Ей все давалось легко. Окрыленная успехом, она уверенно шагала по жизни. Казалось, ничто не могло омрачить её будущее.

В том году к ним в школу пришёл молодой педагог, закончивший художественно-графический факультет института. Высокий, статный брюнет с тёмными карими глазами сразу покорил сердце юной красавицы. Он был немногословен, скромен и избегал шумных компаний. Со стороны казалось, что он постоянно о чём-то сосредоточенно думает. На уроке черчения Тамара украдкой внимательно разглядывала этого человека и, сама того не замечая, все глубже и глубже погружалась в пучину, из которой ей не суждено было выбраться.

Его звали Арсений Валентинович. Уроки он вёл странно. Никого не ругал, не кричал на учеников. Войдя в класс, здоровался, доставал свои чертежи и негромким голосом объяснял задание. Только несколько мальчишек и девчонок садились ближе к доске и чертили на своих ватманах разрезы очередной гайки или втулки, в то время как весь класс предавался очередной вакханалии. Тамара была в числе примерных учениц и получала только пятёрки по черчению.

Год пролетел незаметно. Наступила весна. Почки на ветках набухли, и птицы заливались весёлыми переливами, напоминая: всё оживает вокруг. Шёл урок. Тамара, задумчивая и рассеянная, глядела в окно. Слова популярной песни звучали в её сердце: «Девятый класс. Молчит звонок. Апрельский луч упал на стены...» А мысли по-прежнему возвращались только к одному: «Неужели он не видит того, что со мною происходит? Как ему объяснить, как достучатся до его сознания?» Она не могла понять, что он за человек. Привыкшая побеждать и покорять, она оказалась в странной ситуации. Ведь вокруг неё вьётся столько мальчишек, парней, и даже взрослые мужчины с восхищением заглядываются на неё. И стоит ей только глазом моргнуть, как любой из них окажется у её ног. Но странное дело. Ей они совершенно не нужны. Эти ухажёры вызывают у неё лишь раздражение и даже отвращение. Глядя на их нелепые выходки, она ощущала грусть и тоску. Что-то неведомое и необъяснимое тихо шептало девушке на ушко, что это не то, к чему стремится её сердце.

Невольно она стала мысленно перебирать в памяти образы ребят, которые лезли из кожи вон, чтобы только она удостоила их взглядом. «Сергей – смазливый малый, сердцеед и тайная надежда и мечта многих девчонок. Отметается сразу. Витька – самбист, КМС, гора мускулов. Забрался по стене на четвёртый этаж и положил букет алых роз на подоконник моей спальни. Думал, что покорит моё сердце. Идиот. У него в голове вместо мозгов – мышцы. Интересно, о чём с ним можно говорить? Вместо чувств у него только буйство гормонов. Конечно, со стороны кажется, что я – самовлюблённая, эгоистичная особа, страдающая комплексом нарциссизма. Но это не так. Я – живой человек с трепетным сердцем и ищу такую же родственную душу. Пусть это кажется нереальным, во что трудно поверить, но где-то ведь есть на свете любовь? Неужели всё это только выдумки словоохотливых поэтов и писателей?»

Глянув в окно, она рассеянно обвела класс взглядом. В третьем ряду слева сидел Женя. Застенчивый, робкий малый, вечно витающий в облаках. Она знала, что он тайком заглядывается и не сводит глаз с неё. Да, он милый, добрый, честный мальчик. Ну и что из этого? Устав от раздумий, она решительно посмотрела на доску. Раиса Максимовна подробно объясняла новую тему.

Решительная и волевая, Тамара думала, что сама сможет сделать первый шаг к более близкому знакомству. Как-то после окончания урока она задержалась в классе. Когда все ученики вышли, девушка подошла к педагогу. Положив свой ватман на стол учителя, она обратилась к нему:

– Арсений Валентинович, я хотела у вас спросить, как здесь нужно чертить?

Это был обычный трюк, к которому прибегают многие женщины, желающие поближе познакомиться с объектом своей страсти. Он стал ей подробно разъяснять и не заметил, как поздно они засиделись. Черчение обычно ставили последним уроком. Спохватившись, он стал собираться. Тамара тоже сложила свой портфель. Поднявшись, Арсений Валентинович внимательно посмотрел на девушку. Он, по всей видимости, прекрасно понимал, что ученица неспроста засиделась с ним в классе. Остановившись возле неё, он негромко спросил:

– Панова, ты извини меня за нескромный вопрос: но чем вызван этот интерес к моему предмету у тебя? Ты ведь хотела поступать на медицинский? А черчение тебе зачем?

Прямой вопрос сразу смутил уверенную красавицу. Не привыкшая к такому обращению, она сразу вспыхнула и на мгновение не нашлась, что ответить. Но, совладав с собой, она быстро нашлась, что ответить:

– Я передумала, Арсений Валентинович. Думаю поступать в архитектурный.

– Это похвально. Если возникнут какие вопросы – я всегда к твоим услугам.

Выйдя из класса, он закрыл дверь и попрощался с девушкой. Задумчивая Тома пошла домой. В душе её кипели страсти. Она была окрылена успехом. Это только начало! Первый шаг – сделан! Теперь остаётся завершить начатое. Не ведая о том, что ждёт её впереди, она окрылённая успехом, просто летела домой.

Уже ночь была за окном, а Тамара не спала. Мысли, воспоминания, словно рой пчёл кружились в её сознании. И она, словно помешанная, совершенно выключилась из реальности. После школы Тома поступила в институт и училась уже на втором курсе. Но мысли об учителе черчения никогда не покидали её. Этот странный мужчина как заноза вонзился в её сердце. Он был совершенно не похож на всех окружающих. Всегда молчаливый, сосредоточенный и учтивый, он был наглухо закрыт от внешнего мира. Что таилось за его непроницаемой маской, какие мысли и чувства были скрыты в его таинственной душе? – непостижимая загадка тяжким бременем легла на её плечи. Её влекло к этому человеку, и ничего с чувством она не могла поделать. Многие, не задумываясь, сказали бы, что это и есть любовь. Наверное, так оно и было на самом деле, но радужные надежды и мечты юной красавицы разбились самым жестоким образом. Удар, который она получила от мужчины своей мечты, был такой сокрушительной силы, что на всю оставшуюся жизнь оставил в сердце Тамары неизлечимую рану.

 



Кольцо А
Главная |  О союзе |  Руководство |  Персоналии |  Новости |  Кольцо А |  Молодым авторам |  Открытая трибуна |  Визитная карточка |  Наши книги |  Премии |  Приемная комиссия |  Контакты
Яндекс.Метрика