Анна ЛЕО

 

(Литературный псевдоним Ирины Леоновой). Родилась в Московской области, окончила институт народного хозяйства им. Куйбышева И ВЛК Литинститута. Автор книг прозы «Тонкий психолог», «Друзья из дома буквой «Г», «Одаренные натуры», «Ура! Цирк приехал», «Блеск камней чудесных», «Мармозетка. Морские приключения обезьянки», а также публикаций в журналах и альманахах. Лауреат литературных конкурсов Беларуси и России, а также XIV и ХV Артиад народов России в литературных номинациях. Член СП России и Белоруссии. Живет в Минске (Беларусь).

 

 

ПАПОЧКИ

Рассказ

 

Родители Веры развелись, когда ей было около трех лет. Образ отца запомнился тем, что тот носил шинель и называл дочку «зайчиком». И хотя девочке никто о нем ничего не рассказывал, тот в ее думах представлялся добрым, красивым и очень сильно любящим ее – Веру.

 Мать была молода и всю свою энергию направила на поиски достойного ее красоты спутника.

«У взрослых своя жизнь», – говорила внучке бабушка.

 Вскоре зашептались о предстоящей свадьбе матери с молодым выпускником военной академии.

Вере он нравился. Красивый, веселый, дядя Витя относился к девочке, как к взрослой, что ей очень импонировало.

 Но как-то поздним вечером, уже засыпая, она услышала разговор бабушки и матери:

– Может ли Николай Петрович осмотреть Виктора?

 Бабушка работала медицинской сестрой в военном госпитале, где Николай Петрович считался лучшим хирургом.

– А что с ним такое? – поинтересовалась бабушка.

– Не знаю. Он последнее время часто жалуется на боли в желудке, и, как мне кажется, даже похудел.

– Есть надо больше, а не курить одну сигарету за другой, – ворчливо заметила бабушка.

Просьбу дочери она выполнила, и, видно, поставленный диагноз был таков, что дня через два мать ласково обратилась к Вере:

– Доченька, ты пойди, пожалуйста, во двор, там дядя Витя гуляет. Скажи ему, деточка, чтобы не ждал меня, мол, я к тете Лиде в Хабаровск уехала.

Вера удивленно смотрела на мать – никакой тети Лиды она не знала.

Заметив вопрос в глазах ребенка, та в приказном тоне добавила:

– Иди и делай, что тебе говорят. И отсебятиной не занимайся, – и подтолкнула дочь к дверям.

 Виктор прогуливался вдоль кустарников шиповника и, увидев девочку, улыбнулся.

– Мама уехала, и ее долго не будет, – без всякого вступления выпалила Вера.

 Тетя Лида вылетела у нее из головы. Но на всю жизнь она запомнила его потускневшие глаза и горькую усмешку.

Он обнял девочку.

– Славная ты девчушка. Расти большой и умной, – и, ласково отстранив ее, зашагал прочь.

Когда бабушка узнала о Вериной миссии, она дня два не разговаривала с дочерью, обозвав ее «дрянью».

Но годы шли, и, наконец, мать сделала выбор. Веру попросили называть его сразу папой, хотя тот ей не понравился.

Избранник был весь какой-то бесцветный, ниже матери на полголовы и жадный до безобразия.

Они ютились в одной комнате в коммунальной квартире. Она, бабушка, мать, а теперь еще и «этот».

Роль отца тот понимал своеобразно. Он то кричал, то не замечал ребенка.

На бабушкино недовольство мать отмахивалась, ссылаясь на то, что в доме должна быть сильная мужская рука, а то она (бабушка) внучку совсем избаловала.

Девочка часто простужалась, и заболевания сопровождались высокой температурой. Лекарства же в нее впихнуть было невозможно, несмотря на всевозможные попытки, предпринимаемые взрослыми.

Таблетки размельчали в порошок, подсыпая его то в варенье, то в теплое молоко, но бдительную Веру было не обмануть. Она все выплевывала назад.

Выражение лица «папы» в такие минуты было смурым, и он частенько говаривал, что, будь его воля, выдрал бы ту ремнем так, чтобы она больше не выкручивалась.

Бабушка ему отвечала:

– Вот когда заведешь своих, тогда хоть на кресте их распяливай, а мою внучку – не тронь.

Вера очень боялась его и с облегчением вздохнула, когда через полгода он исчез.

Жизнь катилась своим чередом, и воспоминания о родном отце приходили все реже и реже.

В школе Вера училась неважно. Особенно свирепствовала математичка. На каждом уроке она не сводила с девочки глаз – то ли изучала ее, то ли хотела для себя что-то понять, и через урок методично ставила ученице двойки.

Просветила ее Хвинька, с которой она сидела за одной партой. Подругу тоже звали Верой, и, чтобы их не путать, ребята придумали им клички: Новелла и Хвинька. Но, наверное, Новелла звучало как-то вычурно, и кличка не прижилась, а вот за другой Верой – Хвинька так и осталась в памяти друзей на всю жизнь.

– Математичка тебе за твою мамашу мстит. Ее муж, главный инженер нашего химкомбината, чуть не ушел к вам жить, но математичке-грымзе повезло. Твоя ему отказала, а эта все равно бесится. Ничего умнее не придумала, как на тебе злость срывать.

– А ты откуда знаешь?

– Так весь городок говорит. Поменьше в облаках летай. Видишь, какие у нас страсти?

Вере стало стыдно.

И тогда в ее душе возникло непонятное чувство к матери – то ли неуважения, то ли жалости.

А еще удивительно, что детские обиды, а особенно незаслуженные, запоминаются на всю жизнь.

 Как-то мать пришла с работы.

– Куда это мы собрались? – спросила она, заметив, что дочь гладит белый передник.

Вера собиралась в театр. Еще месяц назад были куплены билеты, и девочка с нетерпением, ждала этого дня.

Ведь в свои восемь лет она, как и большинство ее ровесниц, мечтала стать актрисой!

– В какой это театр? А уроки?

– Я сделала.

– Покажи дневник.

Вера протянула дневник, в котором как раз за этот день красовалась очередная двойка по математике. У нее под ложечкой противно заныло, когда мать нахмурила брови.

– Дай сюда билет.

– Зачем?

– Дай сюда, кому сказала?

– Не дам.

Мать подлетела к ней и стала с наслаждением бить по лицу, по спине – куда попало.

Стало очень больно, и Вера протянула билет. На глазах рыдающей дочери мать с торжествующим видом порвала его на мелкие кусочки.

– Я буду поздно, а ты садись и учи математику – мне не хочется за тебя краснеть, – сказала мать, выходя из комнаты.

Подходил конец учебного года, и мать впервые за все годы учебы пошла в школу. Дочери грозило из-за математики остаться на второй год. Что там было сказано, никогда в их доме не упоминалось, но Вере выдали дневник, где среди основной массы четверок гордо красовалась тройка по ненавистному предмету.

А через месяц мать уехала отдыхать на море, но неожиданно очень быстро вернулась.

Вера забежала на минутку домой и вдруг увидела ее, задумчиво стоявшую у окна.

Загорелая, в малиновом костюме, она была очень красивая.

Мать обернулась и раскрыла дочери объятия. Та осторожно подошла, и они обнялись. Вера поняла: мама опять выходит замуж.

Новый мамин муж покорил Веру сразу, потому что исполнял все ее желания. Хочешь конфеты – пожалуйста, мороженое – да сколько угодно! А когда ей вручили новую куклу в красном бархатном платье, с длинными волосами, девочка была очарована.

Вскоре новобрачные уехали в другой город, а Вера осталась с бабушкой.

Она училась неровно, но в письмах писала, что дела идут хорошо.

 Неожиданно в командировку приехал Дмитрий Васильевич, ее новый папа.

 Он тоскливо полистал дневник и, увидев удрученное лицо девочки, рассмеялся.

– Ладно, Верусик, не горюй. Я ничего не буду рассказывать матери. Но с этой минуты ты должна обо всех своих неприятностях рассказывать мне. А я постараюсь тебе помочь во всем, что окажется в моих силах.

И он сдержал слово. Он стал для нее не только отцом, но и самым близким другом, и она даже не заметила, когда впервые произнесла слово «папа».

Несмотря на протесты матери, которая не хотела брать дочь с собой, а желала, чтобы новая семья образовалась с белого листа, тот оставался неумолимым.

– Ребенок должен жить с матерью, – твердо сказал он.

И ни просьбы бабушки, ни протесты матери не могли поколебать его в этом решении.

 Все Верины подруги обожали его. Бездна юмора, а главное – душевная доброта притягивали к нему людей как магнитом. Кто бы о чем его ни просил, он всем старался помочь. А когда в их семье появился автомобиль, то она с отцом объездила все самые привлекательные места прекрасной Родины.

Ну а с матерью у Веры отношения так и оставались терпимо-вежливые.

Шли годы. Она поступила и успешно окончила институт. Вышла замуж, родила ребенка.

Но уже давно подмечено, что жизнь не может долгие годы длиться плавно и счастливо.

Очень скоро Вера развелась с мужем. Тот, как и большинство мужчин, проживающих на необъятных просторах нашей Родины, имел всего одну страсть – любил пить водку, да-да, именно не выпивать, а пить.

Вера же не желала тратить свою жизнь на перевоспитание взрослого человека.

У нее с детства сложилось четкое представление, что ни один человек не имеет права отравлять существование другому. И если присутствие данных людей нарушает твое представление о счастье, то с ними надо расставаться без промедления и без жалости, какие бы теплые чувства ни связывали вас в прошлом. Это касалось как друзей, так и родственников.

В материальном плане жилось нелегко, хотя она зарабатывала, по понятиям нашего государства, неплохо.

Однако малышка часто болела, оплата срезалась, а по справкам не начислялось вообще ничего. Приходилось экономить на всем. Правда, тайком помогал отец, несмотря на неоднократные заявления матери Веры:

– Сама муженька выбирала. Пусть и покрутится. Мне никто не помогал, когда я ее воспитывала.

Вера ни о чем не жалела, она сама сделала выбор.

У нас каждая вторая женщина воспитывает детей без мужа, так что ничего героического не было и в ее случае.

И вот в один из вечеров раздался телефонный звонок. В трубке послышался срывающийся от волнения мужской голос:

– Доченька, это я, твой папа.

Вера сразу догадалась, кто это.

– Да, я слушаю.

– Мне хотелось бы увидеть тебя. Мать не может запретить, ты уже взрослая. Да я ей пригрозил, что расскажу тебе о ней, о чем ты и предположить не можешь.

Вера усмехнулась.

Она согласилась встретиться на следующий день в небольшом кафе, которое находилось как раз напротив ее работы.

Через минут пятнадцать после окончания разговора в дверь позвонили.

На пороге стояла мать, крайне раздраженная.

– Доченька, тебе звонил этот гад или нет?

 – Кого ты подразумеваешь под словом «гад»?

 – Под этим словом я подразумеваю твоего настоящего отца, Олега Федоровича, который бросил нас, и, кроме алиментов, которые и те не хотел платить, я не видела от него ничего хорошего. А теперь, когда ты выросла, так он и объявился. Да еще и смеет угрожать мне. Но, славу Богу, ты умная девочка. Ты все поймешь правильно.

Судя по ласковым оборотам, редко встречающимся в лексиконе матери, Вера насторожилась.

– Давай сядем и поговорим.

Чувствовалось, что гостья волнуется.

– Тебе было чуть больше годика, когда я познакомилась с одним знаменитым спортсменом. У нас завязался такой бурный роман, что я голову потеряла. Представляешь? – начала та рассказывать

Вера не представляла.

– Нам было по девятнадцать лет, а имя его гремело в спортивных кругах. Когда мы с ним познакомились, он и не догадывался, что у меня есть ребенок. И вот он приглашает меня к себе домой, чтобы познакомить с родителями. А твоя бабушка уперлась и ни за что не хотела с тобой оставаться. Видите ли, «надо, чтобы все было по-честному, а не начинать новое замужество с обмана». А я его и не собиралась обманывать, только я хотела о тебе рассказать немного позже.

Ну вот, договорились мы с ним встретиться на вокзале (его родители за городом жили, в таком же, как и мы, военном городке). А я несу тебя на руках и плачу оттого, что вся моя любовь сейчас в одночасье рухнет. И тут меня как бес попутал. Решила я тебя на вокзале оставить. Ничего, думаю, не случится за несколько часов. Пока будут выяснять, кто ты и откуда, я и вернусь. А чтобы поняли, что тебя не бросили, так я тебе в кофточку свой паспорт положила. А наша милиция как никогда оперативно сработала, и сообщили твоему отцу в часть. Олег прибежал, забрал тебя и еще, представляешь, потом орал на меня как бешеный. Он даже не мог понять, чурбан деревенский, как я испугалась, не найдя тебя на том месте, где оставила.

Мать вздохнула и вопросительно посмотрела на дочь.

 Вера ничего не говорила. Мать сделала вывод, что дочь ее не осуждает, и в ее голосе стали набирать силу ноты праведного гнева.

– А теперь он, видите ли, объявился и решил меня шантажировать. А кто тебя вырастил, кто дал образование? Я и только я! А он тебе в день рождения даже открытки не прислал. Ты ж на меня, доченька, не обижайся! Мало чего в жизни не бывает?

После ухода матери, лежа в постели, где под боком сладко посапывала дочурка, Вера не чувствовала ни боли, ни обиды.

Да, в повествовании речь шла о поистине великой любви, которую ее мать пронесла через все перипетии жизни – к себе и только к себе.

На следующий день, окончив работу, Вера не спеша направилась в сторону кафе. Она поймала себя на мысли, что идти ей туда совсем не хочется. Ворошить воспоминания детства и рассказывать о сегодняшней жизни не хотелось.

Девушка вошла в зал кафе и оглядела столики.

Из-за одного поднялся мужчина и помахал рукой. Вера направилась к нему.

– Доченька, здравствуй! Ты даже не поверишь, сколько лет я ждал этой встречи!

На глазах у него выступили слезы, и он полез за платком.

– Доченька, ты будешь, что-нибудь пить, кушать?

– Только кофе.

– Ну а мне водочки, грамм двести.

Приняв заказ, официант оставил их наедине. Возникла пауза, которую никто не спешил нарушить.

– Ты, доченька, так внимательно смотришь на меня, потому что, наверное, совсем меня не помнишь?

– Ну почему, кое-что помню.

– А я тебя и раньше все пытался увидеть, да мать не разрешала.

– И сколько раз ты спрашивал разрешения у матери?

Не поняв, или сделав вид, что не заметил иронии, он воскликнул:

– Два раза. Первый, когда тебе было лет двенадцать, а второй, когда ты школу заканчивала. Но ты тогда еще ребенком была, и за тебя все решала мать, а сейчас, думаю, все – не отступлю. Ты уже взрослая, тебе и решать.

Официант принес заказ.

Олег Федорович взял графинчик с водкой, чтобы налить себе в рюмку, но руки его так дрожали, что половина ценнейшего напитка разлилась. Горлышко графина стучало о стекло рюмки.

– Ты, наверное, пьешь?

 – Что ты, доченька! Это от волнения и от радости. Я всю ночь не спал, представляя мысленно нашу встречу.

Вера ему не поверила. Она помнила по рассказам матери, что та рассталась с Олегом Федоровичем именно из-за этой пагубной привычки. И вообще, Вера чувствовала себя разочарованной и смотрела на все происходящее как бы со стороны. Ведь в ее воспоминаниях отец был и красивым, и высоким, а напротив сидел пожилой мужчина небольшого роста, с залысинами на голове и круглым животиком.

– Это тебе мать наговорила обо мне всяких гадостей. А ты знаешь, сколько я о ней могу тебе разного поведать? – его глаза сузились, и лицо приняло заговорщицкое выражение.

– Не стоит. Ты лучше расскажи о себе, о своей семье. Как ты жил все это время?

Он откинулся на спинку стула и вздохнул.

Олег Федорович женился через два года после развода. Живут они вдвоем, так как из-за болезни жены детей у них нет. Пять лет назад он вышел в звании майора в отставку, а теперь работает по обслуживанию лифтов в большом универмаге. У него есть квартира, дача, а теперь вот дочь и внучка нашлись.

Но разговор нет-нет да и возвращался к его отношениям с матерью. Хотя Вера и пыталась остановить поток излияний Олега Федоровича, но у того с годами, видно, накопилось столько злобы по отношению к бывшей жене, а может, в нем говорило самолюбие отвергнутого мужчины, но его красноречие нельзя было остановить.

Вера почувствовала, что устала, да и надоело слушать одни и те же вариации на тему «какая дрянь эта женщина». И еще она заметила, что он раздосадован тем, что мать посвятила Веру в случай на вокзале. По его возгласам Вера поняла, что в истории пропущено много недостающих деталей.

Наконец встреча воссоединения отца и дочери подошла к концу. Олег Федорович уговорил дочь заехать в фирменный магазин сладостей, где купил для внучки несколько килограммов шоколадных конфет.

Договорились они о визите Веры к нему домой в ближайшие выходные. Надо, чтобы она познакомилась с родственниками по линии отца.

Не успела Вера переступить порог дома, как зазвонил телефон. Это, естественно, была мать, умирающая от любопытства.

– Ну, как ты? Что он тебе говорил? Наверное, напился и плакал крокодильими слезами, рассказывая всякие небылицы?

– Мать, я поражаюсь, и чего это вы с ним развелись? Вы же так друг на друга похожи. Ты о нем говоришь только гадости – и он о тебе.

На том конце провода послышались вопли негодования:

– И этот подонок имеет право еще что-либо говорить?! Я бы на твоем месте с ним вообще больше никогда не встречалась.

– Позволь на моем месте это решать самой.

– Поступай как знаешь, но, я надеюсь, у тебя хватит ума не рассказывать об этой встрече отцу? Не забывай: все, что ты имеешь, – все только благодаря ему.

На этой ноте беседа между родными людьми закончилась.

В субботу Вера, принарядив дочь, отправилась в гости к Олегу Федоровичу. Перешагнув порог квартиры, она обомлела.

В доме собралось народу, как на свадьбу. Это были все доселе ей неизвестные родственники.

Среди гостей присутствовала племянница Марии Ивановны (так звали новую жену Олега Федоровича), Светлана.

Она сразу же решила проблему занятости детей. Познакомив дочь Веры со своим сыном, дала им игрушек и конфет и выпроводила их в соседнюю комнату, чтобы не мешали взрослым.

А позже, когда молодые женщины вышли на балкон подышать свежим воздухом, Светлана сказала:

– Ты думаешь, они тебя бы искали, если б у них были дети? Очень и ты, и я были бы им нужны. Просто о своей старости забеспокоились.

– А ты, как я думаю, любимая племянница Марии Ивановны? Переживаешь, что тебя теперь меньше будут любить в этом доме? – спросила Вера

 Светлана рассмеялась.

– Представь себе – да. Я плакала часа два на кухне, когда узнала, что ты нашлась.

 На балкон вышла Мария Ивановна.

 – Девочки, вот вы где. Пора опять за стол. А ты, Верочка, задержись на минутку.

Светлана вышла, притворив дверь балкона.

Вера поняла, что предстоит задушевная беседа на тему кто из себя что представляет и кто на что претендует.

 – Ты, Верочка, не представляешь, сколько мы с твоим отцом слез пролили, вспоминая о тебе! И поверь мне, я давно не видела его таким счастливым. Теперь, я думаю, всем будет хорошо.

Она помолчала, видно для того, чтобы спросить то, что ее интересовало:

– Ты ведь разведена?

Вера кивнула головой

– Я понимаю, тебе в материальном плане, наверное, тяжело?

– А кому когда в этом положении бывает легко?

Мария Ивановна вздохнула:

– Не была, не знаю. Я человек прямой и хочу, чтобы между нами не возникло недоразумений. Не знаю, что тебе наговорил Олег Федорович, но, к сожалению, на сегодняшний день мы тебе в материальном плане ничем не сможем помочь. Ведь твоему отцу здесь ничего не принадлежит. Квартира – моя, и дача записана на мое имя, и, увы, на сегодняшний день она требует больших затрат. И потом, у меня же есть Светлана. Кто ей поможет, если не я? Родители у нее бестолковые. Естественно, ты можешь приходить к нам и приезжать на дачу в любое время. У нас там и клубника, и свежий воздух.

В глазах Марии Ивановны, выросшей в селе, при упоминании о даче в глазах появилось чувство гордости.

– Я оценила вашу прямоту и честность, и я не собираюсь нарушать вашу семейную идиллию с Олегом Федоровичем. Славу богу, у меня есть отец, который всегда мне рад помочь, – усмехнулась Вера.

Мария Ивановна покраснела.

– Верочка, ты не обижайся. Я же по-простому. А теперь пойдем к гостям.

За столом веселье шло своим ходом. Олег Федорович уже изрядно выпил. Тосты были однообразные – как отец нашел дочь, умницу и красавицу, и внучку, прелестную малышку, как две капли похожую на деда.

Олег Федорович начал снова говорить о своей бывшей жене, но на него все зашикали, и он, пьяненько хихикая, решил перевести разговор в другое русло:

– А вот ты, Верочка, называешь нынешнего мужа матери отцом, а сама не знаешь, что я про него знаю? Не такой он и ангел, как ты думаешь.

– Не знаю, что вы о нем знаете. Но для меня он был и есть отец, которого я всегда буду любить и уважать.

Возникло неловкое молчание.

Вера встала из-за стола.

– Я рада была со всеми познакомиться, но, к сожалению, нам уже пора.

 Гости вежливо зашумели, но девушка чувствовала, что те хотят без нее вволю обсудить столь интересное событие – появление «утраченной» дочери.

Олег Федорович вызвался проводить ее с дочерью до остановки. Он шел и все повторял:

– Ты, доченька, не обижайся, я больше от радости опьянел, чем от вина. Я теперь так счастлив! А ты бы знала, какой Мария Ивановна замечательный человек! Это все она настаивала, чтобы я тебя искал. А какая она добрая! Весь вечер плакала, глядя на тебя. Я хочу сделать тебе небольшой подарок, только Марии Ивановне не говори. Ты же знаешь женщин.

Он достал тысячу долларов и стал их запихивать ей в сумку.

Вера, помня разговор с «замечательной» Марией Ивановной, стала категорически возражать. Тогда Олег Федорович предложил:

– Тогда сделаем так. Ты их положишь на свое имя в банк, и пускай идут проценты, мало ли что со мной может случиться – дело к старости идет. А если они мне понадобятся, то ты мне их вернешь.

На том и порешили.

На следующий день, в понедельник, у порога кабинета Вера услышала, как разрывается телефон. Пока она открывала дверь, звонки прекратились. Едва успела разложить документы на столе, как ее вызвали к руководству.

Потом, возвращаясь к себе, молодая женщина опять услышала непрекращающуюся трель телефона. На этот раз звонивший решил набирать номер до победного конца.

– Доченька, это я. Где это ты ходишь? Я тебе все утро звоню.

Почему-то Вера не удивилась, услышав в трубке голос Олега Федоровича.

– Что-то случилось? – спросила Вера

– Господи, ну что может случиться! Я просто так звоню, – на том конце провода замолчали.

 Вера все поняла.

– Тебе, наверное, деньги срочно понадобились?

– Да не то чтобы срочно. Но можно я на днях к тебе как-нибудь подскочу и все объясню?

Вера продиктовала адрес.

В тот день она вернулась домой пораньше, и только успела вымыть руки, как в дверь позвонили. «Господи, и кого там несет? Ни минуты нельзя побыть одной».

Молодая женщина решила, что это мать. Та любила заходить в гости без предупреждения, когда вздумается. Сколько Вера ни просила предварительно звонить, та все просьбы дочери пропускала мимо ушей. Она – мать, и этим все сказано.

Вера открыла дверь. На пороге с виноватой улыбкой стоял Олег Федорович.

 – Вот ехал мимо. Дай, думаю, зайду.

Он начал бормотать, что у него вдруг сломался телевизор, и рабочие на даче затребовали большую сумму, чем он рассчитывал.

Вера вынесла деньги.

– Ты возьми, пересчитай.

 – Ну что ты, доченька.

 – Нет, деньги есть деньги. Чтобы ни у тебя, ни у меня не возникало никаких вопросов.

 – Если ты настаиваешь, – он быстро пересчитал купюры и чуть слышно перевел дыхание.

– Проходи. Может, чаю попьешь?

– Нет, спасибо. Я побегу, а то там Мария Ивановна волнуется, где я так долго хожу. Ну, ты звони, доченька, не пропадай, ты же знаешь, наш дом – это твой дом. До встречи.

После его ухода Вера не знала, плакать ей или смеяться.

Она представила, как тот, протрезвев наутро, словно в кинофильме, – «вспомнил все». А потом пришлось признаваться бескорыстной Марии Ивановне. Вот уж не повезло бедняге.

Если не в твоей натуре делать широкие жесты, то и не надо вступать с ней, то есть с этой натурой, в противоречие.

Вера Олегу Федоровичу не звонила. Он сам периодически позванивал, укоряя ее, что они редко встречаются. Рассказывал о невиданных урожаях на дачном участке, о плохом самочувствии и о тяжелом характере своей благоверной.

Вера не могла ему объяснить, да, наверное, он бы и не понял, что она не видится с ним не потому, что в обиде на него. Нет, никакой обиды не было.

Просто нельзя объяснить то, что человек не должен встречаться с мечтой в реальной жизни. Мечта и есть мечта, и у каждого человека она своя.

Вот и Вера придумала образ отца. И кто виноват, что в реальной жизни он не вписался в него?

И, думая временами об Олеге Федоровиче, она пришла к выводу, что единственный мудрый поступок, который совершила ее мать в жизни, что развелась с ним. А ведь иначе она бы никогда не узнала своего настоящего отца.

 

 

ДНЕВНИК ПЕРЕСТРОЙКИ

Туркменские страницы

 

1.

 Есть такой старый-престарый анекдот, который может быть рассказан в любой компании и при всяком удобном случае. Суть его такова.

 Приходит мужчина к директору цирка и говорит: «Хочу выступать у вас в программе».

«С каким номером?», – любезно интересуется тот у посетителя.

Мужчина рассказывает.

«Наверху под куполом крепится много бочек с дерьмом, и по моей команде все они открываются. И вы представьте: арена – в дерьме, оркестр – в дерьме, вся публика – в дерьме, и тут выхожу я – весь в белом».

 Смешно? Не всегда. Подобная ситуация случилась в начале девяностых, но не в цирке, а в стране, Союзе Советских Социалистических Республик, которая в очередной раз оказалась в «дерьме».

Граждане об этом, как всегда, даже не подозревали, но об этом им авторитетно заявляли с экранов телевизоров представительные мужчины, одетые кто в малиновые, а кто и в красные пиджаки.

 Это им, говорили убедительно они, суждено спасти в сто первый раз «бестолковое» население от их «неправильной» жизни в течение долгих десятилетий.

А ведь как хорошо совсем недавно звучали слова песни, под мелодию которой выросло не одно поколение на этой многострадальной территории: «Я другой такой страны не знаю, где так вольно дышит человек».

Это уж точно, такой страны больше нет.

И так в очередной раз государство, в одночасье распавшееся на новые страны, устремилось в светлое будущее.

Торговало, а проще говоря, спекулировало все население.

 Если в начале двадцатых годов двадцатого века мало кто из граждан сомневался в том, что «кухарка может управлять государством», то в начале девяностых того же века каждый гражданин твердо верил в то, что именно ему, и только ему, на роду написано стать миллионером.

Все ощущали, как в воздухе парит аромат не только свободы слова и печати, но и запах краски от денег иностранного достоинства, которые в одночасье хлынули неконтролируемым потоком в кошельки ошалевших граждан.

Рестораны были переполнены жующими и танцующими краснопиджачными мужчинами в обществе молоденьких девочек. Те же, украшенные золотыми турецкими украшениями и «уважающие», как одна, заморский напиток под интригующим названием «Кампари», дарили свои ласки без разбору, а главное бесконтрольно.

В те первые годы «перестройки» никому в голову еще не приходила мысль, что деньги можно потратить на приобретение недвижимости в виде земли, домов или на создание производства.

Всем хотелось жить сегодня и сейчас, не задумываясь о будущем. Порнуха, книги и кинофильмы самого низкого пошиба, а вместе с ними шмотки хлынули потоком на бескрайние просторы от «Москвы до самых до окраин». 

Ведь престарелые правители не могли, да, наверное, просто не хотели закупать заводы по производству всего того, что так жаждало иметь наше многострадальное население. И нашить этих джинсов, кроссовок, разлить в стеклянные бутылки вредную для детского организма «Кока-Колу» и много еще чего «ценного» сотворить, чтобы удовлетворить потребности среднего обывателя. Может, и не так все это выглядело бы фирменно, но уж точно и не так убого, как весь поддельный ширпотреб выглядит теперь, сотворенный местными умельцами где-нибудь в Урюпинске или Запупуевске.

А сколько стране должны были так называемые развивающиеся страны, где росли в изобилии дефицитные по тем временам бананы, ананасы и еще много чего такого витаминного, которым по каким-то соображениям не хотели радовать ребятишек и взрослых?

Теперь эти развивающиеся страны, показав своим благодетелям здоровенный кукиш, с «прощеными» долгами пошли развиваться дальше. Правда, кто все это им простил? Непонятно. Налоги-то платили все граждане, а долг простили почему-то единицы из этих граждан.

Но тогда никто об этом не задумывался. Широта славянской натуры простого люда, снова и снова в который раз брошенная государством на произвол судьбы, решила заработать на безбедное будущее собственным горбом.

Государственные мужи на тот момент больше всего думали о благосостоянии своих кланов и не упрекали граждан за сокрытие налогов. Им тогда на все хватало.

Ведь, чтобы развалить народное хозяйство, науку, моральные ценности, – никаких денег не надо. Главное было направить мысли сограждан в нужное русло. А уважать и заботиться о благосостоянии своей Родины – это дело неблагодарное и потомками всегда слабо ценимое.

Сделки заключались в конторах, которые позднее получили более благозвучное название офисов, в кафе, в банях, да и, наверное, в других местах, о которых история умалчивает.

Заключались без всяких юристов и форс-мажорных обстоятельств, в промежутках между путешествиями и кутежами. Ведь торговые сделки успешно проворачивались не только у тех граждан, которые находились при хороших должностях и держали руку на распределении товарных потоков, но и у простых смертных – энергичных и предприимчивых людей.

Это сейчас возникло красивое и туманное определение «бизнес-вумен».

А тогда женщины, замордованные тяжелыми тюками, которые тащили на горбу из дальнего и ближнего зарубежья, набитыми всевозможным ширпотребом, – просто зарабатывали деньги для содержания семьи, пока их мужья в растерянности искали применения своим знаниям и навыкам, которые в одночасье стали никому не нужны.

И всем нам казалось, что такое положение дел будет временным. Но шли годы. Кто-то из них приобрел первоначальный капитал и покинул свою страну навсегда, кто-то спился, а кто-то попросту, вдоволь наевшись «свободного предпринимательства», вернулся на государственную службу.

Ведь «плати налоги и спи спокойно».

 

2.

Такие мысли неоднократно вертелись в голове Светланы Котовой. Она, имевшая высшее экономическое образование, верившая в гороскопы, в которых постоянно утверждалось, что женщины, рожденные под знаком Тельца, имеют способность притягивать к себе золото, решила открыть собственную фирму.

Ее не прельщало таскать огромные клетчатые сумки и распихивать турецкий или польский товар по рынкам. Она хотела иметь все и сразу.

Муж Светланы уже имел свое дело, поэтому постоянно находился в состоянии подпития от удачно завершившихся финансовых операций, отнесся к решению жены скептически. Но его мнение Светлану не особо интересовало.

Для нее пьющий человек как одухотворенный объект не существовал. А не расставалась она с мужем из обыкновенного практицизма, ведь при разводе нужно было разменивать трехкомнатную квартиру в центре города, а ей это очень не хотелось делать. Рассчитывать же на благородство мужа не приходилось. У того имелись твердые принципы на общую собственность – она неделима, так как все «недвижимое и движимое» принадлежит только ему. И поэтому все неприятные процедуры, связанные с разделом имущества, Светлана откладывала «на потом», зная, что муж будет стоять насмерть до последнего гвоздя, до последней ложки и чашки.

В так называемом бизнесе ей стало везти с самого начала.

Объявился дальний родственник из Туркменистана. Приехал он не один, а со своим знакомым – молодым улыбчивым туркменом по имени Ханджар.

Они приехали с визитом в родной город Светланы с предложением продажи куда-нибудь на Запад змеиного яда.

Впоследствии, какие бы партнерские отношения не завязывались с представителями южных республик, первым расхожим предложением и предлагаемым товаром являлся змеиный яд. Светлане стало уже казаться, что рептилии покинули свою историческую среду обитания пустыню и живут, все как одна, под кроватями у новоявленных бизнесменов азиатского происхождения.

Яд – это, конечно, вещь хорошая и нужная в медицине, но Светлана предпочитала заниматься вещами, в которых хоть кое-что понимала, а фармакология – наука таинственная, и разговаривать со специалистами, ничего не понимая в лекарственных средствах, казалось ей просто глупостью. Да и в вопросах поставок яда возникало много проблем, которые указывали на контрабандный путь его доставки. А Светлана, воспитанная в рамках советского законодательства, решила работать честно.

Она сняла в аренду офис, зарегистрировала фирму под туманным названием «Бизнес такт» и наняла штат сотрудников из близких знакомых и друзей.

Позже она поняла, что люди, приятные в общении, еще не являются залогом успешности в процветании дела. Разнопрофильных по образованию, их объединяла единственная цель – быстрое обогащение, и поэтому все, как тараканы, разбежались в разные стороны искать прибыльную сделку.

 Однако что-то купить и быстро продать в их маленькой республике было очень трудно.

И тут раздался звонок от Ханджара из далекой Туркмении с приглашением посетить осеннюю промышленную ярмарку. Прямым текстом было сказано, что при себе необходимо иметь энную сумму денег, которая бы поспособствовала успешным переговорам и для знакомства с нужными людьми.

Светлана кинулась в банк к знакомому управляющему с контрактом, в котором говорилось о закупке свежих овощей в Туркменистане для укрепления витаминного запаса местного населения.

 Как тогда было все просто!

 Банкирами назначались люди порядочные, воспитанные еще в пионерских организациях под лозунгом «не укради», а первые предприниматели тоже старались не уронить человеческое достоинство и авторитет в глазах окружающих. Ведь большинство первых сделок заключались людьми, знакомыми между собой и имеющими доверительные отношения. Это потом потянулась серость и тюремность, почувствовавшая, что и она на что-то способна. А способна она была на многое. Грабить, убивать, заниматься законотворчеством и управлять государством, но об этом позже.

А сейчас деньги были выданы Светлане Котовой наличными, небольшими купюрами, и хотя объем составлял дорожную сумку средних размеров, для женщины она была неподъемна, а лететь же надо было с двумя пересадками, и Светлана решила уговорить мужа сопровождать ее в деловой поездке.

После долгих уговоров с ее стороны и долгих «ломаний» с его стороны, они пришли к соглашению, что он будет носить за ней и охранять ценную сумку, а супруга закроет глаза на то, что Котов будет периодически пропускать пару рюмочек для настроения. В конце концов, он делает ей одолжение, поэтому он и должен устанавливать правила личного комфорта. Ей, с чувством злости в душе, пришлось согласиться.

За время перелета Светлана думала, что сойдет с ума, пока прибудет в конечный пункт. Мало того, что она старалась не спускать глаз с сумки, так еще и ее благоверный требовал ежеминутного присмотра. Его частое прикладывание к бокалам со спиртными напитками могло привести к тому, что Светлане пришлось бы тащить волоком не только сумку, но и дражайшую половину.

Спустя годы, вспоминая тот вояж с деньгами, она приходила в ужас от своей безалаберности – ведь могло случиться всякое при прохождении осмотра через так называемый телевизор в аэропорту. Светлана видела, как служащие начинали переглядываться между собой при появлении на экране пачек денег, а если б это увидел кто-то еще? Но, видно, в начале становления рыночных отношений в нашей стране у людей еще не было большой тяги к чужой собственности, как это случилось потом, в последующие годы. Когда воровство приняло геометрическую прогрессию во всех слоях общества, а обладатели бандитских навыков ведения дел проникли не только в институты государственной власти, но и стали эталоном настоящего героя в искусстве и литературе.

 

3.

Ашгабад встретил духотой, которая, несмотря на конец сентября, была невыносимой. Светлане захотелось срочно снять с себя все лишние теплые вещи, а если б можно было – и нелишние. Но никогда она еще не испытывала такого огромного чувства благодарности, как когда заметила в толпе встречающих Ханджара.

Молодой человек, быстро оценив обстановку, с чисто восточным тактом взял не только сумку с наличностью, но как бы ненароком подхватил под руку качающегося на ослабших ногах бизнесмена Котова.

Погрузив в такси сумки и мужа, Светлана с облегчением вздохнула, почувствовав, как она устала.

По пути в гостиницу муж заснул, и его могучий храп вызывал улыбки у окружающих, которые те пытались скрыть. Светлана сгорала от стыда и с горечью думала:

«Вот уж позор какой, приехала «выдающаяся бизнесменка» с алкоголиком мужем для заключения договоров и накопления первоначального капитала. Ну, ничего, утром на свежую голову я что-нибудь придумаю, чтобы сгладить столь пикантную ситуацию».

В гостинице их ждал забронированный номер.

Отказавшись от приглашения на ужин, Светлана условилась с Ханджаром о встрече в девять утра. Он хотел проводить ее на выставку и заодно обсудить дальнейшие планы сотрудничества.

Наконец она осталась наедине со сладко спящим мужем. Горячая вода отсутствовала, и женщина, встав под слабую струю холодной воды, дрожала то ли от холода, то ли от перенапряжения.

Уже лежа в постели, Светлана с удивлением услышала, как за окном раздаются трели цикад. Они ей напомнили отдых на море, когда по вечерам, вот так же засыпая, слушала их неутомимое пение.

Разбудил ее стук в дверь, и она с ужасом подумала, что проспала, но, посмотрев на часы, удивилась – было всего начало седьмого.

Накинув халат, открыла дверь. В коридоре с извиняющейся улыбкой стояла пожилая женщина-администратор.

– Простите меня, но я не успела вчера предупредить, что горячая вода в гостинице бывает только с шести до восьми утра.

Светлана рассыпалась в благодарностях.

Она подошла к мужу с требованием, чтобы тот немедленно встал и привел себя в порядок. На звук ее голоса тот попытался лягнуть жену ногой, а когда это не удалось, перевернулся на бок и продолжил спать. Глядя на сладко храпевшего Котова, Светлана решила больше не обращать на него внимания. Она сюда приехала по делу, а он взрослый человек, и не стоит на него тратить свою нервную систему.

Женщина уже пила в буфете кофе, по вкусу отдаленно напоминавший данный напиток, когда увидела Ханджара. Он подсел к ее столику. На его вопрос о том, будет ли их сопровождать на ярмарку господин Котов, Светлана ответила, что тот прибыл сюда исключительно как телохранитель, поэтому его основное времяпрепровождения – постижение культуры туркменского народа.

Они вышли на улицу. Светлана с радостью подставила лицо яркому солнцу. Казалось, что лето здесь только набирает силу, и было счастьем идти в легком костюме и босоножках.

Ярмарка располагалась в двухэтажном здании Дворца культуры Ашгабада, находившегося в десяти минутах ходьбы от гостиницы, где проживала чета Котовых.

Когда они вошли внутрь, там перед выставленными экспонатами уже находилось много народу.

Ханджар куда-то юркнул, оставив Светлану перед стендом с серебряными украшениями.

Изделия, выполненные в национальной туркменской традиции, – изящны, но немного тяжеловесны, и, на вкус Светланы, она не стала бы данными украшениями подчеркивать свою индивидуальность, а значит, это будет неходовой товар, и вкладывать деньги даже в маленькую партию для изучения спроса не имело смысла. От коммерческих мыслей ее отвлек Ханджар.

– Нас ждут, пойдемте. Я вас познакомлю с директором базы «Торгодежда» Ольгой Ивановной.

Каково же было удивление Светланы, когда перед ней предстала маленькая круглолицая туркменская женщина.

Впоследствии Светлана уже ничему не удивлялась. Самым ходовым именем среди девушек и домохозяек Туркменистана было имя Лейла, а почему-то в кругу деловых женщин особой популярностью пользовалось имя Ольга Ивановна.

По тому, как директор радостно заулыбалась при виде Светланы, та поняла, что некоторая сумма уже перекочевала из ее дорожной сумки в сумочку Ольги Ивановны.

Из представленных экспонатов ее поразили платки из натурального шелка, которые при размере полтора на полтора метра легко проходили через кольцо. Она сразу подписала договор на пятьсот тысяч платков, но, решив, что этого недостаточно, решила еще присовокупить к ним небольшое количество женских уборов из каракуля, и всю доставку брала на себя фирма новоиспеченной знакомой.

Попрощавшись с Ольгой Ивановной, они решили посмотреть, что еще производит туркменская промышленность.

Однако скоро Светлана пришла к выводу, что изделия легкой промышленности Туркменистана никому не были нужны, так как оживление в основном царило перед теми экспонатами, которые предлагали российские или украинские предприятия.

Все это время около них вертелся маленький круглый мужчина, который, по-видимому, хотел заговорить со Светланой, но не решался. По восточным обычаям, верхом неуважения является оказание знаков внимания женщине, которая находится в обществе другого мужчины.

Покинув выставку, Светлана со своим спутником направились в ресторан на встречу со старшим братом Ханджара – Реджепом. Когда они пришли, то того еще не было на месте, и они решили сделать заказ.

К недовольству Светланы, все мясные блюда были из баранины, которую та терпеть не могла, но виду не показала, так как радушный спутник нахваливал то одно, то другое национальное блюдо. Схитрив, Светлана объявила, что соблюдает диету и обойдется только овощным салатом.

Их разговор прервал мужчина средних лет – по радостным объятиям Ханджара она поняла, что это его любимый старший брат.

Реджеп руководил женской колонией, находившейся в пригороде небольшого городка Мары, где дружный женский коллектив занимался пошивом верблюжьих одеял, которые являлись дефицитной продукцией даже для жителей Туркменистана, но дополнительное финансирование частного инвестора разрешило вопрос поставки теплых одеял в холодную республику Светланы.

Компаньоны просидели часа два за разговорами о дальнейших совместных коммерческих планах.

Проводив Светлану до гостиницы, братья пригласили посетить их дом, чтобы познакомить с родителями и женами. Отказаться было невозможно, так как любое объяснение рассматривалось бы как акт неуважения к восточному гостеприимству, а то, что если муж выпьет лишнего и может своим поведением испортить всем настроение и продемонстрировать неуважение к самой Светлане, касалось только ее, поэтому, вздохнув, она согласилась.

 

4.

Поднявшись в номер, она застала картину «важных переговоров», которые вел ее муж с какими-то незнакомыми молодыми людьми с рюмками в руках и одиноко лежавшим на газете нарезанным огурцом.

– О, вот и моя дражайшая половина, прошу любить и жаловать. Серьезная женщина – Светлана Григорьевна.

Молодые люди стали называть имена, но Светлана и не пыталась их запоминать, зная, что больше их никогда не увидит, а только вежливо кивала головой. Новые же знакомые предлагали стандартный набор предложений, где главным товаром предполагался, естественно, яд.

Послушав несколько минут пьяные дебаты, Светлана поняла, что это пустые разговоры, и, откинувшись на спинку стула, стала с нетерпением ждать ухода гостей. Наконец все спиртные запасы закончились, и молодые люди, заметив, что голова гостеприимного хозяина клонится на грудь, догадались покинуть номер.

Кое-как уложив осоловевшего Котова спать, Светлана с наслаждением вытянулась на сероватых простынях.

Утром ее разбудил осторожный стук в дверь. Открыв ее, она с удивлением увидела вчерашнего кругленького гражданина, вертевшегося около нее на выставке.

– Я прошу покорнейше меня простить за столь раннее вторжение, но у меня к вам интереснейшее предложение. Вы, пожалуйста, спускайтесь вниз в кафе, я буду вас там ждать. А потом, если вы не возражаете, мы быстренько пойдем на выставку и по дороге все обсудим и заодно и познакомимся. Вы не подумайте, что я какой-то нахал, но вы на меня произвели впечатление тем, что вы единственная женщина на выставке, которая заключала договора. А красивая, да к тому же умная женщина такая редкость в наше время!

Как можно было не согласиться, услышав такое? Светлана приняла его предложение.

Через двадцать минут они быстрым шагом направлялись в сторону дворца культуры.

По дороге ее новый знакомый рассказал, что он является директором базы в одном отдаленном районном центре Туркмении. У него есть жена и четверо детей, к сожалению, все девочки, ради которых он и горбатится. За каждой из них надо дать приданое, и чтоб оно было не хуже, а может и лучше, чем у других родственников. Вот и мотается он по всем мыслимым и немыслимым выставкам, ярмаркам, заводам для заключения договоров, и у него уже выработалось чутье на дефицит, которое его никогда не подводит.

 И вот сейчас, по его мнению, надо запасаться стиральным порошком. Ведь в основном все его производство сосредоточено в Казани, а теперь с неразберихой, связанной с развалом экономики и отделением многих республик, понадобится ох как много времени для установления новых экономических связей. Естественно, поставки многих товаров народного потребления будут происходить неритмично.

Перед такими экономическими выкладками устоять было невозможно, да и возразить нечего. В дальнейшем так оно и случилось, и длилось долгие годы.

Светлана заключила несколько договоров на поставку стирального порошка в свою республику. Это была замечательная сделка, прибыль от которой составляла около трехсот процентов. Впоследствии она с благодарностью вспоминала славного семьянина, с которым больше никогда не встречалась и имя которого, увы, тоже забыла. В те времена люди без всяких посреднических процентов легко оказывали помощь друг другу просто так, из личных симпатий или приятельских отношений.

Вообще-то Туркменистан произвел на Светлану удивительное впечатление, иначе сказать, заворожил и покорил.

По школьным учебникам географии она представляла здешний народ сродни узбекам или таджикам, то есть с узкими глазами и черными волосами. В учебнике географии какой-то «ученый» предположил, что «у всех кочевых народов глаза сузились из-за песчаных бурь и яркого солнца». Додуматься же! В зависимости от принадлежности туркмена к тому или иному роду, у кого-то и в самом деле преобладали раскосые черные глаза и смуглая кожа, а другие были сероглазые и со светлой кожей.

Девушки, все как одна, стройные, с тонкими чертами лица и с гордо посаженной головой, были прелестны в национальных легких разноцветных платьицах. Мужчины отличались уважительным и неназойливым вниманием к представительницам слабого пола.

И глядя на столь благовоспитанные отношения, Светлана находилась в удивлении от того, что перед ее приездом на центральной площади произошла публичная казнь. Четверо юношей изнасиловали и убили несовершеннолетнюю девушку. Конечно, за столь ужасное преступление должно быть суровое наказание согласно Уголовному кодексу, но из рассказов очевидцев, присутствовавших на месте событий, она поняла, что те очень довольны столь мудрым решением президента – вернуть публичность наказания, а у нее не хватило духу заметить, что возврат к средневековью в судебном производстве неизвестно к чему может привести.

С того страшного события начались первые годы, как тогда казалось, бесконечного правления Туркменбаши.

Светлана видела огромные портреты в кабинетах у чиновников различных уровней и на центральных площадях любого города, а в Ашгабаде на месте памятников героям и вождям революции, воздвигнутых во времена Советского Союза, теперь красовались изваяния Туркменбаши то на коне, то стоящего рядом с конем.

Но в начале девяностых годов это воспринималось как дань уважения и почтения к своему лидеру. Восточное почитание тогда еще никому не мешало развивать экономику страны предпринимателями малого и среднего бизнеса и уважать рост личного благосостояния.

Все новшества в виде памятников, переименование улиц и городов в честь великого Туркменбаши, принятие жестоких законов было началом очередного великого издевательства над любимым народом.

Уже в первый же приезд Котова поняла, что в Туркмении живут и работают кланами. И если ты вошел в один клан, то должен быть ему предан до конца своих дней, и упаси тебя бог нанести этим людям какую-либо обиду. Будь уверен – больше в этой стране ты никаких дел вести не сможешь.

А на следующий день, за несколько часов до отлета самолета, чета Котовых посетила гостеприимный дом Ханджара. Собралась вся семья, состоящая из четырех братьев и двух сестер, с женами, мужьями, детьми и внуками.

Особенно Светлане понравился один из племянников Ханджара, трехлетний карапуз, который все время старался примоститься у нее на коленях и исподтишка дернуть ее за  длинные светлые волосы.

Как ни пытались взрослые оттащить его от гостьи, тот сразу поднимал оглушительный рев, тер пухлыми ручками глаза, в которых не было слез, и глядел хитрым взглядом на Светлану. Та, рассмеявшись, заверила окружающих, что мальчик ей нисколько не мешает, и весь обед они просидели вместе.

Маме Хаджара было лет под семьдесят, но из уважения к гостям она сама приготовила огромный чан плова на костре прямо во дворе своего дома. Светлане пояснили, что все праздничные блюда, а в особенности плов, туркмены обязательно готовят на костре, будь то частный дом или многоэтажка.

Такого вкусного плова Светлана в жизни больше не ела, а бедный Котов, выпив несколько рюмок водки и раззадорив аппетит, вообще не мог остановиться, и ему все подкладывали и подкладывали в тарелку новые порции. Наконец, указав на раздувшийся живот, Котов откинулся всем своим тощим телом на спинку стула. На столь оптимистической ноте гости откланялись.

 

5.

В один из свободных дней Светлана решила посетить краеведческий музей Туркменистана.

Маленькое одноэтажное здание она обошла буквально за час. В музее Светлана была одна. Она переходила от экспоната к экспонату, а за ней с интересом наблюдали две женщины. Особенно молодую женщину заинтересовала панорама строительства первой железной дороги в Туркменистане.

Строительство началось в середине восьмидесятых годов 19 века, когда было подавлено последнее сопротивление туркмен и в 1881 году пала знаменитая крепость Геок-Тепе (1).

Много фигурок было одето в мундиры русской армии, и они, по-видимому, являлись руководителями строительства. Большое количество миниатюрных верблюдов, лошадей, а также погонщиков и рабочих в разноцветных халатах производили даже в такой малой форме впечатляющее зрелище. А насыпанные вокруг игрушечных человечков барханы из белого песка и яркий свет, освещавший всю композицию и изображающий испепеляющее солнце и зной, усиливали впечатление.

«Ужас, как в таких условиях еще можно было махать огромными кувалдами? Удивительно все же, как вынослив человек, просто уму непостижимо», – думала Светлана, когда услышала за спиной:

– Если бы не русские, то не знаю, о какой цивилизации в нашем крае вообще можно было бы говорить.

Светлана обернулась.

Недалеко от нее стояла пожилая русская женщина, которая ей продала билет у входа в музей.

– Вы знаете, мне это очень приятно слышать, а то где я теперь ни бываю, то только и слышу, что русские, кроме вреда и разрушения национальных культур, ничего благого не сделали.

Женщина усмехнулась.

– О какой культуре можно говорить! Может, она и была когда-то, я не спорю, но на заре двадцатого века, если бы не русские, которые начинали здесь осваивать нефтяные месторождения, строить каналы, скакала бы эта культурная нация до сих пор на лошадях по пустыне и воевала бы кланами.

– Ну зачем вы так?

– Деточка, я приехала сюда сразу после войны, и поверьте, в сознании коренных людей мало что изменилось от средневекового мышления. Начальник здесь уважаемый человек!

Хотя вы, наверное, обратили внимание, что руководители в основном все из местных, а заместители – все русские. Эти чай пьют, а те за них думают. А теперь у них независимость. От кого или от чего независимость? От цивилизации?

Светлана поняла – у женщины наболело на душе. А та продолжала:

– Хотя туркмены – народ добрый и отзывчивый, но шагнуть из средневековья в век техники и сразу изменить свой менталитет никогда еще в одночасье ни одному народу не удавалось.

– А сейчас как вам здесь живется? – спросила Светлана.

– Как живется? Теперь у нас есть Туркменбаши, который опять из народа будет делать послушных рабов. Вот скажите на милость. Он – сирота, вырос в детском доме. Учился в Ленинграде. Все ему советская власть дала и тот же самый русский народ, который, судя по его последним законам в стране, он так презирает. Вот вам и вся азиатская философия и благодарность. Мы для него всего-навсего неверные, а значит, перед нами они, мусульмане, никаких обязательств не несут. Да и своих он презирает – за немереное идолопоклонничество и угодливость. Хотя понимает, что такое поведение вызвано страхом за близких. Он же все делает с размахом азиатского правителя. Как казнит, так и милует. Моя дочь с зятем и внуком продали квартиру и уехали из Ашгабада.

– А вы что же остались?

– Деточка, кому я нужна – старая? Для детей обуза. Государству? Где оно? Здесь чужая, а в России? Там и молодые не нужны. Ой, да что это я вам о своем голову заморочила. Отвлекаю болтовней, – она всплеснула руками.

– Да я уже вроде все осмотрела. Посетителей у вас много?

– Какие там посетители? За два дня вы – первая. Закроют нас скоро, а экспонаты растащат. Мы же бюджетники, а музей у нас в центре города. Вот нас уволят, а здание под снос пойдет. История – дело тонкое. При одной власти мы ее так напишем, а при другой заново перепишем. А нам с Лейлой осталось только чай пить да телевизор смотреть. Я права? Подруга, что скажешь?

Миловидная пожилая туркменка кивнула головой.

За все время монолога приятельницы она не произнесла ни слова, только головой покачивала.

Прощаясь, женщины пригласили заходить к ним без платы, по-свойски. Они и экскурсии проведут, и чаем угостят. Скучно-то вдвоем. Раньше хоть школьников приводили и студентов, а сейчас тишина.

Светлана понимала, что в словах женщины было чувство обиды за ушедшую молодость, а теперь и за одиночество.

 

6.

После первого приезда в Туркменистан посещения с деловыми визитами далекой страны требовалось совершать не менее двух раз в месяц.

Светлана предпочитала летать и вести переговоры одна, а сотрудникам поручала лишь контролировать заключенные ею сделки и находить новые предложения на месте. Однако в какое бы время она ни возвращалась, все ее поручения не были исполнены.

В ее отсутствие тот или иной сотрудник боялся взять на себя ответственность, а только по несколько раз на день ей названивал. Консультации доводили директора фирмы до бешенства не только тем, что отрывали от переговоров, но и большими суммами квитанций, приходивших за междугородные переговоры.

А еще госпожу Котову умиляла специфика работы местных туркменских чиновников. Разница часового пояса со среднеевропейским временем составляла три часа, и, договорившись о встрече на девять часов утра, Светлане приходилось подниматься в пять.

Она едва успевала привести себя в порядок, как за ней заходил Ханджар, и они вдвоем начинали ждать машину, которая должна была их доставить к месту переговоров. Но проходил час, затем другой, а бывало, и третий, а машины так и не было. А уже ближе к двенадцати с уймой извинений появлялся водитель, объясняя, что шеф был занят важными государственными делами.

И так повторялось чуть ли не ежедневно, но приходилось все это принимать и понимать. Местный житель предпочитал никуда не торопиться.

Светлана пришла к выводу, что на их деловые качества большое влияние оказывает жара. Когда ты садишься в машину, словно в раскаленную печь, и чувствуешь, как по спине не струйками начинает стекать пот – ручьем, то начинаешь понимать, как тому или иному чиновнику тяжело дается решение выйти из прохладного кабинета.

Какое надо иметь мужество – покинуть комнату с кондиционером даже для того, чтобы отдать распоряжение водителю, находящемуся где-то в подсобке и, как все нормальные граждане, попивающему горячий зеленый чай?

Но все люди были так милы и по-детски непосредственны, как ей казалось, что обижаться не имело никакого смысла.

Это позже она поняла, что за всей доброжелательностью стоял могущественный клан Ханджара. Его родственники занимали большие посты в финансовых и правительственных учреждениях республики, поэтому чиновники, к которым они обращались с просьбой насчет помощи молодому предпринимателю, не могли ответить отказом.

А тогда госпожа Котова приписывала удачное ведение дел исключительно своим «выдающимся коммерческим» способностям.

В один из очередных приездов Светланы Ханджар предложил ей слетать к его брату Реджепу в Мары.

Перед ее глазами сразу появились картинки из многочисленных телевизионных передач с рассказами о тюремной жизни.

Представив серые бараки и колючую проволоку, лица изможденных женщин, которые днем и ночью строчат одеяла из верблюжьей шерсти, она стала категорически отказываться.

Деньги, конечно вещь хорошая, особенно тогда, когда они «работают» и приносят большую прибыль, но зачем вникать в сферы человеческой деятельности, которая приводит данный финансовый механизм в действие? Но, заметив разочарование Ханджара, она согласилась.

На смуглом лице ее помощника расцвела блаженная улыбка. Ханджар обожал брата и, видимо, считал, что тот только одним своим присутствием может облагородить любое место, даже такое, как колония.

Никакая статистика безопасности полетов не могла приглушить чувство ужаса Светланы перед самолетами. Однако у нее не было выбора. Не могла же она преодолевать огромные расстояния на лошади? А то вот было бы славно! Как ушла в поход, так и ушла.

Совершая перелеты на лайнерах Туркменистана, Светлана Котова чувствовала себя более комфортно, когда командиром корабля был человек с простой славянской фамилией. Почему-то она не верила в математические и пилотские способности представителей пустынь, которые еще пару десятков лет назад перемещались исключительно на лошадях и верблюдах. И радость ее была безгранична, когда в кабину маленького самолета-«кукурузника» прошел пожилой русский летчик. Женщина улыбнулась и радостно потерла ладони.

Полет занял всего минут сорок. Пустыня проплывала внизу и не наводила скуку однообразием песка, застывшего в виде ярких желтых волн, а завораживала своей мощной жестокой силой.

Ощущение тревоги всегда подспудно возникает в душе человека перед теми явлениями природы, где он даже теоретически не может претерпевать лишения. Вот и Светлана чувствовала себя восхищенно-беспомощно перед дикой красотой необъятных километров песка.

Заметив, что Светлана не отрывается от иллюминатора, Ханджар сказал:

– Сейчас ничего интересного в пустыне нет, а вот весной здесь просто замечательно. Вся пустыня покрывается цветущим ковром, а кустарник верблюжьей колючки распускается маленькими голубыми цветами. Правда, длится это несколько дней, но и за это время пчелы успевают заготовить столько меда, что хватает его на всю зиму. А мед, который собран с верблюжьей колючки, очень хорош. Наши мужчины едят его вместе с орехами и поэтому очень выносливы в любви.

– Как верблюды? – специально неуважительно отозвалась Светлана, понимая, что представитель мужского пола одной нации стремится подчеркнуть данную «уникальность» перед женщиной другой нации.

 В таких намеках всегда чувствуется двусмысленность и непристойность.

– Ну при чем тут верблюды? – в голосе Ханджара слышались обидчивые нотки. – У нас в каждой семье не менее четверых детей. Не то что у вас, славян. Один ребенок – и все радуются.

Светлана решила не дискутировать дальше на тему о том, «что рожать детей, а тем более делать их – дело нехитрое. Главное, чтобы мозги были в голове у продолжателей рода». Все же она находилась в гостях, а тем более не могла позволить себе критиковать достоинства мужчин Туркменистана.

Поездка оказалась на удивление приятной. Два дня она провела в семье брата Ханджара. Пять девочек, у которых возрастная разница составляла не больше двух лет, были на редкость дружны и трудолюбивы.

Жена Реджепа, естественно, по имени Лейла, добродушная толстушка, в первый же день поведала Светлане о большой любви, которая связывает ее с мужем. Суть сводилась к тому, что любая женщина должна завидовать ее счастью.

Наверное, она была права. Гостья видела, как девочки охотно помогают матери по хозяйству и с каким с радостным визгом виснут на шее отца. Все члены большого семейства за ужином старались услужить не только гостям, но и заботливо ухаживали друг за другом.

Ночью, лежа в постели и глядя через открытые окна на огромные чистые звезды, Светлана думала, что в семье и кроется тайна счастья для женщины. Рожать детей, любить мужа, иметь свой дом, а не решать проблемы государства и не горбатиться целыми сутками, зарабатывая себе на кусок хлеба.

 

7.

Светлана все же решилась посетить колонию под руководством Реджепа.

К ее удивлению, помещения, где обитали заключенные, не походили на бараки – обыкновенные одноэтажные кирпичные дома, выкрашенные в белый цвет. А те женщины, которых она видела, не производили впечатления людей, замученных непосильной работой. Одетые в разноцветные ситцевые платья, они приветливо улыбались не только начальнику, но и гостям. Но, может, Светлане это только показалось? Восточные народы, а в особенности женщины, всегда потрясают выдержкой и невозмутимостью, а что там у них в душе – европейцу нельзя предугадать.

Посмотрела она и цех, где шились верблюжьи одеяла. Воздух там был тяжелый от огромных кип шерсти, наваленных по углам, которую заталкивали в ситцевые заготовки.

Наблюдал за процессом производства молодой парень в камуфляжной форме. Вел он себя довольно свободно. Охранник, который, видно, давно уже устал от однообразия службы, не сидел на месте. Он подходил то к одной, то к другой женщине, выбирая в основном молодых и хорошеньких, и что-то, смеясь, им говорил, а те краснели и опускали глаза.

При появлении начальника колонии женщины все подобрались и еще быстрее застрекотали на швейных машинках.

Исходя из еще кое-каких наблюдений, Светлана пришла к выводу, что в коллективе царит атмосфера непонятного благодушия. Было похоже, что это происходило из-за любви заключенных к охранникам и выборочного чувства любви последних к своим подопечным.

 В тот день они собирались в полдень возвращаться в Ашгабад, и Ханджар отлучился с братом, чтобы проведать своих дальних родственников. Светлана просматривала документы, когда в комнату вошла Лейла и удивленным голосом сказала:

– Светлана, тебя там мужчина какой-то спрашивает. Он представился директором керамического завода.

– Хорошо, я сейчас выйду.

 В коридоре стоял маленький и очень худой пожилой мужчина. В старом плаще, у которого первозданный цвет был темно-коричневый, а теперь, за годы непрерывной носки, приобрел белый налет и напоминал цвет остывшего кофе с молоком. В руках он теребил шляпу такого же цвета.

– Я прошу простить меня. Реджеп, наверное, вас не успел предупредить обо мне, а я побоялся, что вы улетите, и мы с вами не сможем решить, может быть, очень важную для нас двоих проблему. Вы же сюда ненадолго? А мне бы так хотелось поговорить с вами.

Заметив, что Лейла с девочками стали накрывать на стол, он категорически запротестовал.

– Нет, нет. Не надо никакого чаепития.

Он опять обратился к Светлане:

– Если бы вы захотели, то я бы с удовольствием показал вам свое производство. Машина ждет внизу у подъезда.

Увидев в его глазах глубокую тоску, Светлана не смогла отказаться, хотя совсем не была уверена в правильности этого своего решения.

Путь их лежал через весь этот Богом забытый районный центр, где все мостовые и дома утопали в песке. Ни кустика, ни травинки. Серые улицы, серые дома и серые затуманенные стекла окон. Все это указывало на близкое соседство с пустыней. Пейзаж был более чем тоскливый.

Они приехали на окраину города, где находились два здания по площади двух небольших летных ангаров, только слепленных из глины, с облезлой штукатуркой и с выбоинами в стенах. Создавалось впечатление, что здесь снимали фильм о войне с предварительной артподготовкой.

Директор галантно открыл Светлане дверцу машины и повел внутрь одного из этих ангаров.

– Раньше у нас было и здание заводоуправления, – он показал рукой на маленький одноэтажный домик, который будто прилепился к одной из стен цеха. – Но так как мы уже около двух лет стоим, то пришлось уволить не только рабочих, но и обслуживающий персонал. И люди, так и не получив расчет, за одну ночь вынесли не только все, что находилось внутри здания, но и повыламывали даже оконные рамы вместе со стеклами. Людей в большинстве случаев на воровство толкают обстоятельства.

Светлана про себя подумала: «Это уж точно! Только обстоятельства эти бывают разные. У одних это воровство дров у соседа, у других – грабеж в масштабе всей страны».

В цехе работала только одна печь, перед которой на скамейке сидели два пожилых туркмена и покрывали краской готовые изделия в насыщенный кобальтовый цвет.

Перед ними на грубо сколоченном столе из досок стояли вазы, кувшины, пиалы, как средних размеров, так и их повторение в миниатюре.

Было трогательно смотреть, с какой нежностью потемневшие от глины и краски большие мужские руки держали это изящество из керамики.

Они поздоровались со Светланой и вопросительно посмотрели на своего руководителя. А тот был само вдохновение.

– Вы видите, какие это самобытные вещи! Только один наш завод во всем Туркменистане работает в истинно народных традициях и сохранил рецептуру изготовления глины еще со времен кочевников. А теперь здесь это никому не нужно.

Светлана уже все поняла. Этот человек искал инвестора, чтобы спасти свое детище, но что она могла ему сказать? Что у нее нет возможности вкладывать деньги в долгосрочный проект, который рассчитан исключительно на эстетов? И что расстояние между тем городом, где она живет, и Мары так велико, что если направить сюда человека, который бы контролировал производство, то в глазах ее коллектива это выглядело бы как ссылка для особо опасного преступника.

Но, глядя на всю эту убогость и разруху, она понимала состояние человека, который не один год своей жизни отдал этому маленькому заводу. Но Светлана не могла озвучить свои мысли, поэтому сказала следующее.

– Знаете что, давайте я куплю несколько образцов каждого вида продукции. Изучу спрос и потом сообщу о решении. Вы только поймите меня правильно. Не могу же я так сразу, не зная досконально суть вопроса, согласиться на ваше предложение? Это же все требует средств.

– Конечно, конечно. Я вас прекрасно понимаю. Вы же и меня первый раз видите, а вдруг я какой-нибудь авантюрист!

 Рабочие стали подбирать образцы и складывать их в огромную бумажную коробку, осторожно перекладывая каждое изделие бумагой и опилками.

«Вот уж Ханджар обрадуется, увидев и поняв, кому все это великолепие придется тащить на своем горбу».

И только она подумала о своем помощнике, как тот уже входил вместе с Реджепом в помещение цеха.

Директор тут же поспешил к ним навстречу со словами извинений:

– Вы уж простите меня, старика, за мою нетерпеливость. Вот взял и похитил у вас гостью.

– Ну что вы, уважаемый Алты, я же знаю, как для вас все это важно. Даже с работы ушел на пару часов, но я вижу, что вы уже все обсудили?

 – Да вот собираем образцы. Может и в самом деле, что-нибудь получится из этой затеи.

Подсчитав сумму, сколько стоили все изделия, Светлана удвоила ее – уж очень та была мизерна.

Как ни упирался директор, отказываясь брать лишнее, показывая какие-то накладные, ссылаясь на себестоимость и прочие экономические выкладки, но та убедила его тем, что в свой расчет она внесла не только прибыль, но и отдельно премиальные рабочим как личное поощрение от себя. Светлане просто захотелось сделать что-то хорошее для этих людей. Может на эти деньги кто-то сможет порадовать своих детей и близких, купив им не только конфет.

Уже в машине, на пути в аэропорт, Реджеп рассказал, что директору Алты уже под семьдесят лет. Он всю жизнь проработал на заводе художественной керамики, создал музей, ездил по всей стране, собирая старинные образцы изделий. А теперь старик очень тяжело болен и боится, что после его смерти все пойдет прахом, и, как умный человек, он хоть и понимает, что и так все разворовано, но смириться с произошедшим не может.

Светлана попросила Реджепа, чтобы тот через неделю позвонил уважаемому Алты и в самой вежливой форме объяснил о невозможности совместного сотрудничества. Тот понимающе кивнул головой.

 

8.

А у Светланы впереди намечалась «сделка века».

Родственники Ханджара, имея под своим контролем государственные средства, которые в их понимании пропадали без дела, решили пустить их в оборот.

На счет Светланы начали поступать крупные денежные потоки, и она в одночасье стала одним из самых уважаемым клиентов банков. От нее требовалось только одно: чтобы без перебоев работала схема Маркса, с поправкой на перестроечное время в нашей стране. Деньги – товар – деньги плюс сверхприбыль, которая, благодаря государству за его безалаберность и бесконтрольность, шла на улучшение уровня жизни семей ответственных работников сотрудничающих стран.

Тогда на рынок стал поступать китайский ширпотреб. Сначала товары текли тоненькими ручейками в клетчатых сумках новоявленных коммивояжеров, а потом хлынули такими все возрастающими потоками, что захлестнули всю отечественную легкую промышленность, которая, забуксовав, замерла на долгие годы.

Светлана пришла к выводу, что это была благотворительная политика государств – поддержать бедно живущий китайский народ.

Ведь наш пролетариат сам виноват, что родился в СССР и, по рассуждению некоторых аналитиков, делать ничего качественного не может, только ракеты клепать, поэтому должен сам что-нибудь сообразить, как прокормить своих детей, не все ж государство за людей, создавших богатства и мощь страны, должно думать.

«Электорат» еще не из таких переделок выкручивался, не то что там какая-то перестройка. Главное – дружба и стабильная торговая политика.

Вслед за товарами хлынули и сами производители, запрограммированные на круглосуточную работу, нетребовательность к условиям быта и множащиеся, словно тараканы.

Их представители рыскали по всем городам и весям с предложением услуг на поставку всего, что только можно было вывезти из их узкоглазой миллиардной страны.

В один из дней ранней осени Светлана находилась на арендованных складах и, наблюдая за работой грузчиков, загружавших машину продукцией, обратила внимание, что в помещение несколько раз заходил молодой человек азиатской наружности. Постоит, посмотрит на нее и выйдет.

В очередной его визит Светлана не выдержала и поинтересовалась:

– Вы хотите мне что-что сказать или спросить?

Тот расцвел – весь такой услужливо-приторный.

Когда он заговорил, Светлана еле сдержалась, чтобы не рассмеяться. Такого русского языка она еще никогда не слышала – тарабарщина!

Единственное, что было членораздельно произнесено, «Я – китайца».

Женщина делала понимающее выражение лица, но дипломатическое терпение быстро иссякло, и она сказала:

– Извините, но я вас очень плохо понимаю.

Он замолчал, видно, переводил ее слова на китайские иероглифы и опять, просияв, заговорил на «русском» языке. Из отдельных фраз она смогла понять, что сейчас тот приведет переводчика.

– А переводчик-то русский?

– Да-да – китайца.

– Ну хорошо, приходите. Я еще буду здесь минут десять.

 Слегка поклонившись, он вышел.

Не успела женщина перевести дух от лингвистического общения, как на складе появился ее собеседник с соотечественником.

– Переводчик, – представился тот другой.

Это было единственное слово, произнесенное им членораздельно на русском языке, так как изъяснялся он еще хуже, чем его босс.

Помучившись несколько минут, Светлана попросила у них визитную карточку, пообещав в ближайшие дни позвонить.

Приехав в офис, она поручила одному из сотрудников связаться с новыми знакомыми и договориться о встрече.

В течение двух дней подчиненный, добросовестно сидя у телефона, переговорил со всеми сотрудниками улыбчивого китайца, но, кроме гордого изречения «я – китайца», ничего не смог выяснить.

Дело происходило в начале октября, и ее туркменские партнеры попросили отправить большую партию теплых курток, перечислив авансом под заключенный ранее контракт крупную сумму средств.

Она объездила все предприятия, но никто не смог ей обеспечить гарантированную поставку курток. У кого отсутствовала фурнитура, у кого не было в наличии материала, а сроки контракта уже поджимали. И тут ей попалось на глаза объявление в рекламной газете об открытии китайской выставки. Организатором выступала местная фирма, и она поняла, почему не состоялась ее встреча с китайцами. Видно, посредники сделали все возможное, чтобы пронырливые китайцы не связывались напрямую с покупателями – никто же не хотел терять свой немалый посреднический процент.

Итак, Светлана поспешила в первый же день на выставку китайской легкой промышленности. Она нашла стенд, где были развешаны некоторые виды пуховиков. За столом сидел представитель, симпатичный молодой человек славянской внешности.

– Добрый день, – поприветствовала его Светлана.

– Здравствуйте, – молодой человек встал со стула.

– Скажите, сколько у вас пуховиков в наличии?

– Десять тысяч восемьсот сорок, – ответил тот с некоторым удивлением.

– Цена, если оптом?

Молодой человек назвал абсолютно приемлемую стоимость куртки.

– Меня устраивает. Выписывайте счет, я забираю все. Только дополнительным соглашением обговорим, как будет осуществляться доставка.

У молодого человека в глазах запрыгали огоньки, и он вздохнул, и во вздохе почувствовалось легкое разочарование – продешевил!

Светлана Котова была счастлива – она выполнила свои обязательства перед партнерами! Жители Туркмении подготовились к приходу зимы, температура в самые холодные дни колеблется от нуля доплюс пяти. Чем не сделка века?

Шли годы, в новых государствах сформировались национальные правительства, в состав которых не всегда входили люди, разделявшие существовавшие взгляды на ведение бизнеса и не желавшие образования представителей нового класса предпринимателей.

Изменились условия жизни и в Туркменистане.

Все проходит, ушло и время перестройки. Начинались новые времена…

 

 

ТАИНСТВЕННАЯ ДИСКОТЕКА

Рассказ

 

Молния разрезала небо то пополам, то на несколько частей, играя ветвистыми жгучими всполохами в вечернем сером небе, а рокот грома, будто специально, оглушал Нину Ивановну именно на том участке дороги, где она осторожно вела машину.

По-хорошему, надо было поступить, как многие водители, – притормозить у обочины, однако близость деревьев к дорожному полотну не внушала чувства безопасности ни водителю, ни ее спутнику Игорю Николаевичу, который, несмотря на непогодь, сладко посапывал рядом.

Нина Ивановна устала, а значит, пребывала в раздраженном состоянии духа.

– Ну и дождина, – муж потянулся. – Нинок, может, притормозим?

– Нет, – сухо ответила Нина Ивановна, сосредоточенно глядя на дорогу и пытаясь не сбиться с белой дорожной разметки, периодически исчезающей в потоке дождевой воды.

– А я бы на твоем месте…

– Вот когда будешь, тогда и остановишься, а по мне, лучше как можно быстрее добраться до города.

Муж обиженно замолчал.

К трехэтажной гостинице они подъехали, когда дождь закончился и на черно-лиловом небе загорелась огромным белым кругом луна, а в воздухе витало спокойствие и умиротворение.

Нина Ивановна обожала старые дома. Поэтому всегда предпочитала останавливаться в гостиницах с «историей». Вот и данное строение было возведено в середине девятнадцатого века. Поначалу гостиница являла собой одиночную трехэтажную постройку, но годы и модернизация сделали свое дело. К зданию сначала пристроили с одного боку еще один дом, позже для симметрии добавили другой, а в начале прошлого века возвели с тыльной стороны сооружений четырехэтажный дом и, закончив ансамбль, таким образом, побелили все и расширили узкие оконные проемы, сделав их более комфортабельными и изящными. В первозданной постройке установили высокую деревянную массивную дверь, а порог у входной двери облагородили несколькими широкими мраморными ступенями.

Рамы окон из темного коричневого дерева на белой кирпичной кладке смотрелись в дневное время очень аристократично, но когда вечером под кровлей крыши зажигалась подсветка, то ее зеленоватый цвет придавал всему комплексу таинственный и потусторонний вид.

Затормозив у входа, Нина Ивановна выключила зажигание и изрекла:

– Вот, остановимся здесь.

– А почему именно здесь?

– Сил нет больше ехать.

Они вошли в вестибюль гостиницы. Под ногами мягко пружинили ковры, а миловидная девушка за стойкой регистрации излучала неподдельную радость.

– День добры, пани, мы бы хотели у вас снять номер.

Надо заметить, что роль по переговорам с общественностью брала на себя Нина Ивановна. Игорь Николаевич считал, что мужчина не имеет права выглядеть глупым в глазах окружающих, а женщине прощается все, если та улыбается и хорошо выглядит.

Дело в том, что ни она, ни муж не знали английского языка, несмотря на ежегодные угрозы Игоря Николаевича пойти на курсы иностранных языков. Однако наступал очередной новый год, и начинались неотложные дела, а потом как-то незаметно наступало время очередного отпуска. В конце концов Игорь Николаевич вывел теорию, что если есть деньги, то тебя поймут в любой стране, и чем больше первых, тем понятливее становится обслуживающий персонал.

Правда, как-то раз в Милане Нина Ивановна предоставила мужу возможность продемонстрировать перед администратором отеля познание в языках, так как в самолете, в ответ на ее очередные упреки, муж заверил, что, несмотря на то, что говорить на английском он не может, но, благодаря многолетней практике работы на компьютере, понимает практически все.

Молодая итальянка, стараясь четко выговаривать слова неродного языка, начала что-то объяснять Игорю Николаевичу, который в знак понимания кивал головой. В конце разговора девушка махнула рукой в сторону лифта.

Нина Ивановна с любопытством наблюдала за собеседниками, расположившись в кресле неподалеку.

– Ну вот, все в порядке, – муж взялся за ручку чемодана и встал напротив дверей лифта.

 Нина Ивановна, последовавшая за ним, поинтересовалась:

– Что она тебе сказала?

– Сказала, что сейчас спустится служащий, заберет наши чемоданы и покажет номер.

Прошло минут пять, потом десять. Лифт добросовестно поднимался и опускался, открывались двери, из него выходили люди, но никто не проявлял никакого интереса ни к чемоданам, ни к чете Зятиковых.

Нина Ивановна отошла в сторону и заметила приоткрытую дверь с табличкой. В комнате стояло несколько чемоданов и дорожных сумок. Она сопоставила: сейчас двенадцать, а заселение в четырнадцать, и дернула мужа за рукав рубашки:

– Бери чемоданы и пошли.

Тот, на удивление, молча занес чемоданы, а Нина Ивановна, провернув ключ в замке, подошла к стойке и положила его перед администратором.

– Grazie, сеньора, – поблагодарила та и протянула ей две пластиковые карты, и показала на циферблате цифру два.

Супруги вышли на улицу.

– Нинок, какая ты у меня сообразительная, – сказал Игорь Николаевич и уверенно добавил: – Знаешь, еще немного, и я бы тоже додумался, что мне самому надо занести вещи. Девушка меня запутала, она сказала, что сумки отнесет наверх служащий.

– Да неужели? Прямо так придет и занесет, когда номер еще не готов?

– Ну, если ты такая умная, сама все выясняй. Я больше рта не открою, – обиделся муж и за время этой поездки и всех последующих держал слово – объясняться в чужих странах приходилось исключительно Нине Ивановне.

Итак, вернемся в день сегодняшний.

– Панство устроит номер на втором этаже? Окна его выходят в сквер, –

предложила девушка.

– Да, главное, чтобы было тихо, – неожиданно встрял Игорь Николаевич.

Нина Ивановна поймала на себе удивленный взгляд молодого служащего, стоявшего неподалеку от стойки, когда к нему обратилась администратор.

– Франтишек, проводи гостей до номера.

Молодой человек ловко подхватил баулы и направился к лифту.

– Наш отель очень старинный, самый старый в городе, – мешая русские слова и польские, – рассказывал он, подходя к лифту. – У нас тут кто только не останавливался и что только не происходило.

– Наверное, и привидения водятся? – спросила Нина Ивановна для поддержания разговора.

– Не понимаю? – вскинул брови сопровождающий.

– Ну, значит, типа Хэллоуина, – перевел Игорь Николаевич.

 Поляк пожал плечами.

Они вышли из лифта и направились к номеру. Вдоль стен висели массивные старинные канделябры, горевшие мягким желтым светом, а красная ковровая дорожка, выстланная вдоль длиннющего коридора, видимо, так поглощала все звуки, что стояла неестественная тишина.

У номера с цифрой шестьдесят шесть они остановились, и Франтишек постучал в дверь, украшенную по всему периметру причудливой позолотой.

«Неужели номер до сих пор не убрали?», – недовольно подумала Нина Ивановна.

Молодой человек достал ключ и открыл дверь.

– Добрый вечер, – поздоровался он в пустоту номера, поставил чемоданы и, обернувшись к Зятиковым, произнес: – Располагайтесь, отдыхайте.

Служащий отеля отчего-то вздохнул и вышел.

 Нина Ивановна обратилась к мужу:

– Ты не находишь это странным? И стук, и приветствие?

– Может, он думал, что здесь кто-то из персонала есть?

– Ну конечно, гостиница пустая, и именно в нашем номере кто-то должен быть!

– Ты что, насчет привидений намекаешь?

Муж рассмеялся.

– Не бойся, на этаже мы не одни, я слышал вдалеке детский смех, так что если кого и придут есть, то начнут с них – они помоложе и повкусней.

Жена передернула плечами.

– Вечно ты со своими шуточками.

Приняв душ, чета Зятиковых после тяжелой дороги быстро уснула, утопая в пушистых матрасах под теплыми одеялами из гусиного пуха.

Утро наступило прекрасное – солнечное. Выглянув в окно, Нина Ивановна залюбовалась парком, где вдоль темных аллей уже прогуливались пожилые пары, и фонтаном, из чаши которого, причудливой формы, высокими струями била вода. Благоухали кусты роз, а анютины глазки фиолетово-бордовыми лепестками оттеняли белые кирпичики клумб.

На душе было покойно и радостно.

Они спустились вниз и прошли в зал ресторана, в котором все говорило об аристократизме данного заведения – жестко накрахмаленные салфетки и скатерти, бесшумно-невидимые официанты, высоченные потолки с узорчатой лепниной и огромной хрустальной люстрой, переливающейся и искрящейся в лучах солнца.

В зале находилось несколько человек, если быть точнее – три супружеских пары. Зятиковы вошли в ресторан и, как воспитанные люди, пожелали всем доброго утра, но никто из присутствующих не повернул и головы в их сторону. Прием пищи проходил в полном молчании, под стук ножей и вилок о фарфор да шипение пара, когда кто-либо из гостей бесшумно подходил к металлическому термосу, чтобы наполнить свой стакан чаем или кофе.

Нину Ивановну особенно удивила пара, сидящая от них неподалеку.

Мужчина внушительных размеров, с крупными чертами лица, методично жевал, не меняя выражения лица и не шевелясь, глядя бесцветными глазами в одну точку, то есть в стену напротив. Его спутница, уткнувшись в тарелку с белоснежной горой творога, украшенного всевозможными фруктами, ни разу не подняла глаза на своего соседа.

Нина Ивановна не любила людей с бесцветными глазами. Она считала их обладателей способными на любой поступок, естественно, не добрый и не благородный.

После завтрака, направляясь на прогулку, Зятиковы заметили у стойки регистратуры несколько человек, и среди них вышеописанную пару. Неподалеку стояли чемоданы и дорожные сумки – постояльцы покидали отель.

Дубовая дверь туго загудела, и Нина Ивановна с Игорем Николаевичем попали на улицу, залитую светом, по которой сновала группками беззаботная молодежь.

Частенько бывая в этом небольшом польском городе N, они полюбили его и с радостью наблюдали за происходящими переменами в его облике.

Центральная улица приобрела вид, соответствующий ее статусу. Старинные дома подверглись капитальной реконструкции и теперь светились оконными стеклами в золотистых решеточках и лаковым отсветом узорчатых балконных решеток. На первых этажах открылись современные кафе, кондитерские и маленькие ресторанчики, владельцы которых летом увеличивали их посещаемость за счет столиков, выносимых на улицу, где под деревьями и пестрыми зонтиками собирались компаниями или отдыхали в одиночестве посетители, наслаждаясь, кто отменным кофе, а кто свежим пивом.

Игорь Николаевич заметил, что, в отличие от прошлых лет, в N появилось много молодежи. Лет пять назад даже при наличии многочисленных образовательных учреждений, которыми так славился город, больше бросались в глаза люди среднего и пожилого возраста с потухшими глазами и с печатью усталости на хмурых лицах.

А теперь стены старой крепости обрели непобедимый вид, замок королей, возвышающийся на самом большом холме, стал белее и внушительнее. В общем, везде шла реконструкция, и реставраторы с любовью и уважением относились к старине, расчищая по миллиметру фрески и орнаменты под многослойной штукатуркой. Ведь многие дома из века в век принадлежали определенным представителям династий цеховиков, и теперь на стенах открылись изумительные картины быта, а иногда и портреты людей, когда-то проживавших в том или ином доме, а может, и владевших им.

Зятиковы побродили по улочкам Старой крепости, которые узкими зигзагами расходились от Ратушной площади. Дороги, вымощенные булыжниками, изгибались между высокими, почерневшими от времени стенами, заводили любознательных туристов в тупиковые дворики, где между окнами с узорчатыми рамами на натянутых веревках сушились джинсы и кроссовки… Везде ощущался затхлый запах, который шел из вестибюлей подъездов, как только открывались огромные, потрескавшиеся от времени деревянные двери.

– Как здесь все дышит стариной! – воскликнула Нина Ивановна.

– Логично, – поддакнул Игорь Николаевич, – особенно запахом мочи и драных кошек.

Предотвращая вспышку недовольства со стороны утонченной супруги, он быстро добавил:

– Нинок, конечно, все это очень захватывающе, но давай оставим немного истории и другим людям. Пойдем лучше на солнышко и что-нибудь съедим.

Нина Ивановна не возражала. За тридцать лет совместной жизни они научились понимать и ценить друг друга, тем более, ее мучил вопрос, который ей не терпелось обсудить.

На площади они выбрали маленькое кафе и расположились за столиком под тенью платана.

– Я сегодня утром полюбовался портретами многочисленных деятелей, побывавших в нашей гостинице, – с удовольствием запуская ложечку в вазочку с воздушным десертом, обратился к жене Игорь Николаевич. – И увидел среди них и министров, и деятелей науки, и даже парочку президентов. Прямо картинная галерея.

– А ты видел объявление около дверей лифта? – спросила Нина Ивановна.

– Да, там что-то насчет ночной дискотеки говорится.

– Вот именно, – женщина многозначительно подняла брови. – А музыки и голосов не было слышно ночью.

Муж прищурился.

– Ну все, Нинок, попали мы с тобой. На дискотеке-то наверняка покойнички выплясывают, а вместо коктейлей пьют кровь из любопытных туристов.

– Да уж, очень остроумно, но я тебе точно могу сказать: там что-то не так.

– Хочешь, давай переберемся в другую гостиницу? Благо их в центре хоть пруд пруди, – предложил Игорь Николаевич жене.

– Нет, – та покачала головой. – Ты же знаешь, она меня всегда почему-то манила.

Подошел официант, и супруги, заказав еще по чашечке кофе, перевели разговор на другую тему.

Начало смеркаться, когда чета Зятиковых вернулась в отель. Завтра с раннего утра они решили продолжить путешествие, поэтому надо было хорошенько выспаться.

В вестибюле две молодые польки что-то весело обсуждали. Девочке лет трех, видимо, надоело стоять на одном месте, и она направилась в сторону малыша, который стоял в центре холла и что-то внимательно рассматривал на мозаичном полу, заложив по-взрослому руки за спину. Девчушка, само добродушие, ласково дотронулась до его плеча.

Мальчик развернулся и с такой силой толкнул бедного ребенка, что девочка, упав на попку, скользнула по полу и уперлась в ноги матери, не успев испугаться и расплакаться.

Другая женщина подлетела к мальчугану и стала его неистово колошматить, грозя ему невиданными карами Божьего гнева.

И каково было удивление Нины Ивановны, которая уже с жалостью стала воспринимать положение мальчугана, когда их глаза неожиданно встретились.

Взгляд его бесцветных глаз был не по-детски зол, а на лице не наблюдалось и тени раскаяния.

Уже в номере она поделилась наблюдениями с мужем.

– Вот удивительно, совсем же маленький, а уже так кровожадно зол! Просто бандит какой-то. Вот и не верь потом в переселение душ.

– Знаешь, я тоже «очкарикам» не верю по поводу их всевозможных научных изысканий. Вот возьми хотя бы шимпанзе. Приручают, приручают их, опыты всякие проводят, а они и другие их разновидности человеку одни фиги показывают, – авторитетно поддержал Игорь Николаевич, устраиваясь поудобней на пушистой перине.

Нина Ивановна повернулась на бок и закрыла глаза.

Муж смотрел на ноутбуке фильм, по-видимому, что-то смешное, потому что до женщины доходило периодически его хихиканье. Ей не спалось.

– Игорек, почитай, пожалуйста, ту книгу, совсем немножечко, – попросила она.

У них было заведено иногда читать в постели друг другу отрывки из книг.

Она услышала вздох и шуршание страниц. Игорь Николаевич открыл книгу.

«…Я ощутил резкий холод – более интенсивный и осязаемый, чем холод, исходящий от айсберга. Было ясно, что он порожден не страхом. Я продолжал смотреть, и мне показалось, что я различаю два глаза, глядящие на меня с высоты. Они то виделись ясно, то меркли, но из них (реальных или мнимых) струились, прорезая два бледно-голубых луча. Я попытался встать, но безуспешно. Казалось, какая-то непреодолимая сила приковала меня к месту. Чувство полного бессилия росло и сменилось наконец ужасом, который невозможно описать словами. Но во мне все еще сохранялась гордость, если не мужество, и я твердил себе: «Это невольный испуг, а не сознательный страх; если я не боюсь, то ничто не может причинить мне вред; мой разум все это опровергает, это иллюзия. Я не боюсь». Нечеловеческим усилием я сумел наконец протянуть руку к оружию, лежащему на столе. При этом я ощутил странный толчок в плечо, и моя рука повисла, как плеть. К моему вящему ужасу, пламя свечей начало бледнеть. Они не погасли, но, казалось, свет от них стал постепенно убывать. То же происходило и с огнем в камине: он мерк на глазах…». (2)

Сквозь веки женщина почувствовала, что погас свет.

– Нинок, представляешь, торшер потух, – донесся до нее удивленный голос супруга.

– Может, лампочки перегорели? – рационально заметила жена и открыла глаза.

Игорь Николаевич попытался встать, но желтоватый свет торшера опять озарил комнату.

Нина Ивановна взглянула в окно.

Легкий ветерок шевелил белые шелковые шторы, а свет полной серебристой луны иногда прерывали быстро бегущие по черному небу облака.

Ее лирическое наблюдение оборвала наступившая темнота во всем номере.

– Да что за ерунда какая-то?! Еще претендуют на отель пять звезд, – поднялся с постели Игорь Николаевич, намереваясь подойти к выключателю, как свет включился не только в комнате, но и в коридоре, и в душевой.

 Горели все светильники.

– Ну и что ты думаешь по этому поводу? – обратился супруг к Нине Ивановне.

Та повернулась на спину и, стараясь придать голосу большую зловещность, сказала:

– Слышишь, какая тишина? На этаже ни звука, по-видимому, вчерашних детей уже съели, теперь наша очередь.

– Нечего ерунду городить!

– Испугался-испугался, – засмеялась Зятикова. – Хотя, ты знаешь, мне как-то не по себе. Такое ощущение, что тебя чем-то обволакивает и погружает в непроницаемую манку.

Муж покосился на нее.

– Ты это серьезно?

– А какой резон мне тебя разыгрывать.

– Ладно, давай спать, а то сейчас договоримся до неведомо чего.

Игорь Николаевич убедился, хорошо ли закрыта дверь, и добросовестно выключил все световые приборы.

Как только он лег, свет снова вспыхнул во всем номере.

Почудилось легкое движение, ничего определенного, однако многим известно, как это бывает: неожиданно возникает легкое шевеление воздуха, какой-то сдвиг, и ты понимаешь, что рядом, внутри комнаты, кто-то есть, хотя этого кого-то пока не видно. Но может то дрогнула тень от предмета, где раньше все было неподвижно?

Муж и жена посмотрели друг на друга.

– Игореша, я боюсь, – прошептала Нина Ивановна.

– Тихо, – он приложил указательный палец к губам.

Женщина тоже прислушалась – в коридоре слышался стук каблучков. Шаги остановились напротив их двери, и раздался стук.

– Кто там? – срывающимся голосом крикнул Игорь Николаевич.

 За дверью никто не отвечал.

– Ну, сейчас я разберусь с местным сервисом! – надевая джинсы, гневно сказал мужчина.

—Не ходи! Никто больше не стучит. Вдруг нам все показалось?

И, как будто в насмешку над ее словами, стук в дверь повторился.

За дверью стояла женщина лет сорока, одетая в кожаные черные шорты и в черную безрукавку. Светлые волосы были собраны в высокий хвост. В руках, украшенных массивными серебряными браслетами, она держала поднос с двумя фужерами и бутылкой шампанского. Она обратилась на чистом русском:

– Я приношу глубокие извинения за столь позднее вторжение, но мы постояльцы отеля и хотим вас пригласить провести сегодняшний вечер с нами.

– Мадам, мы, конечно, признательны… – начал было Игорь Николаевич.

– Отказы не принимаются, – в глазах непрошеной гостьи вспыхнул и погас странный огонек.

«Ведьма» – промелькнуло в голове образованного туриста.

Нина Ивановна не любила, когда с ней говорили в подобном тоне.

– Даже если бы мы и захотели принять ваше столь любезное приглашение, нам понадобилось бы время собраться, – не менее надменным тоном заговорила Нина Ивановна, – но… – взглянув в лицо гости, оказавшейся удивительным образом уже посреди комнаты, она осекалась.

– Гости ожидают вашего появления на нашей дискотеке в большом нетерпении. Мы все очень, очень просим.

– Но чемоданы уложены, и у нас нет ничего презентабельного из одежды, – решил хоть таким образом отклонить приглашение Игорь Николаевич.

– Вы можете прийти хоть в пижаме, доктор, – заметила гостья. – Ваш статус от этого не уменьшится.

Незнакомка вышла их номера, предоставив чете Зятиковых привести себя в порядок.

– А в честь чего она тебя доктором назвала? – поправляя волосы, спросила жена у Игоря Николаевича.

– Да это я сдуру в анкете указал, что я доктор экономических наук. А что, ты хочешь возразить что-либо по этому вопросу?

– Ну-ну, – ее глаза в отражении зеркала строго посмотрели на мужа. Она еще раз внимательно посмотрела на свое отражение и вдруг заявила:

– А знаешь, я никуда не пойду, – и Нина Ивановна демонстративно улеглась на кровать поверх одеяла. – Это еще что такое?! Я за свои собственные деньги должна идти на поводу неведомо кого? У них свои заботы, у меня – свои.

– А что с выпивкой делать? – спросил Игорь Николаевич.

– Выставь за дверь. Тем более что я шампанское не люблю, а у тебя от него изжога.

– Логично, – усмехнулся мужчина и, взяв поднос, приоткрыл дверь и поставил угощение на пол в коридоре.

 Все заняло буквально минуту, но Игорь Николаевич в душе был очень доволен, что уже находится в комнате под защитой огромной дубовой двери.

– И кто бы там ни ломился – не открывай. А если что, вызовем полицию.

– Свет выключать? – поинтересовался мужчина.

– Естественно.

Супруги наконец улеглись, и Нина Ивановна прижалась к мужу.

– Игореша, тебе не холодно?

– Нет. Может, окно закрыть?

– Не надо. Это, по-видимому, оттого что здание старое, стены толстущие, не успевают за день прогреться. Вот и кажется, что сыро и холодно.

Обнявшись и пригревшись, муж и жена уже стали погружаться в дрему, как резкий щелчок вмиг разрушил сладкое спокойствие.

Большое зеркало, висевшее напротив кровати, горело, как экран телевизора, только не светло-серым, а ровным зеленым светом, и казалось, что еще мгновение – и оттуда вылезет крюкастая рука и схватит вас за шею.

Прозвучал еще щелчок – и все потухло. В комнате было тихо, только слышалось прерывистое дыхание путешественников.

– Что это? – прошептала Нина Николаевна.

– Может, гроза идет, вот и шаровая молния залетела.

– А мне кажется, что в нашей комнате находится зло. Я где-то читала, что в очень старых домах сохраняется энергетика людей, живших когда-то, но убитых или замученных. Зло концентрируется в определенном месте, и как только кто-то попадает в эту зону зла, то сразу начинают происходить странные вещи.

Где-то недалеко зазвучал детский смех, который быстро перешел в отчаянный плач. Ребенок плакал надрывно, и детские страдания вызывали раздражение в отношении неумех родителей, да и чего греха таить – и в отношении горемыки.

– Интересно, сколько это времени, что ребенок еще не спит? – не выдержала Нина Ивановна. Она поднесла телефон к глазам.

– О, боже мой, только начало первого, а мне казалось, что уже третий час. У меня на голове волосы шевелятся от страха. Может, ну его, этот отдых? Пойдем в машину?

– Нинок, надо бы постараться заснуть, особенно тебе. Ну куда мы сейчас поедем на ночь глядя?

– Да, я понимаю, но что я могу поделать? Одна небывальщина сменяется другой, жуть берет.

И, как бы в подтверждение слов женщины, в комнате зазвучала музыка, если исходящие звуки можно было отнести к таковой. Казалось, что играют на варгане (3). Металлический холодный звук струны звучал монотонно, на одной ноте.

– Что и требовалось доказать! – воскликнула Нина Ивановна. – Спи – не хочу!

Зеркало опять стало светиться, и зеленый ореол его все расширялся и расширялся. Лучи его стали доходить до кровати, на которой возлежали наши изумленные путешественники.

И вдруг на зеленом стекле высветился контур лица. Оно увеличивалось и становилось все больше и больше.

 И каково же было удивление женщины, когда в нем она узнала черты маленького злобного сорванца из вестибюля.

Лицо приняло положение анфас, и мальчик открыл глаза и в упор уставился на Игоря Николаевича.

– Доктор, помогите мне, верните меня туда, куда не пускает меня маленькое тело ребенка.

– Я не врач, – стараясь придать голосу спокойствие, ответил Игорь Николаевич.

– Мне сказали, что вы врач.

– Тот, кто вам это сказал, – форменный дурак, не умеющий дочитывать информацию до конца. И даже если бы я был врачом, то позвольте поинтересоваться, милейший, как бы я освободил вашу душу из бренного тела?! – вскричал мужчина. – Даже профан без всякого медицинского образования знает, что сие невозможно!

Игоря Николаевича всего трясло и, по-видимому, от страха, он стал использовать старинные обороты. Тут и не так заговоришь, когда почти два часа мерещатся всякие пакости!

– А вам ничего особенного делать не придется, – лицо усмехнулось. – Всего единственный разрез вдоль тела.

– Не буду я никого и ничего резать. Я за границей, в конце концов, а вы, подданный другой страны, склоняете меня чуть ли не к убийству.

Юный кровопийца засмеялся.

– Мы все равны в этом мире. Если не перед одним повелителем и властелином, так перед другим. Вы не приняли приглашения, и поэтому мы сейчас придем к вам.

Зеленое мерцание исчезло, и комната погрузилась в темноту, так как лунный и звездный свет закрыли темные облака.

Супруги вскочили с кровати.

– Все, собирайся, уходим как можно быстрей. Или у них в гостинице в моде розыгрыши, или мы съели что-то галлюциногенное! – срывающимся голосом вскричала Нина Ивановна. – А вдруг они уже идут сюда? Как мы выберемся отсюда? – глаза ее расширились от страха.

И Нина Ивановна подбежала к окну и ловко закрыла все створки.

Потом взяла косметичку и достала из нее два футляра с французской помадой.

– Возьми, Игореша, – протянула она один из тюбиков, – и начерти во всю высоту двери крест. А я на стеклах нарисую. Чем больше, тем лучше.

Игорь Николаевич беспрекословно подчинился. Он ничего не мог думать в этот момент, так как голова стала невыносимо болеть. Подставив стул к двери, он стал выводить что-то наподобие креста, тем же самым занималась и Нина Ивановна на противоположной стороне комнаты.

 – Чем больше, тем лучше, – довольным голосом повторяла женщина.

– Игорь, ты закончил? Давай иди ко мне, отодвинем кровать и нарисуем круг вокруг нее.

Муж и здесь не стал возражать. Когда в ход идет дорогая французская парфюмерия, с женщиной спорить бесполезно.

Наконец супруги Зятиковы потушили свет и легли в постель, предусмотрительно оставив зажженным большой торшер и свет в коридоре.

– На, – Нина Николаевна протянула мужу какую-то маленькую розовую капсулу, в другой руке она держала стакан с водой.

– Что, успела вступить в заговор? Травишь родного человека?

– Не говори ерунды. Я решила, что нам надо выпить снотворное. А потом сонных пусть куда хотят туда и тащат, все равно ничего не почувствуем.

– Да, в том, что не почувствуем, в этом ты права. Хотя шутки в сторону: с нашими веселыми хозяевами вряд ли удастся хоть немного отдохнуть, – согласился Игорь Николаевич.

Они обнялись и укрылись с головой одеялом.

Через некоторое время словно ветерок прошелся по комнате, и как будто зашуршали опавшие листья или листы газеты, которые переворачивали из стороны в сторону. Потом у них над головами послышался разговор, но так тихо, что слов невозможно было разобрать.

В коридоре кто-то пробежал сначала в одну сторону, затем через некоторое время возвратился обратно и около их номера остановился. И вдруг в тишине опять послышался плач ребенка. Поначалу плакали очень жалостливо, затем стали прослушиваться нотки гнева и нетерпения, но неожиданно все звуки смолкли. И в звенящей тишине раздался нечеловеческий крик, крик глубокого отчаяния и невыносимой тоски.

– Спасите, помогите, спасите, помогите, – зашелестело над головами прижимавшихся друг к другу бедных постояльцев гостиницы.

И зазвучала музыка. Нежные мелодии скрипок сопровождало мягкое арпеджио арф. Музыка была невыносимо прекрасна, а сердца четы Зятиковых наполнялись черной тоской, и опять стало тихо-тихо.

Они уснули.

Ранним утром, когда Игорь Николаевич отдавал ключи от номера, он поинтересовался у администратора:

– А в котором часу у вас начинается дискотека?

– Пан что-то напутал. У нас приличный отель, – удивленно вскинула брови молоденькая девушка. – Единственная наша оплошность, что принимающий вас администратор забыла предупредить, что у нас идет небольшой ремонт. В некоторых номерах обновляются полы. Но запах лака не мог же вас сильно потревожить? А в остальном мы никому не позволим нарушать покой наших постояльцев.

– Я так и думал, – улыбнулся Зятиков. – Счастливо оставаться.

Супруги вышли из гостиницы и направились к стоянке автомобилей, которая находилась во внутреннем дворе комплекса.

Запустив мотор, Нина Ивановна обратила внимание, что все показатели на панели управления показывают неправильные данные.

– Смотри-ка ты! – присвистнул Игорь Николаевич. – Вся электроника сбилась. Наверное, кто-то бродил рядом с машиной.

Он вылез из машины и начал обходить ее, пытаясь обнаружить какие-либо признаки ее взлома. Оказавшись перед капотом, мужчина наклонился и стал что-то рассматривать на земле, и в этот момент Нина Ивановна нажала на звуковой сигнал.

В утренней неге резкий звук автомобильного гудка походил на рев сирены. Женщина сама оторопела от такого эффекта.

Никогда Нина Ивановна не видела своего благоверного таким злым.

– Сумасшедшая! Ты что, очумела? Куда жмешь?! Вот уж посади бабу за руль! – кричал он.

Несмотря на то, что женщина чувствовала неловкость, она возмутилась:

– Ты что себе позволяешь?

– Нет, поглядите на нее! Вместо того, чтобы извиниться, она еще делает обиженное лицо! Ты что, не понимаешь, что могла оставить мужа инвалидом?!

– Прости, я не знала, что может получиться такой эффект.

– А что вы, женщины, знаете? Только рулить можете.

Муж сел рядом, и воцарилась тишина.

– Просто все восстановилось, а я и кричала, и стучала по стеклу. Но ты был так увлечен осмотром, что ни на что не реагировал, – придав голосу как можно больше виноватых ноток, сказала Нина Ивановна.

– Ладно, поехали, – буркнул Игорь Николаевич.

Служащий стоянки поднял шлагбаум и, улыбаясь, помахал им на прощание рукой.

«Смеется, наверное, над нами, – подумала Нина Ивановна. – Наблюдал же за ситуацией».

 Но все, что случилось ранее и сейчас, уже не имело никого значения. Под колесами машины бежала серая лента асфальта, а впереди Зятиковых ждала, как и всех путешественников, возвращающихся домой, работа, заботы и воспоминания…

Прошло два года, и вот на пути возвращения из очередного путешествия они заметили, как вдали показался замок, у подножья которого теснились разноцветные дома под красными крышами. Зятиковы въезжали в очаровательный N.

Не говоря ни слова, Нина Ивановна залихватски развернулась и остановилась неподалеку от «страшного» отеля.

– Захотелось пощекотать нервишки? – поинтересовался супруг.

– А тебе? – вопросом на вопрос ответила Нина Ивановна.

– Да мне-то что? Помирать все равно когда-то надо, так уж лучше на королевской кровати в компании чудиков.

Увы, в этот раз все было по-другому. Никто их до номера не сопровождал, так как внизу толпилась большая группа вновь прибывших постояльцев, а просто быстро сунули ключ в руки и переключили внимание на других многочисленных гостей.

Лифт остановился на втором этаже, и путешественники вышли.

Пахло дезинфекцией и старой пылью. Исчезло былое величие. Ковры протерлись, штукатурка в некоторых местах покрылась пятнами, а великолепные канделябры горели через один.

Ночью их никто не потревожил. Только под окнами до самого утра горланили молодые люди, тронувшие сердца Зятиковых исполнением на ломаном русском языке песни «Яблоки на снегу».

Зло растворилось. То ли не выдержало запаха краски, то ли новые обои на стенах пришлись ему не по душе…

 

Примечания:

1. Крепость Геок-Теле Ахал, – подразумевается военная экспедиция российской армии по покорению племен текинцев, живших в Туркмении, проведенная в 1880–1881 годах.

2. Эльдар Бульвер-Литтон «Лицом к лицу с призраками» (СПб: Изд. группа «Азбука–Аттикус», 2010).

3. Варган – музыкальный инструмент, распространен по всему миру, имеет множество модификаций и более сорока различных наименований. Вибрации варгана могут вызвать состояние легкого контролируемого транса.