Журнал «Кольцо А» № 134
Анна МАРКИНА
Родилась в 1989 г. Окончила Литературный институт им. Горького. Публикации стихов и прозы - в «Дружбе Народов», «Prosodia», «Юности», «Кольце А» и др. Автор книги стихов «Кисточка из пони» (М., 2016) и повести «Сиррекот, или Зефировая Гора» (М., 2019). Финалист Григорьевской премии, Волошинского конкурса, премии «Нонконформизм» и др. Член арт-группы #белкавкедах.
ЛЕЧУ ДОМОЙ
* * *
Молоко мое кислое, будущий сыр,
будет день – и тебя примостят на весы,
скажут – ты привозной, скажут – ты пармезан,
в мышеловку давай полезай.
Но покуда минуло, скисай до поры,
игнорируй цепочек дверных кандалы,
пусть гремят тут и там, пусть гремят тут и там,
это просто мерещится вам Мандельштам.
Просто галочка ты, на которую – сто
обезличенных ластиков в серых пальто.
Просто бабочка… крыльев, где крыльев концы?
Вся страна на фундаменте чьей-то пыльцы.
Тихо-тихо! А завтра что? Тихо! А то…
Продолжаем глядеть в ледяное ничто.
ЧУЖОЙ
Октябрь падал, будто подожженный.
И на его крыле у МФЦ
Я встретилась с подобием Чужого.
Речь об отце.
Он был заточен, словно ножик острый,
Под стычки: там поранить, тут пролезть.
Нас разделял бескислородный космос
уже лет шесть.
Отец был глух в прямом и переносном…
Как будто в криогенный сон залег
И мчался, замороженный, сквозь космос,
Так был далек.
Луна не понимает сути люстры.
Как за щитом, скрываются вдвоем
За тишиной.
– У нас проблемы, Хьюстон,
Прием, прием.
За два часа бумажного улова,
Пока решались мелкие дела,
Он не сказал мне, кажется, ни слова,
Хоть я ждала
По крайней мере робкой установки
Сигнала, совпадения полей.
Оставь надежду, всякий, на стыковку
Двух кораблей.
Один, среди железа и безмолвия,
Набрав с собой припасов боевых,
Отец все отдаляется за молнии
лет световых.
Но слышу через ночь десятым чувством
Что все же, пыл утратив боевой,
Чужой передает:
– Вас понял, Хьюстон.
Лечу домой.
* * *
Берег. Ты помнишь его через март?
Снова рыбак не дождался улова.
Так не случаются люди и слово,
ждешь, очень ждешь, а не можешь поймать.
Ворох инструкций. Известен рецепт:
как в жестяной подготовленной банке
законсервировать рыбку-бананку,
сколько томится меланоцет.
Но не везет моему рыбаку,
из глубины, из волнения зыбкого
он достает кожуру вместо рыбки,
перегоревшую лам-поч-ку.
Серое море. Вычерпан цвет.
Вечность и белые швы наизнанку.
Что ж ты не ловишься, рыбка-бананка?
Что ж ты не светишь мне, меланоцет?
* * *
Когда-нибудь мудрости около
В высоком прозрении чувств
На лифте из теплого облака
Я снова на первый спущусь.
Как будто покинула прачечную,
Где стрекот стиралок замолк,
Сказать, что по счету уплачено,
Что людям прощается долг,
Что в чистое, круглое, вечное
Успеют меня пригласить,
Поэтому жизнь ипотечную
Помедленней лучше гасить.
ЛЕТО
А. Г.
Дежурила в тени фаланга рюмок.
И горний мир просвечивал слегка
Сквозь тронутые чёрным шевелюры
Уже немолодого ивняка.
Стреляли мелочь, сбившись у пекарни,
Как будто прорастая от окна,
Широкие раскидистые парни.
(А если просторечно, то - шпана.)
И от себя само скучало слово
Газеты, напечатанной затем,
Чтоб вскормленный бездействием обломов
Заснул на продырявленной тахте.
Гудели провода под небом гжельным.
Тогда все обращалось так с тобой,
Как если бы готовило к сражению,
Но день за днем откладывало бой.
Травой тянуло с запада сожженой.
Ах, кто бы знал, как выжжет наповал...
Кислил николивановский крыжовник.
А рядом человечек созревал.
УДАВ
Удав повзрослел и почуял ненужность –
он только и мог, что свернуться в окружность,
но это уменье не нужно и даром.
Какое несчастье родиться удавом!
Однако, слониха (он был с ней знаком)
ему предложила служить пояском:
Свернешься в окружность на талии дамы
в Париже так только и носят удавов.
Удав согласился. А что еще делать?
Его так хотя бы как пояс наденут.
Но за год удав подурнел и иссох.
Какой из него, черт возьми, поясок?
Он личность! Не пояс там или браслет,
да ведь у слонихи и талии нет!
И вот наш удав взбунтовался:
– Отбой.
Какое же счастье быть просто собой!