Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 134




Foto 1

Александр ПЕРЕВЕРЗИН

Foto 1

 

Родился в 1974 г. в г.Рошаль Московской области. Окончил Московскую государственную академию химического машиностроения и сценарный факультет ВГИКа. Учился в Литинституте. Лауреат премии «Московский счет» (2009), Волошинской премии (2010), премии Союза писателей Москвы «Венец». Публиковался в журнале поэзии «Арион», «Новый мир», «Октябрь», «Prosodia» и других. Автор книги стихов «Документальное кино» (2009). Главный редактор издательства «Воймега».  Живет в подмосковных Люберцах.

 

 

ДО ЧЕТВЁРТОГО КЛАССА

 

 

*  *  *

 

Дед всегда говорил маме:

не называй их нашими именами.

Как, – придёт время, – ты Кать и Алёш

пустишь под нож?

 

Какая Варька, какой Борька?

Называй Рябина, называй Зорька,

да хоть Ласточка, хоть Лебеда.

Но нашими – никогда.

 

Поэтому до четвёртого  класса

я дружил с Кувшинкой, любил Водокраса,

носил в стойло Эльфу сахар и мел,

а с людьми дружить не хотел.

 

 

*  *  *

 

По тропе над глубоким оврагом,

от церкви Предтечи, что наверху,

мы спускались осторожным шагом

с кладбища, где надгробья во мху.

 

Вдоль тропы тянулась сигнальная лента,

над обрывом качалась тополиная взвесь.

Мы остановились у информационного стенда

с надписью «Вы находитесь здесь».

 

Десятью минутами ранее,

проходя кладбищенский квест,

ты обратила внимание

на приставленный к дереву крест.

 

Прямоугольник латуни

на проволоке повис.

Ржавый крест мы зачем-то в траву воткнули

и спустились вниз.

 

Здесь Москва-река, голоса и лица,

здесь хохочет в компании жизнелюб,

а поодаль над мёртвой живая птица

раскрывает клюв.

 

Вы находитесь здесь.

Вот дорога к воротам,

водяная мельница, кассы, храм.

За реки неестественным поворотом

всё кончается.

Мы находимся там,

 

где деревья свисают черно́ и плотно,

собирая сумерки по частям,

и светящийся череп поочерёдно

примеряют к длинным своим костям.   

 

 

*  *  *

 

Всю ночь с дороги доносился страх:

то скорая, то скрип тяжёлых петель,

то пахло гарью и взвевался пепел

и оседал в разбуженных дворах.

 

Спускался человек с ж/д моста

и голуби его опережали.

Когда он исчезал за гаражами,

в Шатуре наступала пустота.

 

Ты говоришь: она неизлечима.

Но почему её нарушил крик?

Кого она не умирать учила

и кто её любимый ученик?

 

 

*  *  *

 

Прибегал чудак,

барабанил в дверь,

говорил: не так

ты живёшь, поверь.

 

У тебя вода

в ванной через край.

У меня беда!

Вай, вай, вай! Вай! вай!

 

Я в ответ ему:

нет воды, братан.

Он ушёл во тьму,

барабанит там.

 

 

СТИХИ ДЛЯ АННЫ

 

 

Утро

 

                                        Анне

 

Чтобы ты не пугалась грозы,

в дождь тебя мы к себе переносим.

За бетонной стеной бьют часы:

семь? а, может быть, восемь?

 

Твой отец, на ладонь опершись,

получивший всё это даром, –

тигра, зеркальце и вторую жизнь, –

отсчитает удар за ударом.

 

Всё сильней у тебя под ногой

никуда выгибается плёнка.

Ты проснёшься, прижмёшься щекой.

Я тебя усажу на ягнёнка.  

 

Мы поедем, где му и где бе, –   

в беспорядок вчерашний. 

Там в квадратном окне будет виден тебе

кран подъёмный и страшный.   

 

 

*  *  *

 

Поссорившись с Салакой,

уже который год

Собака-ковыляка

печальная живёт.

 

Спокойна, молчалива,

бесчувственна к котам.

С утра бежит к заливу

и ковыляет там,

 

где плавает Салака,

холодная, как лёд.

Собака-ковыляка

вдоль берега бредёт

 

и ждёт, когда Салака

ей прокричит: привет,

Собака-ковыляка,

пойдём скорей в буфет!

 

Закажем морс и смузи,

бисквит и крем-брюле,

развалимся на пузе,

ты – прямо на земле,

 

а я – на камне в море,

сыграем в города,

о нашей глупой ссоре

забудем навсегда!

 

 

*  *  *

 

Две куклы, с кошками журнал,

часы, тетрадь для нот, –

я долго-долго покупал,

ведь завтра Новый год.

 

Я спрашивал у продавщиц

и у случайных лиц:

а есть ли Новый год у птиц,

у галок, у синиц?

 

Огрызок схватят второпях,

от радости крича,

потом пируют на ветвях,

про новый год молча.

 

Хотел бы птицей стать такой,

летая без помех

всю жизнь над Яузой-рекой

и каркая на всех!

 

 

*  *  *

 

Если выйти на балкон и смотреть на Люберцы,

можно разглядеть внизу две большие пуговицы.

 

Красная и чёрная!

Кто их обронил?

Может быть, учёные

ездили на Нил,

там нашли две пуговицы,

привезли их в Люберцы?

 

И когда их в наш музей

нёс профессор-ротозей, –

засмотрелся, замечтался,

поскользнулся, распластался!

 

Потерялась красная!

потерялась чёрная!

И теперь учёные

ходят огорчённые.

 

А в музее Люберец

не хватает пуговиц.

 

 

*  *  *

 

С зелёными боками,

сквозь жёлтые огни,

две лошади скакали

по улице одни.

 

Две лошади скакали,

покинув детский сад,

крутились их педали

вперед, затем назад.

 

Зачем они скакали

и двигались куда,

то по горизонтали,

то по диагонали,

в какие города?

 

Какой мечтой гонимы?

Хотел узнать Андрей

и побежал за ними,

но лошади быстрей.