Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы  

Журнал «Кольцо А» № 133




Алла ВОЙСКАЯ

Foto 1

 

Литературный псевдоним. Родилась в Москве. Студентка Литературного института им. Горького. Пишет прозу и литературную критику. Публиковалась в журналах «Юность», «Кольцо А», «Формаслов», «Лиterraтура», а также в газете «Литературная Россия». Лауреатка премии «Русское слово» (2017), финалистка премии «_Литблог» (2019). Ведет литературно-критический проект «СКАЛА». Участница Совещания молодых писателей СП Москвы (2019).

 

 

«ЛЮБИМОВКА»: МАТЕРИ И ОТЦЫ

 

В минувшем году фестивалю молодой драматургии «Любимовка» исполнилось 30 лет. За это время «Любимовка» успела выпустить целую когорту успешных драматургов – Иван Вырыпаев, Елена Исаева, Евгений Гришковец и многие другие, чьи пьесы идут в ведущих театрах страны.

Когда прошли последние читки, когда давным-давно подведены все итоги и уже начался отбор пьес на «Любимовку 2020», время вернуться к пьесам, прозвучавшим со сцены «8/3» в юбилейный год фестиваля.

Из-за установки организаторов на поиск остросоциальных текстов может показаться, что зачастую пьесы выбираются из-за своей тенденциозности, в ущерб качеству, поэтому программа «Любимовки» – это своеобразная лотерея: тема может быть хоть сто раз актуальна, но сама читка навеет одну лишь скуку… Но все же хотелось бы посмотреть на более удачные примеры пьес фестиваля, которые не только встраиваются в общественно-политическую повестку, но и несут в себе сильный эмоциональный заряд и вводят зрителя (или же читателя) в пресловутое состояние «катарсиса».

«Глина», пьеса эмбриолога Екатерины Бронниковой, посвящена теме ЭКО.

Сама Екатерина во время обсуждения читки рассказала о том, что черпала свой материал из многочисленных форумов в Интернете, поэтому текст по своей сути полифоничен – это гул голосов. Автор не только дает слово женщинам, рассказывающим о своем неудачном опыте ЭКО, но и представляет нам галерею адептов квазинауки, для которых плод – «богобоязненное создание». И обе эти композиционные части кажутся несколько растянутыми.

Все же не соглашусь с Толстым, писавшим о том, что «каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Пьеса Бронниковой лишний раз доказывает, что беда унифицирует. На форумах женщины делятся тем, как они делали тесты на беременность, как видели там единственную злополучную полоску – у всех одно и то же: и механизм процедуры, и симптоматика, и эмоции. Пьеса воспроизводит реплики порой дословно, со всеми нестыковками прямой «сетевой» речи.

 

«Crygirl: я на не выдержала, пошла ночью тайком тест мочить. Что удивительно, 8 дней все полные ощущения вплоть до токсикоза были, а на утро я проснулась и вдруг поняла, что нет ничего, ни одно ощущения. Грудь спала и стала безболезненной, тошнота, головокружения, все ощущения в животе – все-все прошло, как отрезало. Мне так страшно стало, аж хоть вой».

 

За женщинами вступают эзотерики, хироманты и сторонники духовных практик, которые яростно рекламируют свои тренинги и группы «Вконтакте», а после – православные активисты, хватающиеся за голову и рассказывающие, что экстракорпоральное оплодотворение – это «от бесов». Позиция противников ЭКО в пьесе сводится к тому, что они находят экстракорпоральное оплодотворение противоестественным, недопустимым и придумывают для этого комичные оправдания. Но не важно: советуют ли они идти в церковь или на вебинар по открытию чакр – первый раз смешно, а в последующие уже клонит в сон.

 

Регина: Оплодотворенная яйцеклетка – это человек. Минет – это акт каннибализма. Аборт – это убийство. Эякуляция в презерватив – это массовое убийство.

 

 Но вдруг среди этого белого шума, однотипных историй и Интернет-мемов возникает образ женщины, которой все же удалось забеременеть с помощью ЭКО. Она так же, как и ее товарки по несчастью, рассказывает про бесконечные анализы, УЗИ и дурацкие приметы с полосатыми носками. Но в ее незамысловатом рассказе так много света, что понимаешь: именно поэтому бездетные пары отдают тысячи долларов или берут кредиты, что в этом «противоестественном акте» для кого-то настоящий ключ к счастью.

«Глина» Екатерины Бронниковой– это смелый эксперимент в рамках жанра документального театра. С одной стороны, эта пьеса похожа на безоценочную журналистскую статью, где автор доносит свои смыслы не через героев, а через расставленные особым образом акценты, но с другой, в ней явственно слышен крик женщин, желающих материнства, который в конце полностью обезличивается и рассыпается на отдельные фразы:

 

Почему? Почему алкаши всякие рожают без конца, а я?

 

Почему?

 

За что?

 

Только не одна полоска, умоляю.

 

«Activity: страх и трепет vol.1» Даниила Гурского в некоторой степени перекликается с текстом Екатерины Бронниковой. Если «Глина» – это рассказ о женщинах, которые стремятся к материнству, то «Activity: страх и трепет» – история об отцовстве (и не только о нем).

Главный герой, Евген, отец «особенного мальчика» – его диагноз не сообщается прямо, но в тексте есть намеки на то, что у Феди синдром Дауна.

В России до сих пор сохраняется архаичное представление о том, что роль отца в воспитании ребенка чисто… зачинательная, а уже дальше идет: «Мама – первое слово, мама – главное слово». Поэтому фокусировка на отце, рассказ о ребенке от лица мужчины – это уже определенная проблематизация.

Даниил Гурской выбрал для своей пьесы очень необычную форму – он обозначил ее как: «настольную игру для театральной компании». Вначале непонятно, зачем эти правила, игровое поле. Но позже приходит осознание, что воспитание ребенка с синдромом Дауна: ехидные советы знакомых и родственников, беспечность воспитателей, равнодушие врачей – это квест, где ты постоянно находишься на грани вылета. То же самое касается и судебного приговора по делу об убийстве, звучащего во вступительной части, – только ближе к концу понимаешь, что все здесь неслучайно и ружье рано или поздно выстрелит.

Ребенок-даун – это груз, это камень Сизифа. Он не понимает, что нужно просто снять с плеч рюкзак и положить его на ленту, чтобы пройти досмотр в аэропорту, любая просьба или ремарка в его устах становится нечленораздельной кашей, которую могут расшифровать разве что его родители. Особенно это заметно на фоне младшей дочери Евгена Полины – абсолютной здоровой девочки, которая быстро обгоняет своего брата в развитии.

Мы видим живой фон, контекст, в котором живет Евген: смс от босса, всплывающая реклама, сообщения от «Сбербанка» и оповещения от «Duolingo» – это бесконечно раздражающий информационный поток, болото, которое заволакивает все вокруг.

И не удивительно, что в сюжет периодически вклиниваются карточки с библейскими и мифологическими образами – Авраам и Исаак (само название «страх и трепет» уже отсылает к Кьеркегору), Агамемнон, приносящей в жертву богам дочь Ифигению, Медея, расправляющаяся со своими детьми. Героя посещают невольные мысли о детоубийстве, пусть они и существуют где-то на периферии его сознания в виде карточек для настольной игры.

Но он понимает, что ядро его проблем не в этом ребенке, чей изъян в «неправильно» подобравшихся хромосомах, – к будущему преступлению Евгена толкает сама среда. Одна из самых ярких сцен разыгрывается, когда герой приходит забрать сына после новогоднего утренника в саду. Воспитательница благодарит его за то, что Евген нашел для них Деда Мороза. Но в ходе разговора с воспитательницей, он выясняет, что его сына Федю увели с утренника и заперли в другой комнате, чтобы он не шалил и не мешал другим детям. Евген не понимает, как… как же так вышло, что он сделал все для того, чтобы устроить праздник для своего ребенка, которого туда даже не пустили.

 

Евген: В смысле увести?

 

Воспитательница: Ну, он стал скандалить, кричать, он же непослушный.

 

Неизвестная: Да, да, вообще...

 

Смартфон в кармане продолжает набирать сообщение.

 

Смартфон: Др па Джо чсожэжимадрпожэжопмьюдлбюьт...

Виктория, стоматологический детский центр: С новым годом! Скидки на пломбы до 30% только в праздничные дни!

Лабиринт: Десять романов на праздники и вот еще что:

Смартфон: ...Ь щпщпдпжрдрдрбьаадьзм:{ьзтьзьз

 

Евген: Вы его увели с праздника?

 

Воспитательница: Да, он же сами знаете какой, как забегал. Смеётся, никого не слушает, а у нас программа же…

 

Евген: Вы его одного в группе заперли, что ли, когда все играли?

 

Воспитательница: Нет-нет, что вы, с ним нянечка была... Вы не переживайте, он же даже не понял, он там остался, играл, даже не плакал... А заведующей понравилось.

 

В качестве одной из карточек выступает подборка видеороликов, где Владимир Путин целует детей. Как это иронично и горько, ведь Путин целует одних детей, в то время как другие остаются «непоцелованными».

Автор так и не расскажет нам, что произошло, кого убил Евген, но это и не важно, ведь это преступление – сугубо символическое. Это акт отчаяния, акт агрессии и сопротивления – как выстрел Гаврилы Принципа. Даниил Гурской постепенно ведет нас к этому взрыву через ряд сильных, но страшных эпизодов – и под конец мы готовы вынести герою оправдательный приговор, что бы он ни совершил.

Как много слов сказано о «щедрой русской душе», об общинной традиции в России, но на деле герои и «Глины», и «Activity: страх и трепет vol.1» сталкиваются с полным безразличием окружающих (а также, важно заметить, государственных институтов) и слышат от них лишь упреки или «вредные» советы:

 

– Бить его надо! Меня в детстве, очень хорошо помню, когда истерика была, отец так поднял!..

 

Именно поэтому в обеих пьесах так важен шум, информационный гул. Это формирует ощущение бездушной или даже агрессивной среды. И какой же разительный контраст она составляет с подспудным образом ребенка – как чуда у Бронниковой и как хрупкого несовершенного существа, которое так хочется защитить, у Гурского.

 



Кольцо А
Главная |  О союзе |  Руководство |  Персоналии |  Новости |  Кольцо А |  Молодым авторам |  Открытая трибуна |  Визитная карточка |  Наши книги |  Премии |  Приемная комиссия |  Контакты
Яндекс.Метрика