Павел КОШЕЛЕВ

 

Родился в 1997 году в г. Северодвинске (Архангельская обл.). Учился в Рязанском радиотехническом университете, сейчас – во ВГИКе, на сценарном факультете. Участник Зимней школы поэтов 2018 (семинар Дмитрия Данилова и Инги Кузнецовой). Публиковался в журнале «Новая Юность», на сайте «polutona». Участник семинара прозы Совещания молодых писателей СП Москвы (2019). Живет в Москве.

 

 

ПРИЁМЧИКИ И ПОДСЕЧКИ

Рассказ

 

– Эй, иди сюда!

Внутри все вздымается, как будто сердце – подросток, подпрыгнувший в лифте за секунду до нужного этажа. Меня заметили. Главное – не сделать хуже. Убегать нельзя. Плакать нельзя. Смотреть в глаза нельзя. Перекидываю тяжелый ранец через забор, и с неожиданной легкостью перепрыгиваю сам. Территория заброшенного детского сада. Выбитые окна, голубые облупленные веранды, шприцы, бутылочные осколки, он. У него спортивный костюм, короткая стрижка и низкое волокнистое небо над головой. Рюкзака на нем нет. В школу он заходит редко, а когда заходит – приносит с собой только огрызок карандаша. Для рисования гигантских херов на партах этого хватает. У него оттопыренные уши и конские зубы. Его левый глаз – хитрый, а правый – подлый. Когда видишь такую рожу – невольно готовишься к тому, что тебе вот-вот расскажут что-то новое, гадкое и обязательно про секс. Кстати, ходит слух, что сексом он уже занимался. Якобы пока мамы не было дома – привел к себе слабоумную Яну из спецкласса, включил младшему брату мультик про Маугли, а сам в другой комнате целый час по-разному занимался. Но я не верю.

– Давай реще!

Можно ли вообще кому-то верить? Все врут. И взрослые тоже. В основном не специально, а из-за того, что сами ничего не понимают. Например, когда говорят, что никто никого не станет бить просто так. Может, у них, в Советском Союзе так было? Я вот ни разу не видел, чтобы кто-то кого-то бил за дело. Мне кажется, что если бьют за что-то, то это никакое не избиение. Настоящее избиение – это когда бьют вопреки, ну или хотя бы просто так. Вот и он при первой нашей встрече не стал искать причины. Подошел и сообщил, что прямо сейчас начнет отрабатывать на мне свои «приемчики» и «подсечки». Отрабатывал он их долго и без азарта. Было скорее утомительно, чем больно. Когда ему самому надоело – он пафосно произнес: «Меня зовут Сева. И лучше не попадайся мне на глаза». «Как? Зева?» – машинально переспросил я. Стало действительно больно и нисколько не утомительно. Тогда я узнал, что Севе очень не нравится, когда его имя путают с маркой туалетной бумаги.

– Я тебе фокус покажу.

А Саню – моего лучшего друга – он трогать не стал. Мы тогда были вдвоем. Саню вообще никто не бьет. А еще его любят все девочки. Он говорит, что уже целовался в губы и даже трогал там. Я не знаю, можно ли этому верить, но на 14 февраля Лариса Витальевна открыла коробку с валентинками, и почти все были адресованы Сане. Он получил около ста валентинок. Это значит, что каждая девочка отправила сразу по несколько штук. Лариса Витальевна тогда ругалась и пыталась объяснить, что кроме своих чувств нужно хотя бы иногда думать о чем-то еще, например, о чувствах других людей. Девочки не понимали, смотрели на нее, как на долбанутую. Я еще представил себя на месте Санька и подумал, что мне было бы жутко неловко. А ему ничего, нормально – он сидел и смеялся. И когда Сева отрабатывал на мне приемчики и подсечки – он точно так же смеялся, только стоя. Ну а что ему еще было делать? Он ведь не виноват, что все его любят и никто не бьет. Он таким родился. Наверное, в Советском Союзе все люди были такими, как Саня, и поэтому никто никого не бил без причины. Вместо этого все целовались в губы и трогали друг у друга там.

– Давай ближе, не ссы.

А в конце, когда стало скорее больно, чем утомительно – Санек уже не смеялся. Когда все закончилось, он сказал, что нам нужно овладеть боевыми искусствами и отомстить. Как в фильмах про драки. Поэтому мы записались на секцию каратэ. Занятия проходили в малом спортивном зале по вечерам. Иногда было приятно валяться на синих гимнастических матах или катать по полу гантели, которые смешно воняли железом и рыбой. Но мы слишком быстро поняли, что все, чему обучает нас тренер – фуфло, которое проигрывает даже самому слабому из приемчиков Севы. Поняли и стали специально опаздывать на скучные разминки в начале занятий, а затем и прогуливать некоторые тренировки целиком. Тренеру это надоело, и он сказал, что не будет больше обучать нас боевым искусствам. Не очень-то и хотелось. Какой смысл обучаться у сенсея, которого мой злейший враг без всякого каратэ может на…ть в два счета?

– Да не ссы, говорю!

Почему я так уверен в этом? Да потому что избиение взрослых мужчин – его главная страсть. Хотя бы раз в неделю Сева напивается до демонического состояния, чтобы набраться смелости и вновь исполнить свой ритуал. Он находит самого крепкого на вид прохожего и затевает с ним драку, которая всегда переходит в избиение. Друзья в это время привычно стоят в стороне, курят, обсуждают соревнования по футболу. Они знают, что вмешиваться опасно. Добившись желаемого, Сева упивается самим фактом того, что ему – школьнику – удалось вырубить взрослого мужика. Он становится счастливым и умиротворенным. В эти ночные часы его не узнать. Он готов расцеловать весь город, но прохожие убегают от пьяного полубезумного старшеклассника, испачканного в крови. Под утро он – грязный, но просветленный – засыпает на полу своей прихожей с ангельской улыбкой. Кажется, что она уже никогда не сойдет с его лица, но, проснувшись, он ничего не помнит, и через неделю приходится повторять.

– Смотри!

В руке у Севы черная петарда, похожая на жирного таракана. Раньше мы с Саней каждый день закидывали такие в гулкие подъезды, унитазы и форточки. Раньше звуки взрывов служили спасительной партией ударных в лирическом аккомпанементе унылой жизни нашего города. Теперь это – большая редкость. Их запретили. Пацан из шестой школы играл в сифу и упал, но не просто упал, а упал на карман джинсов, который был до отказа набит петардами. Они разорвались со звуком, похожим на барабанную очередь и пулеметную дробь. Пока ехала скорая – пацан лежал на асфальте и кричал «мама», как раненный русский солдат, а из его кармана валил едкий дым с запахом пороха и горелого мяса. Пацана удалось спасти ценой его ноги, а также ценой барабанов небесного барабанщика, который после этого случая исчез из нашего города навсегда.

– Смотри, я сказал!

Сева поджигает фитиль. Я машинально бросаюсь в сторону, но цепкая жилистая рука держит меня за капюшон. Впервые за сегодня я решаюсь заглянуть Севе в глаза, и мне становится жутко. Если такие глаза называют стеклянными, то это – очень мутное стекло. Настолько мутное, что невозможно различить даже условные световые пятна сознания. Сева кладет зажженную петарду себе в рот. Я уже видел похожий трюк. Его часто показывает Саня. Только вместо петарды – спичка. Она гаснет от нехватки кислорода, и тогда Саня вынимает изо рта ее обугленный трупик, эффектно выпуская дым. Я понял. Видимо, в этом весь секрет так называемых крутых парней. Никто не станет уважать и тем более отправлять валентинки человеку, неспособному засунуть себе в рот огонь. Я как-то хотел попробовать, но не решился и не решусь. Я уже понял, кем на самом деле являюсь. Только вот что с этим пониманием делать – не представляю. Что с этим делать, а? У Севы таких вопросов не возникает. Особенно сейчас. Он динамично содрогается всем телом. С третьего раза ему удается проглотить.

– Тебе всегда будет слабО.

Слышен взрыв. Слышен тихо. Тише, чем обычно. Такого взрыва хватает, чтобы заставить черных птиц приподняться в небо, но недостаточно, чтобы хлесткое эхо побывало в соседнем квартале. Слышен взрыв. И на этом все. Я спешу домой. Меня тошнит. То ли от волнения, то ли от столовских оладий. Я сгибаюсь над первой попавшейся урной, но вместо блевотины из меня вырывается густое оранжевое пламя. Показалось? Неважно. Легче. Я спешу домой. Спешу к злым супергероям без ног и добрым книжкам без картинок. Мое сердце – подросток, бегущий с лифтом наперегонки.