Журнал «Кольцо А» № 133
Алена ЛОБЫНЦЕВА
Родилась в деревне Воробьёвка Курской области. Окончила Литинститут (семинар поэзии Е. Рейна). Живёт в Москве, работает в музее современного искусства «Гараж». Стихи публиковались в журнале «Изящная словесность» и некоторых альманахах. Лауреат премии им. А. Фета (Курск, 2018). В журнале «Кольцо А» публикуется впервые.
ПОСЫЛАЕШЬ ПРОСЬБУ КУДА-ТО ВВЫСЬ...
* * *
Склонилась яблоня под тяжестью плодов.
Сосед Сергей Василич Иванов
Несёт улов, не торопясь к обеду.
Два пескаря и снулый окушок.
Ему сегодня очень хорошо,
Не окушку, конечно, а соседу.
Ведь он-то, знамо дело, не дурак,
Ещё с утра успел сгонять в сельмаг
Тайком от добродетельной супруги.
Затем совсем расслабился, обмяк…
И, кажется, вот-вот на землю шмяк,
Но ангелы берут его под руки.
Для этих дел у них есть спецотряд.
И вот они с Василичем парят
Над кукурузным полем, над отарой
Овечек на ромашковых лугах
И, обгоняя легкокрылых птах,
Слегка гремят в пакете стеклотарой.
Василича на чём весь свет стоит
В три этажа супруга костерит:
«Скотина, прощелыга, прокошака!
Опять набрался, господи прости!»
С душистою малиною в горсти
Бежит внучок. И тявкает собака.
А с неба умиляется Господь,
Он всё уже давно продумал вплоть
До самой невесомой водомерки.
Нальются яблоки, размножится плотва,
Жена отыщет нежные слова
И вынет опохмел из шифоньерки.
ЭЛЕГИЯ
Жасмином, сеном и навозом
Здесь пахнет много лет подряд,
Руины бывшего колхоза
Святым Акрополем стоят.
Какие страсти тут кипели,
И шла борьба за урожай!
Чтобы держать в хорошем теле,
Телят гоняли за Можай.
За обсужденьем новой сводки
Надоев, вспаханных гектар
От самогонки и от водки
Душистый разлетался пар.
Висели на доске почета
Доярка, скотник, тракторист.
Имел магическое что-то
Тот красный ДСПшный лист.
Мы в детстве, как один, мечтали
На благо Родины своей,
Окончив школу при медали,
Начать работать поскорей,
И воровали кукурузу
С полей колхозных и горох.
Потом с секретным этим грузом
Домой бежали со всех ног.
Бывало, свесишь пяткив воду,
Сидишь себе, плюешь стручки –
Зелененькие пароходы
Плывут, друг другу трут бочки…
И вот уже сменились вехи,
Но время замедляет бег
Для каждого, кто не уехал
И тихо доживает век.
* * *
У Афанасия Фета со мною старые счёты
За то, что любила кататься в доме его по перилам
И на больших переменах мелодии подбирала
Из фильма «Элен и ребята», терзала его рояль.
А там, где растил он розы, сажала капусту и редьку
Вместе со всем своим классом на уроках сельхозтруда.
Школу давно закрыли, усадьбу вернули Фету,
Даже осла назвали Некрасов, как он хотел.
Мой одноклассник Серёжа работает там в конюшне,
Беспечных туристов катает в парке на этом осле.
На месте капусты и редьки снова растут розы,
Снова кружат над ними ласточки и стрижи.
Но я туда не приеду не потому, что счёты –
Говорят, нельзя возвращаться на место первой любви.
* * *
Уколовское кладбище весной
Пестрит ненастоящими цветами,
Приятно пахнет сдобой и сосной,
И сладковатым ладаном местами.
Наряден храм, как праздничный кулич,
И смотрится чудно и нереально
Тут бронзовый Чайковский Пётр Ильич
У входа на доске мемориальной.
Какая тут повсюду красота,
Не хуже, чем изображенья рая…
Здесь бабушка моя и тётя Рая,
А там свободно место у куста.
Порхает бабочка – два белых лепестка,
Луч золотит чугунную ограду,
Густые кучевые облака
Великим строем тянутся к закату,
А те, что плыли раньше, унесло
Туда, где звёзд холодных мириады
И нет уже ни рая и ни ада,
Ни радости, ни музыки, ни сло…
* * *
Вот девочка одна несёт щенка,
Слезами перепачкана щека,
Она его за килограмм халвы
Отбила у дворовой пацанвы.
Вот девушка – зелёные глаза,
Коса до пояса, она выходит за
Военного и едет с ним в Кизляр.
«Ах, мама, у меня в груди пожар!»
Вот женщина идёт с пустым ведром,
У ней подол топорщится колом.
Что под подолом замерло дитя,
Она узнает пару дней спустя.
Старушка, что на лавочке сидит,
Такой имеет затрапезный вид,
Она не помнит, как её зовут.
И только облака в глазах плывут.
Вот Васенька, несбывшийся сынок,
А рядом – это облако-щенок,
Большое – муж воздушный шлёт привет.
«Летите, милые, а я за вами вслед».
* * *
В январскую заснеженную ночь
В какой-нибудь обшарпанной больнице
Очередная человеческая дочь
От бремени Мария разрешится.
Младенец будет крепок и здоров,
Оглянется – какая скукотища:
Ни жаркого дыхания волов,
Ни губ ослиных, и как будто тыщи
Тягучих лет его никто не ждал,
Не сочинял стихов, не теплил свечек…
Ах, Сыне Божий, Сыне Человечий,
Поди, уж всех овечек растерял.
А утром рано-рано на рассвете
Несметных множеств избранные из
Звезду на небе дворники заметят
Махмуд, Абдурахмон, Абдулазис.
* * *
В туберкулезном диспансере
С утра опять прохода нет,
Толпится очередь у двери
Почти что в каждый кабинет.
Прижаться грудью к аппарату,
Стоять. Вдохнуть и не дышать.
Пока волна дойдёт куда-то
Туда, где теплится душа.
А после рассмотреть подробно
Обзорный снимок на просвет:
Изящно хрящики и рёбра
В единый склеены скелет,
Сплетают нежные ажуры
Пересечения ветвей,
И расплываются фигуры
Густых причудливых теней…
Но изумившись на мгновение,
Так ничего и не понять,
Вернуться снова в отделение,
Покорно очередь занять.
Листать цветные бюллетени
Про астму и туберкулёз,
Разглядывать, как на рентгене,
Мёж стёкол высохших стрекоз.
И, глядя на полоску света,
Пробившуюся через щель,
Молить, чтобы скорее эта
Остановилась канитель.
Но всё принять беспрекословно,
Не сетуя и не скорбя,
В руках Твоих горячих, словно
Изделье, чувствовать себя.
ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ АВГУСТА
Вот уже отец раскурил дымарь
Из трухляшек, щепочек и газет,
И бежит-торопится календарь
На исходе лета, а может, лет…
От того ли к мёду подмешан вкус
Молочайный, мятный, гречишный? Нет,
Объяснить-то толком и не берусь –
Расставаний что ли, простуд и бед.
Но густа, тягуча течёт струя,
Подставляй, хозяйка, свой медный таз!
Переливы сладкого янтаря
Освещают Первый, Медовый Спас.
А когда за чаем все собрались
На веранде в синий, вечерний час,
Посылаешь просьбу куда-то ввысь,
Чтоб еще не раз сохранил и спас.