Марк ВЕРХОВСКИЙ

 

Родился в 1940 г. в Симферополе. С началом войны семья эвакуировалась в г. Баку. Отец погиб в 1942 г., защищая Керчь. Окончил АзИИ по специальности инженер-электрик. Работал инженером в Управлении Капитального строительства Бакгорисполкома, главным механиком треста «Железобетон». В 1991 г. выехал с семьей на ПМЖ в Соединенные Штаты. Здесь начал писать очерки и публиковаться. Зарубежные публикации: в Нью-Йорке, Нью-Джерси, Миннесоте, Филадельфии, Чикаго, Праге, Тбилиси. Публикации в Баку: журнал «Литературный Азербайджан», газеты «Эхо», «Зеркало», «Неделя» и др. В 2008 г. в числе соавторов вошел с пятью очерками в альманах «Евреи в культуре и искусстве Азербайджана» под редакцией профессора Фараджа Караева. В 2009–2011 в содружестве коллектива авторов портала «Культура.аз» опубликован в альманахах «Разноцветие мысли» (1 и 2). Публикуется в Антологии Ассоциации «Луч». Книги: сборник «Былое» в двух книгах (2004, Нью-Йорк), миникнига «Мелодии Абшерона» (2010), «Бегом из прошлого в будущее» и «Публицистика от Марка Верховского» (2011, Баку), «Мираж Большого Каньона» и «Президент открывает Америку» (2013 – 2014, издательство «Ширваннешер»). Член Союза писателей Северной Америки с 2003 года, Союза журналистов Азербайджана с 2009 г. Обладатель Диплома «Почетный член Союза писателей Азербайджана». Финалист и лауреат ряда литературных конкурсов, лауреат премии «Гранат» Ассоциации деятелей культуры «Луч» за 2013 г.

 

 

ПРИШЕСТВИЕ БРАТЬЕВ НОБЕЛЬ

Очерк

 

Ничто не нарушало тишину покоя парижского кладбища Пер-Лашез, только недавно открытого для своих постоянных «обитателей».

У свежезасыпанной могилки в одиночестве сидел юноша. Уткнувшись лицом в ладони, он, как маленькое дитя, беззвучно плакал. Временами его руки механически нервно загребали насыпь земли, а затем вытирали распухшее от слез лицо, и потому оно все было перепачкано. Юноша никак не мог представить себе, что его Рози – его веселая и нежная Рози, находится под тяжелым грузом земли. И он уже никогда не услышит её милый смех, не посмотрит в её задорные чёрные как смоль, глаза, не погладит пушистые, пахнущие сеном волосы, не обнимет её гибкую стройную талию и даже не услышит сухой с надрывом кашель, доведший Рози до смерти. «Боже! Как быстро все это кончилось! Она же не хотела уходить от меня! Как я буду дальше жить?!»

Молчаливому и замкнутому по натуре парню трудно было знакомиться с девушками, развлекать их легкой пустой болтовней, флиртовать и делать подарки.

Мысли вернулись к их знакомству. Как он, шестнадцатилетний Альфред Нобель, путешествующий по Европе, приехав в Париж, встретил на Монмартре юную брюнетку из Прованса. Девушка интересовалась живописью, а молодой человек – поэзией, которой и увлек провинциалку. С тех пор он и застрял в Париже, оправдываясь изучением химии и физики в лаборатории знаменитого химика Жюля Пелуэя, занимавшегося исследованиями нефти и открывшего нитрилы. И вот сейчас – абсолютная пустота в мыслях. Горе гонит его прочь от тех мест, где они с возлюбленной были вместе. Жизнь кажется бесцельной и ненужной.

Альфред устремился в Америку, куда, собственно, убегают все молодые люди, потерявшие смысл жизни. И здесь его ожидала удивительная встреча с известным шведским инженером Джоном Эриксоном, который построил для предводителя северян в Гражданской войне, Абрахама Линкольна, необычный корабль «Монитор», отважно громивший флот южан. Эриксон проводил опыты по использованию солнечной энергии и приобщил соотечественника к изобретательству. В Альфреде проснулся дух созидания чего-то необычного, отличающегося от окружающего мира. Романтика соседствовала с жаждой изобретательства, желанием удивить этот черствый завистливый мир. Он весь пребывал в новаторских исканиях.

Америка не привлекала Альфреда – молодого человека тянуло к семье, к тому времени обосновавшейся в Петербурге. «Океан меня разочаровал, – говорил он скучающим голосом. – Мне он представлялся гораздо больше».

Ещё в 1843 году отец Альфреда, Эммануэль Нобель, разорившись в Швеции и бежав от кредиторов, переехал в Россию. В Петербурге он приобрел механический завод, занявшись производством оружия. Он изобрел подводные мины, которые во время Крымской войны в Петербурге и Кронштадте применяли против английских военных кораблей. Нобель-старший также удачно производил паровые машины для военных кораблей.

Учитывая, что Альфред не получил достаточного образования, в целях усовершенствования познаний сына в химии и физике отец нанял для него высококвалифицированных преподавателей.

И тут судьба опять преподнесла юному шведу новое романтическое приключение. В петербургском салоне мадам Дезри, бывшем местом встреч живущих здесь иностранцев, он встретил молодую датчанку. Анна, дочь хозяйки салона, родилась в Петербурге – ее предка, известного датского судопромышленника, некогда пригласил на службу сам Петр I. Когда Альфред впервые увидел Анну, невысокую, грациозную и подвижную брюнетку, ему показалось, что все любовные стихи были написаны о ней и только о ней. Петрарка, Шелли, Гёте – поэты, перед которыми он преклонялся, – теперь казались ненужными, ведь рядом есть та, очарование которой были не в силах выразить самые восторженные сонеты. Впрочем, Анна, окруженная вниманием блестящих молодых людей, к кавалеру подобных чувств не питала – Альфред совсем не походил на байроновского красавца из ее снов. Он, конечно, очаровательный меланхолик и чудесно читает стихи, но, право, тщедушность и бледность хороши до известных пределов. Альфред и впрямь не отличался здоровьем – чахоточный цвет лица он имел от природы. Но с другой стороны, он был прекрасным собеседником – длительное путешествие в Европу и Америку обогатило его представления о прекрасном, и восхищенная Анна кокетливо наклоняла головку, поглядывая из-под ресниц в его сторону. Стихам она была особенно рада – маменька прятала от нее и Шелли, и Байрона, справедливо полагая, что эти «страсти роковые» окончательно вскружат голову ее юной дочке. Иногда, дрожа от волнения, Альфред брал Анну за руку, пылко говоря что-нибудь вроде: «Все красоты мира меркнут перед вашей красотой!» – а польщенная девушка – о чудо! – не отнимала руки. А затем возвращалась к себе, рассеянно размышляя – действительно ли она влюбилась?

Альфред упивался своей любовью, и дни его проходили в грёзах об Анне. Он с нетерпением дожидался четвергов, дней приемов у мадам Дезри, в прочие же дни сочинял мадригалы. Через несколько месяцев, окончательно потеряв голову, он уже мечтал о семейном счастье, забросив учение и свое решение помогать отцу в бизнесе: «Жениться, непременно, теперь же, – и посвятить себя искусству, литературе, театру. Что может быть прекраснее?..» Слушая эти признания, брат Людвиг только качал головой. Однако это решение подтверждает, что сущность Альфреда была сентиментальной. При удачной взаимности чувств, не исключено, продолжение этих встреч породило бы нового гения поэзии. Но жизнь расставляет свои приоритеты.

На статного красавца Франца Лемаржа Альфред вначале не обращал внимания – в доме графини бывало много народа. Однако когда он перехватил взгляды, которые бросала в сторону гостя Анна, то не на шутку встревожился. Соперник, безусловно, был сильнее него в рассыпании комплиментов и любезностей. К тому же он обладал уникальной информацией скабрезных сплетен австрийского двора – его отец служил там, пока его не направили в Петербург по дипломатической линии. Немногословный Альфред, естественно, возненавидел выскочку – известно, как эти великосветские хлыщи умеют затуманивать мозги неопытным девушкам. Альфред старался изо всех сил, рассказывая Анне занятные истории, почерпнутые из греческой и римской классики, но все тщетно – под любым благовидным предлогом Анна покидала его, дабы послушать Франца.

На день ангела Анны Лемарж особенно был в ударе: сыпал остротами, танцевал, пил шампанское. На Альфреда же, наоборот, накатила одна из его обычных депрессий – темная волна, за которой уже не различаешь людей и предметы и хочется сесть в угол, сжаться и замереть навсегда. Это ещё больше накалило обстановку. Злость и зависть к удачливому сопернику – не лучший советчик в споре. А он как раз и состоялся, когда Лемаржу вдруг захотелось посмеяться и унизить изобретателя.

«Как вы относитесь к математике? – спросил щеголь, подходя с бокалом шампанского. – Не правда ли, в естественных науках должен теперь разбираться каждый мужчина?» Альфред, не уловив подвоха в вопросе, несколько расслабился и с пафосом ответил, что его отец – известный естествоиспытатель и промышленник, а сам он постигал указанные науки у лучших учителей. «О, неужели? – притворно удивился Франц. – Так, может быть, вы сможете решить вот это?» – он набросал на салфетке какую-то формулу. Нобель, взглянув на салфетку, подвинул её к себе: в голове прыгали формулы, квадратные корни, но задача никак не решалась.

Удовлетворенный растерянностью Альфреда, Лемарж с пренебрежительной усмешкой легким росчерком завершил построение формулы. «В этом нет ничего удивительного, и мсье Нобелю нечего стесняться, я ведь собираюсь поступать в университет по математическому разряду, зато из Альфреда, полагаю, выйдет замечательный литератор», – с изящной издевкой закончил свой выпад будущий математик.

Бедному Альфреду предстояло пройти ещё испытание через свадьбу. Недалекая Анна легкомысленно пригласила Нобелей на свадьбу, но Альфред, не желая присутствовать на оскорбительном для себя мероприятии, сказался больным.

Вернувшись со свадьбы, родные действительно нашли его в тяжелейшей горячке, а на полу рядом с кроватью белели листки с только что написанной поэмой – что-то про умершую возлюбленную, белый саван и запах увядших роз. Почти неделю Альфред не приходил в себя, и отец, забросив дела, сутки напролет сидел у постели сына, кляня и датских красоток, и Петербург, и эти детские романы.

На «Литейных заводах и в металлургических цехах Нобеля» царил переполох: хозяин, всегда такой пунктуальный и въедливый, не появлялся уже неделю, и даже теперь, на регулярном собрании управляющих, его кресло пустовало... Эммануилу было не до них: он сидел в комнате сына и читал записку, которую Альфред написал, едва оправившись от болезни.

«С этого дня, – почерк был еще нечетким, строчки прыгали, – я больше не нуждаюсь в удовольствиях толпы и начинаю изучать великую книгу природы, чтобы понять то, что в ней написано, и извлечь из нее средство, которое могло бы излечить мою боль». Сам Альфред, завернувшись в одеяло, молча наблюдал за реакцией отца. Эммануил дочитал до конца, помолчал и рубанул ладонью воздух: «То есть, ты хочешь доказать этому паркетному прыщу, что он и мизинца твоего не стоит?» – в юности Нобель-старший служил матросом и в выражениях не привык стесняться. Альфред кивнул: «Стать изобретателем. Самым знаменитым. Обойти всех в естественных науках. Чтобы обо мне узнал весь мир». И чуть тише добавил: «И тогда она раскается, но будет поздно».

После поражения в Крымской войне российские государственные заказы прекратились, и Эммануэль Нобель вновь оказался на грани банкротства. Кое-как избежав разорения, уплатив два-три долга, Эммануэль вместе с женой и двумя сыновьями, Альфредом и Эльмаром, в 1863 году возвратился из Петербурга на родину. Два других его сына, Людвиг и Роберт, остались в Петербурге.

В Стокгольме Альфред вновь окунулся в свою стихию – продолжал опыты с нитроглицерином. Он полностью игнорировал светские форумы и, как бы назло обществу, занимался только наукой и изобретательством. Но и это был нелегкий путь – 3 сентября 1864 года случилась трагедия. При взрыве во время опытов погибли несколько человек, в том числе младший брат Альфреда Эмиль-Оскар, которому было всего 20 лет. Вскоре после этого несчастья отца разбил паралич, и последние восемь лет он провел прикованным к постели.

В 1864 году Альфред Нобель взял патент на право производства взрывчатого вещества, содержащего нитроглицерин. Затем последовали патенты на детонатор («нобелевский запал»), динамит, желатинированный динамит, бездымный порох и т.д. и т.п. Всего же ему принадлежат 350 патентов, причем далеко не все они связаны с взрывчатыми веществами. Среди них патенты на водомер, барометр, холодильный аппарат, газовую горелку, усовершенствованный способ получения серной кислоты, конструкцию боевой ракеты и многое другое.

Интересы Нобеля были чрезвычайно разнообразны. Он занимался электрохимией и оптикой, биологией и медициной, конструировал автоматические тормоза и безопасные паровые котлы, пытался изготовить искусственные резину и кожу, исследовал нитроцеллюлозу и искусственный шелк, работал над получением легких сплавов.

Альфред Нобель был одним из образованнейших людей своего времени. Он читал много книг по технике и медицине, истории и философии, художественную литературу (и даже сам пытался писать), был знаком с королями и министрами, учеными и предпринимателями, художниками и писателями.

Основное богатство принесло Нобелю производство изобретенного им динамита, патент на который был получен 7 мая 1867 года.

Богатый и преуспевающий изобретатель, завсегдатай театральных премьер, Нобель однажды, будучи в Париже, едет в «Комеди франсез» и рукоплещет блистательной Саре Бернар. Очарованный ее талантом, он пытается завладеть сердцем великой актрисы: с букетом цветов и с хризантемой в петлице он спешит за кулисы и приглашает актрису в ресторан. В то же время внутренний голос ему нашептывает: «Мне нужна женщина для создания домашнего очага, уюта. Способна ли великая актриса на такой подвиг?» Когда Сара отправляется в турне по США, он пишет письмо в Швецию матери, надеясь услышать её совет.

Зная романтическую ранимость своего сына, та немедленно отвечает: «Сынок, я знаю твою пассию не понаслышке. Она поразила меня своей игрой в нашем театре еще в прошлом году. Если тебе нужна богема – ты ее получишь. Я знаю, во Франции к человеку, загубившему свою жизнь из-за женщины, относятся с сочувствием и сожалением, а сам герой гордится этим. На твоей родине, сын мой, его сочли бы болваном. Бери пример со шведов, Эльф (так называла мать сына), личность актеров состоит из всех ролей, сыгранных ими на сцене, а в основе этой личности лежит что-то аморфное, чему можно придать любую форму. Недаром актеров в старину не разрешали хоронить на кладбище. У них нет души, сыночек!» Альфред последовал совету матери.

Измученный одиночеством Альфред, как простой обыватель, сделал попытку познакомиться с женщиной через объявление в австрийской газете:

«Очень богатый, образованный, среднего возраста (41 год) господин ищет компаньонку, владеющую английским и французским языками, которая могла бы работать секретарем и вести хозяйство».

Альфред Нобель вел дела в разных странах, но своим домом считал место, где работал. Любил порядок и нуждался в помощи. Понимал: когда президент такой гигантской корпорации выбирает себе секретаря, он должен быть куда осторожнее, чем при выборе спутницы жизни.

Очередная симпатия появилась через три недели в образе тридцатитрехлетней  графини Берты Кински, дочери австрийского фельдмаршала. Вскоре после интенсивной переписки двух экспериментаторов Нобель послал Берте деньги на дорогу в Париж.

Откликнуться на подобное объявление означало пренебречь всеми правилами приличий, но что оставалось делать графине? Род ее когда-то был знатен, но с тех пор прошло немало лет, и безденежье вконец доконало семью. После долгих раздумий Берта решила пойти работать (скандальный поступок для молодой аристократки), устроилась воспитательницей в дом баронессы фон Зутнер и... неожиданно влюбилась в собственного воспитанника, который был младше ее на пятнадцать лет! Их связь длилась два года, но все тайное становится явным. Узнав о двух голубках, баронесса чуть с ума не сошла: она желала своему сыну совсем другой участи. Разбушевавшаяся баронесса незамедлительно указала графине на дверь. Несколькими днями позже на глаза Берты Кински попался свежий номер «Neue Freie Presse», который и решил проблему несчастной графини.

...Они ехали в коляске по Булонскому лесу – лучшего экипажа не было во всем Париже, и гуляющие парочки с любопытством смотрели им вслед. Нобель шутил, был галантным, и даже вечная маска меланхолии исчезла с его лица – живая словоохотливая Берта ему положительно нравилась. Графиня Кински с интересом посматривала на своего нового знакомого: она ожидала увидеть раздражительного старика, а Нобель оказался милым господином с черной бородкой.

...Они беседовали, ездили в театр, и Нобель все больше проникался симпатией к графине. Мысли, наблюдения, любимые поэты – все совпадало, ошибиться было невозможно: эта женщина предназначена ему судьбой. Обычно чопорный и болезненно застенчивый, Нобель преображался на глазах – слал из командировок огромные букеты орхидей, а в конце необычайно нежных писем признавался, что не может жить без нее. Он знал по рассказам Берты историю её любви к семнадцатилетнему ученику и, как бы он ни уговаривал себя, что все это забудется, тем не менее терзался ревностью к прошлому Берты. Впрочем, он не терял надежды: время и вправду лечит, требуется лишь немного терпения и ласки, быть рядом, стать верным другом, а там – и верным мужем. Поборов свою гордыню, однажды, вернувшись из особенно длительной поездки, он прямо спросил, свободно ли ее сердце.

Берта долго взвешивала ответ. С одной стороны, он богат и известен, с другой – она его не любит, и он ей скучен. Отправляясь в очередную командировку, Нобель послал графине небольшую папку. Там были наброски нового интерьера в доме на Малахов-авеню. Берте в нем отводились три роскошные комнаты: будуар в нежно-голубых тонах, небольшая комнатка для отдыха с библиотекой и граммофоном и строгий кабинет, облицованный дубом. «К моему приезду все будет готово», – гласила записка, вложенная в папку. Но Берта выбрала отказ.

Когда Нобель вернулся, Берты уже не было. В оставленном письме она молила простить ее и не гневаться. Чтобы не чувствовать себя обязанной Нобелю, графиня продала часть фамильных драгоценностей, дабы оплатить обратную дорогу.

Очередной удар судьбы Альфред принял с ненавистью ко всему миру. Золотая клетка дворца угнетала его. Просидев неделю, как узник, в собственном доме, он не выдержал и, не попрощавшись ни с кем, уехал в Вену, где у него был небольшой домик и фабрика.

Альфред заперся в лаборатории – он больше ничего не ожидал от мира, но пусть мир узнает, на что еще способен Нобель. За короткий срок, назло всему свету, он разработал модель первого велосипеда с каучуковыми шинами, запатентовал конструкцию боевых ракет и рецепт изготовления искусственного шелка. 

Однако жизнь продолжалась, несмотря на все предыдущие ошибки, ибо человек всегда верит в лучшее, и только это заставляет его жить и бороться с несчастьями.

В 43 года Альфред Нобель снова подвергся любовным страстям: он влюбился в 20-летнюю продавщицу цветочного магазина в Вене Софи Гесс и увез её с собой в Париж, где тогда жил. Он снял для нее квартиру рядом со своим домом, позволял ей тратить столько, сколько захочет. Софи, с гордостью называвшая себя «мадам Нобель», была красива и грациозна, но, к сожалению, неумна, необразованна, да к тому же ленива: отказалась заниматься с преподавателями, которых Нобель для нее нанял.

Их связь продолжалась 15 лет, до 1891 года. Многочисленные «доброжелатели» нашептывали Нобелю об изменах Софи, но ему не хотелось верить в сплетни. И только когда Софи появилась перед ним с известием о беременности от венгерского драгунского капитана фон Капивара, Нобель решил расстаться с подругой.

Единственная просьба Софи состояла в том, чтобы Альфред не оставил её... без денег. Альфред благородно и без скандала назначил ей приличное содержание. Но Софи привыкла к непомерным тратам и досаждала ему просьбами о дополнительных суммах. Когда через четыре года она вышла замуж за отца своего ребенка, капитана фон Капивара, то наглый драгун уже сам стал обращаться с подобными просьбами.

После смерти Нобеля Софи Гесс стала требовать увеличения содержания, грозя в противном случае опубликовать его интимные письма. Душеприказчикам, не желавшим, чтобы имя их доверителя трепали газеты, пришлось пойти на уступки: выкупить письма и телеграммы Нобеля у Софи и увеличить ей ренту.

Расставание с Софи Альфред воспринял стоически спокойно и даже с некоторым удовлетворением. Теперь он мог полностью посвятить себя своему любимому изобретательству и расширению бизнеса.

К этому времени его заинтересовала деятельность старших братьев с бакинской нефтью. Он решил финансово поддержать их идею поиска и добычи нефти на Апшеронском полуострове. В дальнейшем эта поддержка сыграла решающую роль в развитии нефтяной отрасли в Баку.

Людвиг и Роберт, оставшись в Петербурге, создали «Товарищество братьев Нобель». Они продавали заводам машины и оборудование, завязывали деловые связи с вновь созданным военным министерством.

Взяв в аренду оружейный завод в Ижевске, они обязались в течение 7 лет поставить русской армии 200 тысяч ружей. Однако ореховое дерево, предназначавшееся для оружейного приклада, завозили из Германии, что обходилось братьям довольно дорого. Поэтому Нобели решили изыскать сырье внутри страны. Кто-то из специалистов сообщил Нобелям, что такие деревья растут на Кавказе, в Ленкоранских лесах. В 1872 году Роберт Нобель выехал в Ленкорань. Он нанял проводников, но, осмотрев леса в окрестностях Ленкорани, убедился, что поиски оказались бесплодными.

Возвращаясь расстроенным через Баку, Роберт заинтересовался перспективами развития нефтяного дела. Любознательный молодой человек посетил Черный город, нефтепромыслы и нефтеочистительные заводы. Роберт Нобель довольно быстро уразумел, что истинный источник богатства здесь, в Баку, что нефтяное дело – самое выигрышное и многообещающее. В письме к Людвигу он деловито открыл свой замысел и настойчиво уговаривал создать товарищество. Он глубоко верил, что бакинскому нефтяному бизнесу предстоит мировое развитие и блестящее будущее, «так как нефтяные источники на Апшеронском полуострове неисчерпаемы».

Людвиг Нобель быстро смекнул, что новое предпринимательство сулит баснословные прибыли, и привлек на помощь друзей-финансистов – П.А.Бильдерлинга, Ф.А.Блюмберга, А.С.Цундгерен, Б.Ф.Вундерлинга, И.Я.Вабельского, М.Я.Бельямина. С помощью их капиталов он основал «Товарищество братьев Нобель». Он послал Роберту доверенность и деньги на приобретение промысла и завода, благодаря чему тот купил в Черном городе нефтеочистительный завод. За короткое время компаньоны стали владельцами промыслов в Сураханах, Балаханах, Биби-Эйбате. Взяв в аренду большие участки земли между Черным и Белым городом, они построили нефтеперегонные, сернокислотные, медеплавильные, чугунолитейные заводы и причалы. Когда праздновалось пятилетие фирмы «Братья Нобель», ее общий капитал равнялся 3 миллионам рублей.

Общая сумма была распределена между пайщиками следующим образом: «Нобели – 1.610.000 рублей, барон Бильдерлинг – 930.006 рублей, Блюмберг – 25.000 рублей, Цундгерен –5.000 рублей, Вундерлинг – 5.000 рублей, Вабельский – 135.000 рублей, Бельямин – 25.000 рублей».

Очень скоро фирма монополизировала торговлю нефтью и сконцентрировала в своих руках производство и сбыт на всех главных рынках России. Интересно, что наряду с масштабными операциями, фирма не гнушалась и мелкой работой – изготовлением бидонов, канистр, цистерн, ремонтными работами.

Предполагается, что в нефтяной империи Нобелей работали 30 тысяч рабочих. Ко времени переезда в Баку, а это произошло в 1876 году, брата Людвига Нобеля, прекрасного инженера, хорошо знакомого с современной организацией промышленного производства, товарищество выпустило акции на сумму 5 миллионов рублей, дабы получить выход на мировой рынок нефти.

Надо отметить, что благодаря финансовому участию семьи Нобель, исповедующей лютеранство, в 1896 года была совершена закладка Евангелическо-Лютеранской церкви Спасителя немецко-шведского прихода, единственного в Российской империи. Закончена она была в 1899 году. Эта работа была поручена 24-летнему архитектору Эйхлеру Адольфу. Здание кирхи чудом сохранилось.

Как вспоминал кинодокументалист Зия Шихлинский: «Работая над фильмом о немецких колонистах в Азербайджане, я узнал, что в 30-х годах должны были снести и немецкую кирху. А сохранилась она лишь благодаря тому, что ...убили Кирова. Сразу же известному бакинскому скульптору Петру Сабсаю заказали памятник Кирову. Сабсаю для работы нужно было помещение с очень высокими потолками, в котором могла бы разместиться скульптура вместе с постаментом. Он затребовал кирху. И хотя уже был приказ о ее ликвидации, Сабсай получил разрешение для работы в ней. После там трудились другие скульпторы. Вот таким образом немецкая кирха избежала печальной участи польского католического собора».

Упомянутый собор после войны долгое время служил детским садом (автор не раз бывал в нем, отводя своего сынишку в младшую группу). В настоящее время – это Зал органной и камерной музыки, где продолжает звучать божественная духовная музыка и проходят лютеранские богослужения.

В 1881 году Роберт, в связи с болезнью, уехал из Баку. Во главе всей бурно развивающейся нефтяной промышленности Баку стал Людвиг. Это был энергичный, трудолюбивый, упорный и предприимчивый человек. Благодаря творчеству Людвига и было воздвигнуто «здание Нобелей». В этом ему помогал приехавший в 1882 году в Баку старший сын Эммануэль. В 1882–1883 годах «товарищество» заложило для служащих своей фирмы сад под названием «Вилла Петролеа» (ныне парк имени Низами). Этот сад, выросший посреди заводов с дымящими трубами, нефтяных резервуаров с ядовито-зеленым отливом, днем и ночью исходящих паром установок, казался сказочной обителью. Для его создания был приглашен известный специалист Э. Бекле.

Ознакомившись с участком, пропитанным нефтяными отходами, Бекле потребовал доставки плодородной почвы для парка. Вскоре к черногородской пристани фирмы стали причаливать баржи со свежей землей из Ленкоранского уезда. Более сложным оказался вопрос доставки пресной воды для полива. Однако фирма братьев Нобель нашла остроумный выход: «последовал приказ о том, чтобы наливные суда, возвращавшиеся с астраханского рейда, наполнялись волжской водой в качестве балласта и направлялись к черногородским причалам».

Посадочный материал Бекле подбирал в Ленкорани, Тифлисе, Батуме и других городах, а также выписывал из питомников России и Европы. В парке Виллы произрастало около 80 тысяч кустов и деревьев, среди которых насчитывалось большое количество фруктовых.

Здесь жил административный и инженерно-технический персонал фирмы «Товарищество братьев Нобель». Весь этот комплекс сохранился и по сей день. В настоящее время он является Музеем братьев Нобель.

Людвиг Нобель весьма справедливо считал, что намного выгодней экспортировать только продукты переработки нефти (керосин), а для этого необходимо построить нефтепроводы и железную дорогу для транспортировки сырой нефти на нефтеперерабатывающие заводы внутри России. Но для этого следовало преодолеть трудности, связанные с чиновничьей бюрократией. «Вы знаете, что это значит – получить дозволение?! – восклицал Людвиг. – Для этого нужно не менее года обивать пороги разных департаментов, снискав благоволение разных начальников. Человеку, желающему сохранить чувство собственного достоинства и желающему действовать только во имя закона и права, это разрешение обходится дорого!»

Завершение в 1883 году строительства железной дороги Баку-Батуми открыло путь бакинско-российской нефти на запад и положило начало жестокой и долгой борьбе за мировые нефтяные рынки. Борьба эта ужесточалась, в первую очередь с агрессивным американским рынком.

15 октября 1882 года Людвиг сделал свой известный доклад «О положении нефтяной промышленности» и во всеуслышание заявил: «Я не отступлю в борьбе с американской конкуренцией и не уроню чести русской нефтяной промышленности!» И он сдержал слово. Россия догнала и перегнала Америку. Это случилось в 1900 году, когда страна заняла первое место по получению и сбыту керосина. 95 процентов этой победы было одержано за счет азербайджанской нефти.

Шагом по вытеснению с рынка России американского керосина стало открытие 16 декабря 1883 года русско-немецкого общества Deutsch-Russische-Naphta import-Gesеllschaft zu Berlin, которое должно было заниматься покупкой и продажей нефтяных продуктов (керосина) «Т-ва братьев Нобель» в России и за границу. Это было новое и важное дело. Конкуренция не ограничивалась только американцами. На горизонте маячила тень Ротшильда, приобретшего для своего зятя (мужа дочери Беатрисы) Морица Эфрусси шестимиллионное общество, переименованного в «Каспийско-Черноморское нефтепромышленное и торговое общество», но обычно именуемое «Ротшильдовским».

До этих пор нефтяное дело «Т-ва бр. Нобель» было недосягаемо. Это была сила, по отношению к которой измерялось все. «Теперь, – писал неподкупный Людвиг своему брату Альфреду в Париж, – наши конкуренты, германские евреи, торгующие американским керосином, развернули систематичную, планомерную компанию по оговору нашего предприятия. Они не могут простить мое стремление к независимости и того, что я не хочу позволить им прибрать к рукам весь сбыт нефти. В их распоряжении – наша продажная пресса, против которой я бессилен, как бы ни клокотал гневом. Я ничего не понимаю в спекуляциях и не доверяю биржевой игре, полагаясь исключительно на работу, и считаю, что только честным путем можно поставить компанию на ноги. Я верю как в этот принцип, так и в себя. За будущее нашего предприятия я спокоен».

Роль продажной прессы, по-видимому, исполняла армянская газета «Мшак», которая в декабре 1886 года распространила ложную информацию о том, что Нобели продали Ротшильдам свое «Товарищество» за 27 миллионов рублей. Нефтепромышленник Ованес Минасович Мирзоян (тогда представлялся, как Иван Минаевич Мирзоев) часто распускал слухи о том, что его материальные трудности вызваны Нобелями. На самом деле, как объяснял это Людвиг, в его фирме отсутствовали «энергичные и головастые люди», и потому он старался не вести дел с армянским промышленником. Зависть противников к Нобелям сводилась к попыткам захватить в свои руки как можно больше всего, что можно захватить.

О сложившейся ситуации еще в 1883 году в своем отчете писал представитель московского купца Саввы Морозова – А.Макаров: «Общий вывод, к которому я пришел, внимательно вглядываясь в настоящее положение Закавказья, заключается в глубоком убеждении, что этот богатейший по своим естественным богатствам край, поставлен в чрезвычайно невыгодные экономические условия, вследствие того, что вся промышленность края эксплуатируется армянами, захватившими в свои руки всю торговлю и стремящимися в настоящее время присвоить себе и политику в крае, стараясь занимать там административные посты, а между тем едва ли можно рассчитывать, чтобы они в должной мере служили русским национальным интересам».

Честность Людвига и защита интересов апшеронских нефтепромыслов  находилась в прямой зависимости от отношения семьи Нобель к Баку, который фактически стал их судьбой. Людвиг любил этот город и всегда увлеченно писал своим детям «обо всем о том, что является здесь восхитительным, при изобилии интересного». «Все это дало мне ощущение большого счастья, особенно, если учесть множество трудностей, через которые пришлось пройти, прежде чем все устроить», – писал он дочери Анне в Швецию.

Особенно бережно Нобели относились к уменьшению загрязнения Каспия.

Бакинские заводы были не в состоянии переработать всю нефть, добываемую на промыслах. А хранить ее было негде. Поэтому после производства керосина все нефтяные остатки сбрасывались в море. Известный русский ученый-химик Д.И. Менделеев, побывав в Баку, пришел в ужас от этого варварства, заметив, что в результате подобного расточительства местные нефтепромышленники ежедневно теряют миллионы рублей прибыли. Он даже составил по этому поводу протестную записку в правительственные органы.

Нобели же были предусмотрительнее других: после получения керосина они собирали остальное топливо в большие круглые резервуары. Затем брали в аренду заводы в Черном и Белом городе для очистки и переработки нефтяных остатков.

До конца 1870-х годов нефть продолжали перевозить в бочках и бурдюках на арбах; это был весьма первобытный и дорогостоящий способ. Поэтому Нобели первые (в 1878-м году) принялись строить нефтепровод из Балаханов до Черного города. Нефтепровод удешевлял доставку нефти с промысла на заводы в 7 раз.

Как бы там ни было, скорость перевозки горючего в самом деле значительно возросла. Один танкер, вмещавший 3 тысячи тонн нефти, заменил 9 тысяч бочек. В отличие от других нефтепромышленников Нобели не жалели денег на совершенствование техники, транспортных средств, понимая, что это – самый верный путь к богатству.

Следует заметить, что Нобели владели промыслами не только в Баку. По всему Северному Кавказу – в Грозном, Майкопе – добывали они «черное золото».

Монополизировав рынки сбыта в России, Нобели принялись экспортировать нефть и нефтепродукты в Европу, Индию, Китай, Иран и другие страны.

В 1888 году семью постигло горе – 31 марта в Канне в кругу семьи умер Людвиг Нобель. Ему было всего 59 лет. В последние, трудные годы ухудшилось его здоровье, чаще стали приступы грудной жабы, прогрессировала болезнь легкого.  Когда он умер, товарищество обладало капиталом в 35 миллионов рублей золотом, что составляло одну пятую часть общего капитала иностранных компаний в русской нефтяной промышленности.

Людвиг был похоронен в Петербурге на Смоленском кладбище. К сожалению, до настоящего времени могилы Людвига Нобеля, его жены Вильгельмины и двоих детей в Санкт-Петербурге находятся в запустении.

Бюст Людвига установили в Астрахани.

Можно только согласиться с утверждением его жены: «Ни одному человеку на свете не заполнить оставшейся после него пустоты».

Это был человек горячего общественного темперамента, энтузиаст труда и неустанный проповедник новых идей. Он не был дельцом в том значении, какое обычно придают этому слову. Главным принципом деятельности Людвига было: «Ничего не скрывать, ничего не монополизировать и никогда не пользоваться никакими привилегиями». В делах он любил борьбу и поиски новых путей. Нетрудовых денег он не желал. Обычной его поговоркой было: «В тот день, когда не хочешь работать, не должен и есть». 

Это благодаря Людвигу традиционную русскую лучину сменили керосиновые лампы.

Людвиг Нобель был демократом и считал, что одной из предпосылок промышленного успеха является социальная поддержка людей. Он говорил: «Я уже 20 лет стараюсь приложить к своим предприятиям ту теорию, чтобы сделать каждого человека, который работал со мной, участником в достигнутых результатах. Чтобы тот, кто делит со мной мои труды, имел право делить со мной и мои барыши». И это не праздные слова. Работать на предприятиях Нобелей было почетно и выгодно.

Людвиг Нобель также хорошо понимал фундаментальную роль науки и образования в создании конкурентоспособной промышленной базы. Людвиг всячески содействовал развитию знаний среди молодежи, повышению ее квалификации, и на просветительские цели никогда не жалел ни средств, ни времени. За внешней рациональностью и несентиментальностью скрывался романтичный, благородный и небезразличный к людям человек. Добро он творил без огласки. Людвиг радовался всей душой, когда мог кому-то помочь, и этот день считал счастливым.

А 2 июля 1896 года в Бакинском Лютеранском молитвенном доме с глубочайшим прискорбием состоялось траурное богослужение в связи со смертью 26 июня в собственном доме «Гето» в Швеции Роберта Нобеля.

Одна мысль не давала Альфреду покоя: кому же достанется гигантское состояние, добытое трудом братьев Нобель и приносящее фантастические барыши. Дальним родственникам, этим бездельникам и тунеядцам, которые, как стервятники, только и ждут, когда же мсье Нобель отдаст концы? От подобных мыслей Альфреда передергивало: институт наследования он считал вредным и опасным изобретением.

Деньги надо заработать, только тогда можно почувствовать их силу и узнать им цену. А если они упали с неба, ничего хорошего не выйдет. Примеров тому Нобель за свою жизнь встречал предостаточно. И тогда он решил создать фонд...

Новое завещание, составленное после долгих раздумий, произвело невероятный эффект: отшельник снова ощутил вкус к жизни. Ведь теперь даже смерть была ему не страшна: благодарное человечество прославит имя Нобеля в веках.

Но время неумолимо отвело ему срок: 10 декабря 1896 года Альфред Нобель на своей вилле в Сан-Ремо, в Италии, умер от кровоизлияния в мозг. А 31 декабря в Стокгольме было вскрыто его завещание, согласно которому все свое богатство он отдавал на учреждение Нобелевской премии.

Надо отметить, завещание было принято родственниками. Не согласились дети и жена Роберта, и в судебном порядке они добились возврата своих денег. Эммануэль сумел уговорить всех остальных родственников признать волю Альфреда Нобеля, и никто ничего не получил в наследство. Этим и объясняется тот факт, что все потомки семьи Нобель в настоящее время являются небогатыми людьми.

Но здесь, наконец, проявилась вся ненависть Альфреда к математику Лемаржу, отбившему у него в молодости любимую Анну. Вместе с ним Нобель возненавидел и все математическое сословие. Он по-детски наивно и обидчиво не включил математиков в разряд соискателей премии своего имени. Этот жест, несомненно,  окончательно подтверждает, что в глубине души Нобель был сентиментален и романтичен. 

С 1888 и до 1917 года российские предприятия семьи Нобель возглавлял сын Людвига – Эммануэль. В апреле 1897 года государь император объявил высочайшую благодарность коммерции советнику Эммануэлу Нобелю за труды, направленные на развитие и совершенствование отечественной добычи и переработки нефти. В 1918 году тот по известным мотивам переехал в Швецию.

Остается только ждать от планеты рождения новых Нобелей с их фантастическим переплетением изобретательской деловитости и бескорыстия не от мира сего.

Казалось бы, процветающий Азербайджан, вставший на капиталистический путь развития, должен быть благодарен братьям Нобель, открывшим миру не только нефтеносный Апшерон, но и жемчужину Востока – Баку. Однако город до сих пор не нашел достойного места для выражения дани признательности, а проще говоря, памятника братьям.