Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 126




Борис КОБРИНСКИЙ

Foto 1

 

 

Родился в 1944 г. в Москве. Известный ученый, доктор медицинских наук, профессор. По профессии (и призванию) – детский врач, работает в области медицинской информатики. Автор более 400 научных публикаций. Одновременно пишет художественные произведения (эссе «Поэтика разрушения», рассказы, воспоминания).

 

 

*  *  *

Пишу о моей бабушке Фене Моисеевне Шуб. Это фрагмент воспоминаний о моей семье и через их судьбы о времени, в которое они жили.

Мне довелось прожить со своей дорогой бабушкой первые 18 лет жизни. И это оставило неизгладимый след в моей душе. Дедушку мне не довелось знать. Он погиб в 1937 году. Воспоминания на основе разных источников написаны мною и опубликованы под названием «Звено в звено» в Альманахе-газете «Информпространство» (2014, №183. http://www.informprostranstvo.ru/N183_2014/boriskobrinskii.html). О моем папе я написал в том же издании («Горькая память» // Альманах-газета «Информпространство», 2015, №189. http://www.informprostranstvo.ru/N189_2015/boriskobrinskii.html).

 

Борис Кобринский

 

 

БЕГ ВРЕМЕНИ

 

Время надежд и страданий

 

Были бабушки …

Словно статуи бескорыстья,

Отрешенности и любви

Владимир Корнилов (1)

 

Слышен бой часов. Им уже больше 100 лет. Они отметили многие годы нескольких поколений, начиная с моих дедушки и бабушки. Я слышу этот звук днем и по ночам в течение 60 с лишним лет. И теперь думаю, что именно они связывают меня с далеким 1910 годом, когда они были подарены прадедушкой и прабабушкой, когда еще не родилась моя мама. Так вещи и звуки соединяют поколения, хотя мы и привыкли называть их просто немыми свидетелями истории.

Бьют часы и я вспоминаю дедушку, которого мне не довелось увидеть, любимую бабушку, маму, папу, брата.

До определенного времени я мало или, как оказалось, почти ничего не знал о прошлом своей семьи до революции и в первый послереволюционный период. Но когда я стал узнавать все больше, то мои родные встали передо мной как призраки из прошлого семьи и страны. Я часто мысленно представляю известных мне лишь по рассказам людей и они как будто обретают плоть и кровь, пытаюсь разгадать их мысли в те или иные моменты жизни. Здесь можно припомнить слова Дмитрия Мережковского, что «вчерашнего дня не помнят однодневные бабочки: так мы не помним предыстории» (2). Но как я теперь убеждаюсь, она может подняться из рассказов, слышанных нами и записанных для будущих поколений. Вернемся же к фактам из жизни моей семьи.

Физические характеристики времени не меняются, чего нельзя сказать о наших ощущениях быстро или медленно текущего времени. На это влияет и возраст, и состояние души. Теперь, вспоминая бабушкины рассказы и свою жизнь, я хорошо понимаю это, как мне кажется.

Я думаю, что когда бабушка познакомилась со своим будущим мужем, то время до каждой следующей встречи для нее невольно должно было казаться замедлившим свой ход. Но впереди виделась долгая жизнь с полюбившимся человеком. И вначале они были очень счастливы. Но потом пришла бездна горя для семьи и страны.

 

 

Истоки

 

Несется время сквозь года

Но слитный гул его потока

Звучит. ЗАПОМНИ НАВСЕГДА

Павел Антокольский (3)

 

Моя бабушка Феня (Хейна) так звали и так было записано в паспорте родилась 19 августа 1886 года в городе Ярцево Смоленской губернии.

Бабушка происходила из образованной купеческой семьи. Она владела французским и немецким языками, читала художественную литературу в подлинниках.

Ее мать, Мария Константиновна (Малка-Лея), воспитывалась в пансионе, владела французским языком, знала этикет и умела держать себя в обществе. Любила русскую классическую литературу и стремилась, чтобы ее знали дети.

Много читал ее отец, Моисей Яковлевич Тумаркин, купец первой гильдии, который хорошо владел и древнееврейским языком. Но в бабушкином детстве и юности он мало бывал дома. Торговля лесом вынуждала его много ездить по стране. Бабушка даже говорила, что не уверена в дате своего рождения, 19 августа, так как мой прадедушка оформлял эти записи с большим опозданием и мог ошибиться. Но так или иначе мы отмечали его 19 августа, в день, именуемый Яблочным Спасом. Готовился яблочный пирог и на столе были яблоки. Позднее я встретил объяснение названия этого дня. По старинному поверью из райского сада прилетают две птицы – Сирин и Алконост. Они приносят райские яблочки. Перед праздником прилетает Сирин, напоминая о бренности мирского существования, смахивает с крыльев на плоды «мертвую» росу. Вкусившего эти яблоки ждет болезнь или смерть. Алконост прилетает с началом праздника и приносит людям веру, надежду, любовь, орошая яблоки «живой» росой. Считается, что сила таких яблок способна даже исполнить любое желание. Конечно яблоки мы ели и до этого дня. Но всегда помнили, что бабушкин день совпадает с праздником Яблочного Спаса.

Родившись в Ярцево, бабушка с раннего детства жила в Смоленске и училась в классической гимназии. Она была очень красива. И Герман, завоевавший впоследствии ее любовь, получил открытку, подписанную многими молодыми смолянами, по поводу их негодования, что «увез смоленскую красавицу».

Моя бабушка очень любила и хорошо знала русскую литературу, читала все 76 лет своей жизни. Особенно любила Чехова, Островского, Куприна, популярных в революционной среде Надсона, Гаршина. В период хрущевской оттепели были куплены Е.Н. Чириков, Г.А. Мачтет, С.М. Степняк-Кравчинский, хорошо знакомые бабушке со времен ее молодости. И я прочитал особо любимые бабушкой «Рассказ о семи повешенных» и «Андрей Кожухов». Как я теперь понимаю, моя дорогая бабушка, с которой я прожил первые 18 лет жизни, придавала большое значение моему знакомству с этими вещами. Да и любовь на всю жизнь к книгам зародилась у меня под ее влиянием еще в раннем подростковом возрасте. Постоянные посещения книжного магазина с бабушкой и возможность найти там что-то новое всегда были и остались для меня радостными событиями. Когда ей, уже тяжело больной, как оказалось за два дня до смерти, я показал найденную мною в букинистическом магазине книгу историка Тимофея Николаевича Грановского, она улыбнулась и сказала «поздравляю». Недаром сохранились и взаимные надписи на целом ряде подаренных ко дню рождения книг нашей библиотеки. Это всегда считалось лучшим подарком.

В период жизни в Смоленске, она приезжала в Москву вместе с сестрой Идой и останавливалась у родной тети по линии матери Берты Константиновны, которая водила их в театры. Особая любовь к Художественному театру сохранилась у бабушки на всю жизнь.

Впоследствии, уже вместе с мужем, они регулярно ходили в Большой и Художественный театры, куда у них были абонементы, а также в Камерный театр Таирова и в ГОСЕТ (Государственный еврейский театр). И даже в последние годы бабушка вспоминала неподражаемую игру Михоэлса и Зускина, Хмелева, Ливанова и Яншина, Коонен.

   

Foto 2

 

Феня Тумаркина – гимназистка (1902, Смоленск)

 

 

Первые решения

 

Жизнь подобна пиру Дамокла:

меч свыше грозит нам вечно

Вольтер

 

Бабушка училась в Смоленской классической женской гимназии. В соответствии с имевшейся в то время возможностью выбора в последний год обучения одной из трех специальностей, избрала зубопротезирование. Для продолжения учебы уехала в Одессу, где обучалась на зубоврачебных курсах в составе открывшегося в 1900 году медицинского факультета Императорского Новороссийского университета, где видимо, и вступила в РСДРП, была членом большевистской фракции.

В 1905 году Феня находилась вместе с сестрой Идой и братом Левой в Одессе. В комнате, где жили сестры, хранилось оружие. У их брата Льва Тумаркина, которому еще не было 15 лет, но который уже был членом РСДРП(б), хранилась запрещенная литература, о чем сестры узнали случайно, когда при ночном звонке услышали шум за стеной, где жил младший брат (он пытался перепрятать запрещенную литературу), после чего он признался сестрам в своем членстве в большевистской партии. Но это оказалась ложная тревога. Н в другой раз жандармы обнаружили оружие при обыске, когда дома была только несовершеннолетняя сестра Ида, ей было семнадцать лет, которая взяла все на себя. Благодаря этому обеих сестер (уже совершеннолетнюю бабушку за недоказанностью ее причастности к революционной деятельности) всего лишь выслали на 5 лет в г. Бендеры Бессарабской губернии (нынешняя Молдавия), где они пробыли до марта 1907 г. Так «гуманно» было царское правосудие, не считавшее возможным в полной мере наказать несовершеннолетнюю девушку и живущую с ней в одной комнате сестру. Позднее в Москве в квартире сестер в течение какого-то времени хранилась печать Московского комитета партии большевиков.

В одесском историко-краеведческом музее в списке участников первой русской революции (по крайней мере был в период СССР) мой дядя Даниил Германович Шуб, старший сын Германа и Фени, нашел фамилию Тумаркиной Фени Моисеевны. Мне увидеть это не удалось, музей был на ремонте.

После досрочного освобождения из ссылки Феня продолжила учебу, но уже в Императорском Харьковском университете и была «удостоена звания Зубного Врача 19 мая 1908 года». Но по этой специальности она проработала недолго.

Но после революции бабушка вышла из партии. Этому предшествовали трудные разговоры между ней и её мужем, членом Бунда. Одним из его серьезных упреков морального плана, как рассказала мне бабушка, был тот, что «во время войны вы [большевики] протестовали против смертной казни, а сами вновь ввели смертную казнь». В результате они договорились, что оба прекратят свое членство в партиях. Бабушка не перерегистрировалась в РСДРП(б) при обмене билетов, а дедушка стал беспартийным вследствие роспуска Бунда.

  

Foto 3

 

Феня Шуб с мужем Германом (1913)

 

 

Феня и Герман

 

А верная любовь так две души сольет …

Джон Донн (4)

 

Со своим будущим мужем бабушка познакомилась на встрече левой (социал-демократической) молодежи в Москве в начале 1909 г. Ее подруга – член РСДРП, сказала, что на этой встрече будет один очень интересный молодой человек, хотя и не большевик. Этот человек был Герман Шуб.

В то время не было возникшего позже жесткого размежевания между отдельными группами социал-демократов. Поэтому и оказалась возможной встреча большевички Фени и бундовца Германа. Как известно ранее Бунд входил в состав РСДРП, примыкая к меньшевикам.

Герман был на 2 года моложе Фени и еще учился в университете. Поэтому его родители, Владимир Исаакович и Рахиль Исаевна, считали, что нужно подождать с браком. В ответ, как рассказывал потом моей бабушке, он сказал им: «Вы увидите ее и сразу согласитесь». Так и произошло. А чтобы познакомиться с родителями будущей жены, Моисеем Яковлевичем и Марией Константиновной, и просить ее руки он вскоре приехал в Смоленск. И в день его приезда младшая бабушкина сестра высматривала его, сидя у окна. И крикнула «Идет». Она была права. Это был Герман. После женитьбы 30 октября (17 по ст. стилю) 1910 г. (ныне это по иронии судьбы день политзаключенного) Герман и Феня, теперь уже Шуб, уехали в Пензу, где у них родилось двое детей – в 1913 году мальчик Даниил (дедушка хотел назвать его Даниэль, но в метрическое свидетельство его записали как Даниила) и в 1915 году девочка Мирра, моя мама. Третий ребенок родился уже в Москве в голодном 1920 году. Свое имя, Юлий, он получил в честь близкого друга отца, знаменитого руководителя левых меньшевиков Юлия Мартова. Но это уже отдельная часть семейной истории.

С 1910 г. по 1916 г. работала в городе Пензе в земской статистике статистиком областного статистического отдела, где заместителем заведующего областным статистическим отделом был её муж Г.В. Шуб. Заведующим отделом был меньшевик Владимир Густавович Громан. Так дружно работали и общались представители РСДРП(б), РСДРП(м) и Бунда, что и отразилось на совместных фотографиях в дружеском кругу. Видимо там и продолжала свою партийную работу моя бабушка-большевичка, так как оставалась в партии до 1918 г.

Они пронесли свою любовь через все тяготы и испытания. И при любой возможности стремились друг к другу. Бабушка с двумя детьми ездила в ссылку в Алма-Ату и на свидания по тюрьмам, пока это было возможно. А Герман объявил голодовку, добиваясь возвращения из уральской тюрьмы в Ярославскую, мотивируя это невозможностью для семьи ездить так далеко.

 

 

После революции

 

Оттого, что по всем дорогам,

Оттого, что ко всем порогам

Приближалась медленно тень …

А.А. Ахматова (5)

 

В 1916 г. семья переехала в Москву и поселилась в районе Сокольников на Егерской улице, где они снимали первый этаж в частном доме около леса, позже переехали на ул. Пречистенка (позже Кропоткинская, ныне вновь Пречистенка).

Недолго продолжалась спокойная жизнь, насколько можно ее так называть для того времени, после возвращения Германа в 1918 году из Петрограда, куда он уехал сразу после февральской революции.

Несмотря на работу Германа в руководящих советских органах, начиная с февральской революции (член Петросовета, сотрудник Наркомпрода, Госплана и другие), обыски в их квартире в советское время производились в 1923 и 1925 годах.

В 1923 году во время обыска Феня, держа на руках сына Юлия (его всю жизнь родные и друзья звали Юликом), стояла у своего письменного стола, загораживая ящик, где лежал журнал «Социалистический вестник», принесенный мужу его другом меньшевиком Федором Череваниным, в прошлом членом ЦК РСДРП(м).

 

 

Годы бедствий

 

Что же делать, если обманула

Та мечта, как всякая мечта,

И что жизнь безжалостно стегнула

Грубою веревкою кнута?

А. Блок (6)

 

Мой друг, таков был век суровый…

А.С. Пушкин (7)

 

При советской власти, в двадцатых годах, Герман дважды арестовывался, находился в ссылке и в тюрьмах, называвшихся до середины 30-х годов политизоляторами. Людей всего лишь «изолировали». А 5 октября 1937 года Шуба Г.В. расстреляли на Золотой горе под Челябинском.

Все необоснованные обвинения мужа, она мужественно выдержала и перенесла, уделяя постоянное внимание воспитанию своих детей. Неоднократно ездила на свидания с мужем в места его заключения. Однажды едва не замерзла. Это было в начале 30-х годов, когда первоначально он попал в Верхнеуральский политизолятор. Бабушке пришлось проехать в санях более 200 км. А одета она была не по уральской зиме. После этого дедушка объявил голодовку (обычно он прибегал к сухой голодовке, т.е. отказывался даже от воды), требуя перевести его в заключение ближе к Москве. И его отправили в Ярославль В то время такое еще было возможно. В Ярославскую тюрьму, также называвшуюся до 1935 года политизолятором, ездили на свидания всей семьей.

Из истории этих мест заключения известно, что Верхнеуральская тюрьма (220 км от Челябинска), построенная в 1914 г., была частью Верхнеяицкой крепости XVIII века. В советское время преобразована в политический изолятор ОГПУ. Постройка Ярославского тюремного замка относится к 1800 году. Один из корпусов тюрьмы использовался в 30-х годах как политизолятор.

Страх общения с семьей арестованного привел к прекращению общения с частью родных. Исаак, старший брат Германа, особенно опасался этих контактов, так как они не только были очень близки всю жизнь между собой, но и работали одно время в Госплане. Боялись и большинство знакомых. Исключение составили давние друзья Стрикисы и друг Германа по учебе в университете Матвей Берман, впоследствии тоже репрессированный и прошедший ГУЛАГ. А также живущая этажом выше семья Варшаверов, все годы поддерживающая оставшуюся без мужа и отца семью. Берман приходил к нам после реабилитации, он вышел из лагеря в 1956 году. Сохранилась и книга, подаренная им в этот период бабушке ко дню рождения.

Бабушка с 1929 г., после ареста мужа, работала в различных местах – статистиком, счетоводом, машинисткой, кем придется. Ее или не брали на работу, или быстро увольняли. И всегда без оформления по трудовой книжке, в результате чего у нее не было потом права на пенсию. Немногие украшения из золота и серебра продавала в первые годы, пока они не исчерпались, через Торгсин, находившийся недалеко от дома, на Смоленской площади. Торгсином сокращенно именовалось Всесоюзное объединение по торговле с иностранцами.

Всю жизнь бабушка ждала возвращения своего дорогого Германа, видимо веря и не веря в лагеря без права переписки. А время бежало, росли дети, рождались внуки. Сначала нужно было воспитывать одних, добывая деньги на временных работах, потом воспитывать других. А в сердце замкнуть горечь невосполнимой потери.

И отсчитывать время от свидания к свиданию, но как медленно тянулись эти дни, недели, месяцы.

Затем только переписка, но и она прервалась. С ответом «10 лет без права переписки». И начался новый жуткий отсчет времени.

Были, правда, и радостные минуты. 12 июня 1941 года родился первый внук Вовочка, сын Дани (Даниила). Но вновь навалилось несчастье, теперь общее. На 11 день жизни малыша началась война. Быстро пришла эвакуация в Казань. Полина, жена Дани, пошла работать. Средняя дочь Мика (Мирра) училась и дежурила в госпитале. А бабушка занималась с внуком и вела скромное домашнее хозяйство. Все немногое, что было, продавали. Нужно было молоко для маленького. И все голодали. У бабушки развилась пеллагра, едва не унесшая ее жизнь. Но судьба ее сберегла и на этот раз. Это дало счастье внукам (Вове, мне, Марьяне, Леве) общаться с нею на протяжении отведенных ей лет. Но у бабушки и дальше было немало горестей.

 

 

Конец ожидания

 

Есть горький подвиг ожиданья …

Балтрушайтис(8)

 

Поймут ли, оценят ли грядущие люди весь ужас,

всю трагическую сторону нашего существования?

А.И. Герцен(9)

 

В 1961-м прошел XXII съезд КПСС. Были частично сняты ограничения с тайны «дальних лагерей без права переписки». До этого на посылаемые старшим сыном Даниилом запросы не удавалось получить сведений о судьбе дедушки. А в 1962 году был получен первый официальный ответ о смерти дедушки от паралича сердца в 1942 году и записи об этом в Железнодорожном р/б ЗАГС г. Челябинска в 1956 году. Потом выяснилось, что с этой же датой получили справки и живые родственники друзей Германа. В полученном позднее другом документе было уже указано, что Г.В. Шуб расстрелян 5 октября 1937 года по постановлению Тройки УНКВД по Челябинской области.

И вот, когда старший сын Даня, сказал своей маме, моей бабушке, о полученном письме, в котором сообщалось о смерти ее мужа Германа, то услышал от нее «Значит его уже нет». Всю свою жизнь она ждала и надеялась на встречу. И с детьми, незадолго до 1937 года, срока окончания назначенного тюремного заключения, было решено, что она поедет жить в ссылку со своим мужем. Всем было в это время уже понятно, что в Москву его не пустят.

Но бег времени продолжался. И в начале 90-х годов на надмогильном камне бабушки, где нами была сделана надпись о ее муже Германе, фиктивный 1942-й год смерти был затерт и появился истинный 37-й.

А земное время продолжает свой неумолимый бег и лишь в памяти близких остаются метки прошлого.

Бабушка была очень добрым человеком, об этом говорили очень многие знавшие ее в разные годы люди. Даже в тяжелейшие 30-е годы, когда семья с трудом сводила концы с концами, она всегда приглашала за стол друзей ее детей, если они в это время оказывались в нашем доме.

 

*  *  *

 

В октябре 1962 года бабушка тяжело заболела. У нее было нарушение сердечного ритма. Очень плохо она себя почувствовала особенно вечером 7 октября, когда мы чуть ее не потеряли. Но утром 8.10.1962 года, в день рождения моей мамы, с чувством юмора сказала: «Вот я и подарила тебе свою жизнь».

А мы должны были переезжать на новую квартиру. Бабушка никак не хотела, чтобы ее увезли на носилках и Даня с моим папой донесли ее до лифта и дальше на стуле.

С квартирой на Пречистенке, потом Кропоткинской (ныне опять Пречистенка) была связана большая часть ее жизни (с 1920 по 1962). Здесь было и счастье, и горе. Была трудная жизнь в единственной оставшейся комнате коммунальной квартире. Да еще при наличии одной из соседок, стремившейся постоянно делать пакости.

Радовалась новой квартире, хотя и с низкими 2,5 м потолками и говорила «котухи, но свои». И я не терплю слово «хрущобы», это были хрущовки и люди были благодарны, ожидая отдельного жилья по много лет. Но бабушке не суждено было пожить в этой квартире. Ее не стало через шесть недель. После небольшого улучшения, наступило резкое ухудшение.

Умерла моя бабушка Феня Моисеевна Шуб (Тумаркина) утром 3 декабря 1962 г.

 

Примечания:

1. Корнилов В. Бабушки // Избранное. М.: Сов. писатель, 1991, с.41.

2. Мережковский Д. Атлантида – Европа: Тайна Запада. М.: Русская книга, 1992.

3. Антокольский П. Невечная память // Далеко это было где-то … М.: Музей Цветаевой, 2010, с.175

4. Донн Дж. Доброе утро // Стихотворения и поэмы. М.: Эксмо, 2011, с.67.

5. Ахматова А.А. Поэма без героя (гл.3).

6. Блок А. Перед судом // Собр. соч., т.2. Л.: Худож. лит., Ленингр. отд., 1980, с.244-245.

7. Пушкин А. Послание Дельвигу

8. Балтрушайтис Ю. В сокрытом строе мирозданья... // Дерево в огне. Вильнюс: Vaga, 1983, с.243

9. Герцен А.И. Дневник // Соч. в 30 т., т.3, с.41.