Евгений МЯКИШЕВ

 

Родился в С.-Петербурге (тогда – Ленинград) в 1964 г. Лауреат премии «От музы» (2006), учрежденной Юзом Алешковским и Самуилом Левиным. Чемпион петербургского поэтического слэма (2008-2015). Автор поэтических сборников: «Ловитва» (1992), «Взбирающийся лес» (1998), «Коллекционер: Волшебные стихи» (2004), «Морская» (2007), «Кунштюк» (в соавторстве с Михаилом Болдуманом и Линой Лом, 2008), «Колотун» (2009), «Место Силы» (2012), «От Болды» (2012), «FINDINGtheGARDENofEDEN (В ПОИСКАХ РАЙСКИХ КУЩ)» (2014), «Занимательная шизофрения» (2016), «Огненный фак: BlackJack» (2017), «Стихики» (2018). Член СП С.-Петербурга.

 

 

СТИХИКИ

 

 

ЛОПУХ

 

Я не стал узловатым и жёстким, не покрылся морщинистым мхом,

Я остался шершавым и плоским – в деревенском саду – лопухом.

Я торчу над землёй одичалой, приподнявшись на пару вершков,

Наслаждаясь природой усталой, шевеля бородой корешков.

Надо мною склонялся ботаник, изучая строенье моё,

Об меня вытирало ботинок городское срамное бабьё,

Несуразный суровый геолог мною сморщенный зад подтирал,

Тёмной ночью на мне комсомолок молодой партработник барал...

Лето минуло, осень полощет пожелтевшее тело моё –

Её, видать, полоскать меня проще, чем рачительной прачке – бельё;

Мною ползают сонные мухи, белых мух предвещая покров,

Всё ужасней картина разрухи, и закат надо мною багров.

Впереди – не научный гербарий, не зелёное ложе для баб

И не участь подтирки для парий, а постылый промёрзлый ухаб...

Только б корни мои, корешочки, кореша, корефаны мои

В земляном неглубоком мешочке превозмочь бы морозы смогли –

Я бы ласковым вновь и широким по весне улыбался лицом

И не стал узловатым, жестоким стариком, а остался юнцом

И торчал над землёй плодоносной на не то что вершок – на аршин! –

Возвышая свой стебель бескостный выше косных навозных вершин,

Чтоб опять деревенские девки крутобёдрой сбежались гурьбой, –

И тогда бы я смог – не за деньги – насладиться их тел голытьбой.

Замечая в изломах событий – и физических сил круговерть,

И магнитные токи соитий, и земли ощутимую твердь,

И чарующий дым пепелища, и проворные струи воды...

Сыщет разум достойную пищу до последней упавшей звезды!

 

 

NIRVANA

 

Прежде, чем погрузиться в нирвану,

Коньяком насосавшись, как клоп –

погрузись предварительно в ванну,

третий глаз засадив себе в лоб.

Ведь иначе в желанной нирване

ни хрена не увидишь, дружок...

А потом уложись на диване

И дуди в свой волшебный рожок.

И глядишь – прояснится сознанье –

И завертится калейдоскоп

Мирозданья и миросозданья…

Вот тогда нажимай кнопку “stop”.

 

 

ЗАЗЕРКАЛЬЕ

 

                                            Полковнику

 

Отель «Метрополь» – это тот же некрополь

полковников чорной зимы…

Представь: год 20-й, промёрзший Петрополь,

И негде взять денег взаймы,

Все банки разграблены, всех спекулянтов

Повесили в Летнем саду –

Отель «Метрополь»… Ни шелков, ни брильянтов,

Ни вин в большевистском аду –

Одни лишь чекисты в потертых кожанках,

Бандиты в кепье набекрень,

Да пьяные шлюхи на койках-лежанках –

Такая махровая хрень.

Где люстры? Ковры? Гарнитур из Марселя?

Гарсон из Парижа? – в чека!

Железный Дзержинский, лиловый от хмеля,

Льва Троцкого злая рука,

Сен-Жюста-Ульянова бред фанатичный –

Вот Троица наша теперь…

Но чорный полковник идёт, симпатичный –

Толкает заветную дверь –

А там – и рейнвейны, и пуфы из плюша,

И сам Государь подшофе,

Бароны, и графы, и фрейлины в рюшах…

...По кайфу, что есть в галифе

 

Ключи от заветных дверей в Зазеркалье

И пропуск в иные миры…

Ну что же, полковник – ответствуй, каналья,

Припёр нам оттуда дары?!

 

 

ЧЕЙРОТ?

 

Да, нечего сказать! Отличная погода:

Полгода невский мрак, чухонский колотун.

Да, в Питере – у нас – зима стоит полгода,

И в низких небесах висит луны колун.

 

Тем временем в Москве – тропическое лето,

Кромешная жара, сплошной солнцеворот.

Там – топлесс – на Тверской тусует Виолетта

И жаждет засосать меня в пунцовый рот.

 

 

ПЕРВОАПРЕЛЬСКАЯ ИСТОРИЯ (1)

 

Раздаётся звук печальный, я встаю с улыбкой сонной,

Открываю дверь – начальник мой стоит; демисезонный

Плащ на нём просторномягкий, а в руках – бутылка шнапса;

Изучив основы магий, говорит он слово «грапсо» (2)

Вместо «здравствуй», вот скотина... Я зову его обедать,

Ибо время. Половина всей еды – ему. Отведать

Я надеюсь мерку шнапса или лучше полбутылки

Засандалю разом, на спор. Я раскладываю вилки,

Ложки, рюмочки, сервизы, нож спецьяльный для икорки,

В сеть включаю телевизор, на экране – мочат корки,

Травят байки, гонят речи... Мой таинственный начальник,

Приобняв меня за плечи, тусклым голосом печальным

Тихо шепчет мне: «Евгений... к нам вчера пришло заданье –

В сжатый срок, без промедлений – дней за семь – разрушить зданья

Эрмитажа, Ленсовета и Казанского собора...

Я решил: возьми-ка это на себя... Тебе на сборы –

Два часа... На нашем складе есть различные устройства.

И не надо, Бога ради, мне тут нервное расстройство

Имитировать... Евгений, я ведь знаю – ты же сможешь...

Ты ж любое из строений на кирпичики разложишь

Кулаком своим неслабым... Ну а я... Мне как-то сложно –

Понимаю, что пора бы мне от комплексов – возможно –

Избавляться – но, признаюсь (тут он выпил рюмку шнапса) –

Не могу... я заикаюсь, даже просто слово «грапсо»

Говоря – а тут – разрушить то, к чему привязан с детства...»

Тут он начал хищно кушать колбасу. – «Тебе в наследство –

Если справишься, Евгений, – я оставлю бриллиантов,

Разных древних сочинений двадцать восемь фолиантов –

Орден Льва тебе повесят – я скажу о том Магистру –

Только справься... дней за десять, пусть не семь...» и тут же быстро

Съел обед, и даже крошки – самой мелкой – не оставил.

Сгрёб со скатерти ладошкой и проворно в рот отправил.

Проглотив же, непристойно скаля зубы – засмеялся:

«Пошутил я. Спи спокойно». И ушёл... А я остался.

 

 

1. М&Б

2. Грапсо – γράψω (древнегреч.) – я напишу.

 

 

ВОЗВРАЩЕНИЕ К НАЧАЛУ

 

Кто там рыщет вдоль оврагов

В тёмных роговых очках?

Землю колупнёт корягой,

Оросит из фляги влагой

И умчится на скачках.

 

То – таинственный геолог,

Безымянный почвовед…

Завернувшись в хвойный полог,

Он не чувствует иголок,

Он лежит и видит свет.

 

Он живёт в лесу безгрешно,

Изучая местный грунт,

Недотошно и неспешно…

Есть в нём золото? Конечно,

На два пуда – целый фунт.

 

Ветхим пологом из хвои

Тело гибкое своё

Он скрывает от конвоя –

И конвой уходит, воя,

На плечо взвалив ружьё.

 

Но не ценные металлы

Привлекли его сюда –

Где сосна расти устала,

Где грибы под ней, как фаллы,

И, как смоль, черна вода.

 

Он ловитель совьих криков,

Собиратель вещей тьмы,

Изучатель лунных бликов,

Дряхлых пней древесных ликов,

Насекомой кутерьмы.

 

Но приходят следопыты –

Бескорыстные сердца,

Небогаты и небриты –

Им пути его открыты

От начала до конца:

 

Теорема глинозёма

Или формула сосны,

Листопада аксиома

Или лемма бурелома,

Или правило весны.

 

А когда златые слитки

Вдруг приявятся ему,

То его движенья прытки,

И в невидимой кибитке

Он скрывается во тьму.

 

 

*  *  *

 

Московского неба фальшивый алмаз

Не дался мне в руки – кричи не кричи.

Но я полюбил, словно девушку – Вас,

А Вы – лишь зола из остывшей печи.

В трубе вы звените, и мне невдомёк,

Что были осинкою Вы иль сосной,

А после, увы, превратились в дымок,

Да в горстку золы за заслонкой печной.

Но прежде, чем сделаться горкой золы, –

Вы неба слегка затуманили страз,

И с башен кремлёвских сорвались орлы,

И сгинули, дымкой прикрытые, с глаз.

Фальшивый алмаз не продать, не украсть,

А в доме – какие в печи калачи? –

Затихни, замолкни, безумная страсть!

Ведь Вы – лишь зола из остывшей печи.

 

 

*  *  *

 

Ищи себя не там, где свет

Разрушен стенами домов –

Купив замедленный билет,

Езжай в страну лгунов и снов.

И там, купаясь в кущах грёз,

Реальный мир забудь – как сон!

Есть мир смешных беззвучных гроз –

И для тебя безгрешней он

Реальной музыки грозы

И ранней осени основ.

Не плачь! Что толку от слезы?

Езжай во сне в страну лгунов.

 

 

ПИСЬМО

 

Е.Ворсулевой

 

Дорогая Лена, догорает лето –

Осень тихой сапой бродит по округе;

Зыбкие туманы – верная примета

И дождей сентябрьских, и февральской вьюги.

 

На горе в избушке я сижу на лавке –

Предо мною книжка и баклажка чая.

Я живу, как Пушкин в Болдинской отставке, –

Стихики слагаю, по тебе скучая.

 

Поутру – проснувшись – выбегаю в поле

Босиком по травке к роднику – умыться,

А не так, как раньше шастал с перепоя

С рожей посиневшей, чтоб опохмелиться!

 

Днём иду за хлебом в лавку на перроне –

Слушаю занятный телефонный зуммер,

Вечером доступны рифмы и перо мне,

Ночью – сон покойный, сплю – как будто умер.

 

Приезжай в субботу – привези в подарок

Солнечных улыбок, удивлённых взоров!

Вечером туманным августа огарок

Озарит перины ближних косогоров.

 

 

*  *  *

 

                                            В.Шубинскому

 

Ни криволинейный, расчерченный мрак,

Ни сонный, осенний мороз,

Ни полной луны постоянный маяк

Нас не поведут под откос;

Казённых домов на пути короба

Не скроют в ловушках навек –

Петляет окольная наша тропа,

Чащобы готовят ночлег;

Под сиплое уханье духов лесных,

Сквозь шелест болотных осок,

Из угольных ям, из завалов ночных

Едва различим голосок

Невинной, но вечно виновной земли,

Манящей своих должников

Вернуть ей котомки её и кули

Мельчайших зыбучих комков,

Заёмных песчинок звенящую персть.

Но нам в назидание дан

В блужданьях кривых указующий перст

К незримым в потёмках садам.

 

 

*  *  *

 

Бутоны распускались в тихой комнате,

А мы спешили прочь... Точнее – в сторону,

Мы жизнь свою уже успели скомкати:

Шли слушать соловья – попали к ворону,

Хотели свет увидеть – не увидели,

Хотели дом построить – не сподобились.

Теперь спешим, но нас не ждут родители,

А что нас ждёт – к тому не подготовились.