БИБЛИОТЕЧКА ПОЭЗИИ СПМ. Кирилл Ковальджи. Сонеты
ОБ АВТОРЕ
Родился 14 марта 1930 года в бессарабском селе Ташлык (теперь Одесская область, Украина). В Белгороде-Днестровском окончил среднюю школу и Учительский институт. Печатается с 1947 года. В 1949 году поступил в Литературный институт им. А. М. Горького, (окончил в 1954 году), работал журналистом в Кишиневе. Там же выпустил первый сборник стихотворений "Испытание" (1955 г.), был принят в члены Союза писателей (1956 г).
С 1959 года в Москве. Работник аппарата Правлении СП ССР, затем ответственный редактор журнала "Произведения и мнения" ,зав.отделом в журналах “Литературное обозрение" , "Юность" , главный редактор издательства "Московский рабочий" (1992-2001). Член комиссии по вопросам помилования при Президенте РФ (1995-2001). Работал в Фонде СЭИП главным редактором интернет-журнала "Пролог". С 2013 г. главный редактор интернет-журнала СПМ Москвы "Кольцо А". Автор многих сборников стихов, повести "Пять точек на карте" (1965), романа "Лиманские истории" (1970), книг эссе и воспоминаний «Обратный отсчёт»((2003) «Литературное досье» (2010), «Моя мозаика» (2013). Лауреат премии Союза писателей Москвы “Венец” (2000). Награжден медалями СССР, Румынии и Молдавии. Заслуженный работник культуры РФ. Стихи и проза переводились на ряд языков, отдельные издания - в Болгарии, Молдавии, Румынии, Польше. Руководил поэтической студией, вел творческие семинары в Литературном институте. Секретарь Союза писателей Москвы, член русского Пен-центра.
СОНЕТЫ
К НОВОЙ ТЕТРАДИ
Исписываю первую страницу.
За нею много чистых. Сколько их!
На белом фоне нет стихов моих,
Но знаю, что они должны родиться.
Еще в пути событий вереницы,
Которым влиться суждено в мой стих.
Дрожат вдали грядущего зарницы:
Я рвусь, я к ним бегу, я верю в них!
Ловлю из жизни быстрые минуты.
В себе избыток ощутив огня
И торопливо рифмами звеня,
Я рад писать стихи. Пустяк, как будто.
А, может быть, они - чем черт не шутит? -
Переживут и грешного меня!
1947
* * *
Мир умирает с каждым человеком.
Когда глаза смыкает человек,
Весь мир — с борьбой, любовью, солнцем, снегом,
С ним пропадает навсегда, навек.
Мир создается с каждым человеком,
И узнает впервые человек
Судьбу людей, борьбу их век за веком,
Весну, жару, и листопад, и снег.
Угасло солнце, загорелось солнце.
Мир, исчезая, снова создается,
За смертью жизнь всегда спешит вослед.
А мир, неся бесчисленные солнца,
Не исчезает и не создается,
Есть только жизнь, а смерти в мире нет.
1950
ЗАВЕЩАНИЕ ПОЭТА
Это будет поздно или рано,
И в каком бы ни было краю –
Только мать оплачет смерть мою
Или поколения и страны,
Вам завет единственный даю:
Вскройте череп, выньте мозг мой странный,
Грудь разрежьте – из открытой раны
Выньте сердце, павшее в бою.
Безымянным, скрытым от молвы,
Схороните мозг мой в середине
Самой шумной площади Москвы.
Ну а сердце? …Лучше о рябине
Спойте песню, только о причине
Ничего не спрашивайте вы.
1951
* * *
Детству нужен маленький тайник,
Тайна изначальная — природе.
Личность перпендикулярна моде,
Как огласке уличной — дневник.
Что на людях сочиненье книг,
Что любовь, что роды при народе?
Что душа в подстрочном переводе
На расхожий будничный язык?
Умный в переводе на дурацкий,
Женский в переводе на мужской,
Трезвый в переводе на кабацкий,
Гениальный стих — на никакой?
Тайну бережет первоисточник,
Точно балерина — позвоночник.
1960
* * *
Быть только мастером – невелика заслуга,
Заслуга светится на уровне души,
Когда ты несвободен от любви, от друга,
От неба и земли – всему принадлежи.
Но с современностью мучительна разлука,
Когда согражданам в коснеющей тиши
Не вырваться из заколдованного круга,
А ты на новые выходишь рубежи.
От марширующих по стуку метронома
Ты отклонился? Одиночество отлома
Сноси безропотно, вверяясь высоте.
Когда разлом прошёл и через стены дома
Себе принадлежи. В застойной суете
Остаться мастером – учиться немоте.
1979
* * *
В Поэзии - как во Вселенной смежной -
Заключена гармония светил
В пленительном слиянии двух сил –
Центростремительной и центробежной.
Бог к правде чувств поэзию склонил,
Но яблоком действительности грешной
Премудрый змий поэта соблазнил:
С утешным раем смешан ад кромешный.
Двойной уравновешенное мукой
Искусство между верой и наукой
Взлетает, тяжесть превратя в полет,
По кругу или по виткам спирали –
И вечно ищет смысла в идеале,
А смыслом дышит каждый оборот.
1974
СОНЕТ С АНАГРАММАМИ
От чуда отправляются на дачу,
Торги сокрыты в прелести гитар...
Я не хочу, я всё переиначу –
Кентавр преобразуется в нектар.
Слова сулят негаданные встречи,
И шепчет страсть про старость, и пчела
Печали жалит согнутые плечи,
Из чрева дней сосет мое вчера.
Перетасуй провидческие звуки:
Русалки промелькнут на дне разлуки
И ласку ловко превратят в скалу...
Но не спеши волхву воздать хвалу.
Стрекозы на костре! Ломаю руки.
Клочки стихотворения на полу.
1980
ПОЭТ О ЛЮБВИ К КРИТИКАМ
Люблю я критиков моих!
А.Вознесенский
Как не любить мне критиков моих?
Пускай сосу таблетку валидола,
Но не прожить и дня без их укола -
Как жеребец, от шпор взовьется стих.
Слух обо мне бы только не утих!
А если критик мой иного пола
И в возрасте былого комсомола, -
Сбегу с престола на своих двоих.
Лишь только женщина имеет право
Сказать, что стихотворчество - забава,
Лауреатство - дым и ерунда.
А залпы прочих критиков - приправа,
С их перчиком еще острее слава.
Я прав. А паразиты - никогда!
1975
СОНЕТ С АКТЁРАМИ
Когда Шекспир придумывает роль –
Какой простор артистам и раздолье!
В лицо бессмертьем веет!... Но изволь
Сходить на время в будни поневоле.
По гению – и радости и боль.
А вы какие подобрали роли
Самим себе? Ни перца в них, ни соли,
Тягучая скрипучая юдоль.
Вы у безликой роли на приколе,
А гений на престоле и на воле,
Но долго жить нельзя на высоте.
Что вам сказать? Кому какая участь?
Кому бессмертье, а кому живучесть?
Не знаю… Дождь… Томленье в темноте.
ГОЛОГРАФИЯ
Стеклянный куб, он лицами облеплен,
Размыты рты, приплюснуты носы:
Там двое извиваются, как стебли,
Качаются прекрасные весы.
Тела отборной молодой красы
Лежат устало, словно после гребли...
Сеанс. В определенные часы.
А реквием и скорбен и серебрян.
Волшебники Парижа и Нью-Йорка
Сменили соблазнительно и горько
Хрустальный кубок на стеклянный куб.
Вокруг щемящей тайны двух влюбленных
Теперь скользят по стеклам миллионы
Носов приплюснутых, размытых губ.
1977
СОНЕТ С КОДОЙ
Ты была ли Джульеттой, старуха?
Превратила Ромео в раба...
Дульсинея в душе потаскуха.
Дон Кихот, где твоя худоба?
В этом веке романтику худо.
Катастрофа. Провал. Не судьба...
Ты хотел не победы, а чуда.
А любовь — то игра, то борьба,
Где охотник становится дичью, —
Ночь у них гениально-груба...
О, двуликость любви и двуличье!
Но тому, кто отпрянул, — труба.
Лишь в таланте сокрыто величье,
Лишь на Данте летит Беатриче, —
На ловца, говорю, и добыча.
СОНЕТ С РИСУНКОМ
Сорок с лишним разноцветных рыб,
Жизнь моя, игра калейдоскопа,
Этих линий женственный изгиб
И судьбы невидимые стропы...
Только рыбий мир и не погиб
От волны всемирного потопа...
Счастлив Бык — он умыкнул Европу.
Рыбы, что похитить вы могли б?
В море ходят голубые глыбы.
Думают, помалкивают рыбы,
Слезы тоже рыбам не даны,
Потому что волны солоны.
Все цвета в глазах играют зыбко.
Только где ты, золотая рыбка?
1975
СОНЕТ НЕПРАВИЛЬНЫЙ
Русская тяжёлая любовь!
Гибель ей понятнее, чем убыль,
Танец ей милее — среди сабель,
А паденье — в купол голубой.
Мир ей братец, а сестрица — боль,
Мастерица быль менять на небыль:
Тот ограбил небо, кто пригубил
Русскую тяжёлую любовь.
Кипень яблонь, ливень, песнь и вопль,
Гордости и горя коромысло,
Против равновесия и смысла
Здравого. О ней не смолкнет молвь.
Любящий и в пламя льющий масло,
Дай тебе любовь, чтоб не погасло!
СОНЕТ ПСЕВДОШЕКСПИРОВСКИЙ
Будь с гением, подруга, заодно, -
Прекрасное художник лишь оценит,
Прикосновеньем мастера оденет
Тебя в божественное полотно.
Но вечное поэзии вино,
Увы, вина из бочки не заменит,
Бессмертию красавица изменит, -
Поскольку тела в славе не дано.
Так тленное нетленному перечит.
Пусть красоту поэт от смерти лечит
Животворящей властью мастерства,
Пусть трижды будет он увековечен,
Но гений скорбью потому отмечен,
Что молодость мучительно права.
* * *
Тебе внушали с детства: ведьма злая
Летает, оседлавши помело...
Но, ненавистью праведной пылая,
Врагов своих уменьшишь ли число?
Все за добро, все отрицают зло,-
А между тем враждуют... Лишь слепая
Любовь, претерпевая и прощая,
Свет излучает, жалость и тепло.
Отмщение свело с ума народы,
Но сказано не зря, что нету брода
В реке обиды,- прав ли ты, неправ...
В холодной мгле вращается планета.
Прошу вас жить, Ромео и Джульетта,
Объятьями трагедию поправ.
ГРОЗОВОЙ СОНЕТ
Ливень в Ялте. Горнему огню
Поклоняюсь. Благодарен грому,
Что ни канонаде, ни погрому
Он не набивается в родню.
Ливень в Ялте. Я домой звоню,
Удивляюсь небу голубому
Над Москвой. Благоволенье к дому
Я внушаю двойственному дню.
Голосок твой - волосок над бездной.
Кто мы с точки зрения небесной,
Где мы через десять тысяч лет?
Наплывает теплая тревога, -
Все мы дети малые у Бога,
Роща - церковь, тополь - минарет.
* * *
Не я задумал в этот мир мужчиной
Явиться. Я бы, может, не хотел
Животную зависимость от тел
Переживать... Не я тому причиной.
Но прихожу теперь к тебе с повинной,
Что я готов переступить предел,
Что против воли попросить посмел:
Хоть на ночь стань моею половиной.
От напряженности освободи.
Я успокоюсь на твоей груди,
Как человек - самим собою стану.
Пускай принадлежу к мужскому стану,
Но в мире, где полным полно мужчин,
Какой ни есть, но я всего один.
***
Он мучился. Стесненье и тоска.
Тебя он возвышал до идеала.
Любовь была чиста. Ты заскучала:
Есть в обожанье привкус тупика.
Прошла неделя. Много или мало?
Он вкусно ел цыплёнка табака,
Острил с тобой легко и свысока.
Легко рука твоей рукой играла.
С него, дивясь, ты не сводила глаз.
Ты им довольна? Для обоих вас
Мир прежнюю обрёл определённость.
Мужчина стал общителен и мил,
Он за семь дней в себе переломил
Иллюзию, романтику, влюблённость...
* * *
Застолье да веселье — мне помеха.
Компании — как по сердцу лемех.
Хотел бы я отвлечь тебя от всех,
Увлечь от притяжения успеха.
Ты мне нужна одна. Мне не до смеха,
Побудь со мной. Прошу... Но, как на грех,
Когда близка лирическая веха —
Я сам ищу препятствий и помех.
Меня учили опыт и эпоха.
Но все не в счёт. Остался только вздох.,
Неразбериха и переполох,
И что ни шаг — жди от себя подвоха...
Сонет правдив — хорош он или плох -
Не зря в нем «эх» помножено на «ох»!
* * *
Да, жизнь одна. Нет, не одна – помножена
На звенья дней и откровенья сна,
На лёд утрат, полёт весны встревоженной,
На мир друзей и милых имена.
Обнажена, от вас не отгорожена
Судьба поэту для того дана,
Чтоб сквозь перины жгла, раскалена,
Подложенная совестью горошина.
Но как себя ты сохранишь, поэт?
Живя другими, сам сойдёшь на нет,
Любой тебя сильней – кто обособленней.
Не подходи, окажешься в плену,
Страшись в себя вобрать ещё одну,
Свою одну прожить не приспособленный.
* * *
Она теперь ему подчинена,
Ему принадлежит душой и телом,
Тебя, как отчужденная страна,
Она встречает взглядом опустелым.
Страна прекрасная, но ликом белым
Она теперь к тебе обращена.
Природу обескровила Луна
И залила своим холодным мелом.
Не ставшие подвластными края –
Как рана. Эта боль неизлечима.
Смирился бы, когда была б ничья,
Но чья-то – красота невыносима!
Черта. Рубеж. Захлопнулись врата.
Спроси – за что карает красота?
ЧИСТЫЙ ПОНЕДЕЛЬНИК
Несбывшегося не перебороть.
Еще ты жив, седого снега пленник...
Он был однажды, чистый Понедельник,
Да не судил узнать его Господь.
Есть тайный дух и явленная плоть.
День миновал. Ты музыки изменник.
Ты князем был, теперь ты старый мельник,
Ты ворон, вор, отрезанный ломоть.
Что будет дальше? Музыка без звука,
Пруд без русалки, тетива без лука,
Несбывшегося медленная месть.
И в книге той, где все пути и сроки,
Тебе предуготовленные строки
Зачеркнуты – вовек их не прочесть.
* * *
Душа сопротивляется тому,
Что совпадает человек и место,
Душа сопротивляется всему,
Что слишком установлено, известно.
Дано пойти нам лишь по одному
Пути в судьбе. Не потому ли тесно?
Глазам души являются чудесно
Возможности, что канули во тьму.
Существованья зыблются миражем.
Сны не досмотрим, думы не доскажем
И не развяжем крылья красоты…
Реальность неправа и незаконна,
Когда в ней стынешь нынешняя ты,
Не ставшая Мадонною мадонна…
ДОРОЖНЫЙ СОНЕТ
Стал скорый поезд в свой черед телегой,
Купейной колымагой, что мила
Тому, кто смеет отложить дела
И упиваться кайфом, то есть негой.
Сонет старинный, будь моим коллегой.
Пусть в сердце вновь вонзается стрела,
Что лазеру позиций не сдала
И никого не сделала калекой.
Я вычеканил бы у входа в рай
Пословицу о том, кто тише едет:
Он не проскочит жребий свой, а встретит.
Ты тишине тишайшей доверяй,
Когда приходит в заповедный край
Стрелок, что в цель невидимую метит.
* * *
Там, за высотным зданьем на Смоленской,
Выглядывает солнце в пол-лица.
Горит пролет Садового кольца —
Закат изобразил пожар вселенский.
На площади шаг уходящий женский
Поэт чугунный ловит без конца.
(Тень — под колёса... из-под колеса...)
Из «Юности» выходит Вознесенский,
Он старше Маяковского. Но он
Все ж младше... Над окном кулинарии
Осваивают голуби балкон.
Метро толкает скопища людские,
Но огненный распахнут небосклон
Над буднями. Как и судьба России.
1988
РИМСКИЙ СОНЕТ
И привела меня дорога в Рим.
Он меньше, чем я думал. Это странно.
От Колизея и до Ватикана
Набит, как ларчик, он собой самим.
Похожи в Риме древности на грим:
Волчица. Бар. Витрины. Столп Траяна...
Мой Третий Рим, беги самообмана,
О скромности давай поговорим!
Рим город-праздник, ярмарка в музее,
Он жив-здоров без мировой идеи,
Пусть тесно, как в автобусе, векам...
Двенадцать цезарей и Муссолини
Немыслимы в сиянии и сини
Средь мотоциклов юрких и реклам.
* * *
Двадцатый век. Россия. Что за бред?
Сюжет невероятного романа,
Ночное сочиненье графомана,
Где не наложен ни на что запрет.
От океана и до океана
Империя, которой равной нет,
Вдруг распадется и из мглы дурмана
Преображенной явится на свет.
Россия не двуглавой, но двуликой,
Растоптанной, великой, безъязыкой,
Отмеченной судьбою мировой
Встает до звезд и валится хмельной,
И над ее последним забулдыгой
Какой-то гений светится шальной.
* * *
Мы потревожили извечность:
Где солнце, воздух и вода?
Что человек и человечность,
Когда звереют города?
Машин безликие стада,
Индустриальная беспечность
И обеспеченность и вещность
От совести и от стыда
Избавили... Что толку хныкать?
Придется, братцы, горе мыкать
И среди роботов дичать.
Мы покоримся их законам,
Властям и тронам электронным, -
Да здравствует прогресс! Молчать!
* * *
Что нового в конце тысячелетья?
А ничего. Я также уязвим
По-глупому. В раскинутые сети
Вновь попадаюсь, как слепой налим.
Что век и память? Байты на дискете?
Что сберегаем и зачем храним?
Бег времени больней всего на свете,
Когда ты замкнут в нем и нелюдим.
Прогресс? Но у любого пациента
В "Истории болезни" хэппи-энда
Не предусмотрено, как не лечи.
Куда мы шли? Куда я шёл? А эти
Куда ведут? В дверях тысячелетья
Незапертых - опять ищу ключи...
1999
* * *
В чаду свободы - общество больное.
Прощанье с Марксом. Снова Бог и бес.
Свобода, секс, насилие и стресс.
Свердлов — палач, а бывший царь — в герои.
Знак поменяла та же паранойя?
Воскрес к процентам крови интерес...
Спасется ль новой вырубкою лес?
С небес ли ждать решение земное?
Детей рожайте! — это свет в туннеле,
Надежда на младенца в колыбели.
Всего мудрее косвенный ответ.
Я знаю — мир приблизится к здоровью
Через терпимость. Но как быть с любовью
К врагам своим?.. Не мучь меня, Завет!
1991
ПОСЛЕДНИЙ СОНЕТ ВЕКА
Двадцатый век под твердую обложку
Возьму, захлопну этот толстый том.
В нем жизнь моя. Немножко на потом
Себе оставлю. Выпью на дорожку.
Но, как вчера, не ведая о том,
К кому-то вызывают неотложку.
Куранты бьют. По-прежнему роддом
В мир запустил очередную крошку.
А что такое двадцать первый век?
Я досмотрю, не размыкая век,
В каком-то в измерении чудесном.
Бог на ладони держит звездный ком,
Он пестует небесное в земном,
Любя земную соль в пространстве пресном...
ночь 30/31 декабря 2000
СОНЕТ С ИСТОРИЧЕСКИМ ОТТЕНКОМ
Участнику на съемочной площадке
Достоинства картины не видны...
Со мною целое играет в прятки,
Умру - узрею жизнь со стороны!
Пока я здесь, подробности вольны
Меня кружить. Они горьки и сладки -
Заботы, лихорадки и загадки,
Все частности, превратности и сны!
Эпоха постигается заочно.
Истории каркас сколочен прочно,
Но он - как дом, в котором не живут.
Музей. Архив. Посмертный срочный суд.
Но этот луг цветочный... персик сочный...
Побочный смысл твоих ночных причуд...
* * *
В прах превращусь... Но я-то не из праха
Был сотворен, душа - не из огня...
Мне кажется, что смерть - всего лишь плаха,
Где отсекают тело от меня.
В живую пряжу солнечная пряха
Вплела мой луч. Живую связь храня,
Я вижу свет. Комок любви и страха,
Любая дура-птаха мне родня.
Вся твердь земная - смерть. Металл и камень.
А я из тех, кто наделён глазами,
В которые Вселенная течёт,
Чтоб стать живой, чтоб выйти из горнила
Глазастой... Твердь меня не породила,
Но как смириться, что меня сожрёт?
ОСВОБОЖДЕНИЕ
Я дверь открыл. Освободил раба.
Но находил другого непременно
То под кроватью, то в шкафу. И стены
Твердили, что не кончится борьба.
Я люк открыл. Обшарил погреба:
Рабы там жмутся, преклонив колена...
Я выгнал их. И, наконец, из плена
Я вывел мысль. Колпак смахнул со лба
И в поле выбежал. Перегородки
Не отстают. Кустарники - решетки,
Заря к тому ж включает красный свет...
Но вам-то что? Я тих и дружелюбен.
А на свободе вор, ублюдок, люмпен -
Все, для кого в душе закона нет.
СОНЕТ ОЗАДАЧЕННЫЙ
Век отрезвленье позднее принес,
Смятенье на идейном пепелище,
Где все острей о пище, о жилище
Неотвратимый ставится вопрос.
Иное проповедовал Христос:
Он не учил обогащаться нищих,
А побуждал жить совестливей, чище
В земной юдоли, в этом мире слез.
Рубить узлы — глупее нет отваги.
Есть противонаправленные тяги,
Мы между ними — словно тетива.
Боль разрешается стрелой в полёте!
Дух - недруг жизни, если против плоти,
Без духа плоть — распутная вдова.
БЕЛЫЙ СОНЕТ
Меня изводит вездесущий мусор,
он издевается над пылесосом,
упорно лезет в свежие газеты,
библиотеку, в ящики стола,
в компьютер, в пищу, в улицы столицы,
в дела и отношения сограждан,
в зазоры между странами и в космос —
о телевизоре уже не говорю.
Я убегу! Но мусор умудрился
среди извилин мозга отложиться,
забиться в складки нежные души.
Я улечу! Но современный мусор —
мутант, он научился превращаться
в железки на орбитах голубых..
СОНЕТ РАСКОВАННЫЙ
Крамольный кайф – ломать перегородки,
Границы перечёркивать подряд…
Мои друзья – свободы самородки,
Они везде и нет для них преград.
И не для них стволы прямой наводки,
Самоубийцы – дети баррикад.
Истошно призывающие глотки
во фронтовой непримиримый ад.
Утопия моя - чем хуже прочих?
Гремело: пролетарии всех стран…
Но ненависть звала на бой рабочих.
Милее братство первых христиан
Поверх границ, но - множатся границы…
Поэзия, сподобь нас породниться!