Александр КЛИМОВ-ЮЖИН

 

Родился в 1959 году. Автор пяти поэтических книг. Соучредитель газеты «Театральный курьер». Лауреат литературных премий журналов «Новый мир», «Юность», «Литературная учеба», а также премий имени Бориса Корнилова и «Югра».

 

 

ПИСЬМА ИЗ ЧЕРНАВЫ

 

 

ПРОЛОГ

 

И некто, отстоящий от меня,

Стоял, как я сейчас,

На том же месте, на исходе дня,

Не ведая свой час.

А вечер плавно в ночь переходил,

И длилась лития,

И он тогда ещё на свете жил

Бессмертно, как и я.

И отправлялся затемно в кровать,

Чтобы встречать рассвет,

И так же было лень ему вставать,

Как мне с утра чуть свет.

 

 

1.

Недаром на ловца и зверь бежит...

Пишите письма, – жанр эпистолярный

Способствует писательству. Дрожит

Листвою мокрой скверик привокзальный,

И с глаз долой, – сентябрь в своих правах.

Что дальше? Дальше только непогода.

И письма мельтешат в моих глазах

Тридцатого, – трудно представить, – года.

Что ж, семьдесят семь лет назад почти

Они писались, и опять в Чернаву

Их путь, чуднее было б отвезти

С успехом тем же, скажем, в Балаклаву.

Миф – фигуранты писем; на дворе

Тысячелетье новое – не странно –

Никто не помнит мальчика Андрэ

А уж училок древних и подавно.

Но вот Чернава та же, с оных дней

Всё те же Кубанята и Свистовка*,

Всё так же рядом можно встретить в ней

Корову вместе с божией коровкой;

Всё в тот же сон она погружена,

И ни один фонарь в ночи не светит,

Беременеет озимью зерна,

И, слава Богу, подрастают дети.

 

* Кубанята, Свистовка, Шинки – названия порядков (районов) в Чернаве.

 

 

2.

Спросите, что такое РИК и Шкраб*?

Из прошлого рычит, шипит, скрежещет,

Как будто на отливе брошен краб

С клешнёй полуоторванной, зловещей.

Пусть вам понятней шляпка от кутюр,

Но память извлекает без сомнений

Дух времени из аббревиатур

Пугающих и прочих сокращений.

Итак, две практикантки из Москвы,

Чьи друг с подружкой прыгалки и обруч,

Чьё детство стерегли в именьях львы,

Заброшены в Чернаву на Всеобуч**.

Я вижу их – в берете и в платке,

Летучей мышью прозванный светильник

Дрожит при шаге, стопка книг в руке,

Заботливо к груди прижат будильник

Для школьных перемен давать звонок –

Почти бегущих мимо сельсовета,

На первый поспешающих урок

Двух Тань, задолго вставших до рассвета.

Но всё ж, воображение не в счёт, –

Оно влечёт, в нём правды нет и близко, –

Но тут нам и поможет в свой черёд

Одной из Тань с родными переписка.

Я выборочно воспроизведу

Её отрывки сколь возможно точно,

И в пятистопный ямб переведу

Эпистолы разрознено, построчно.

 

* РИК – Районный Исполнительный Комитет Совета крестьянских депутатов. Шкраб – школьный работник. Так в 30-е годы называли учителей.

** Всеобуч – всеобщее обучение.

 

 

3.

Всю осень выселяют кулаков.

Мы с Таней у инспектора соцвоса*

Размещены (по праву бедняков),

Покуда с нами не решат вопроса.

Живём коммуной; по утрам Б. М.

Готовит завтрак, – этакий Митрошка –

Картошку с воблой; впрочем, если Сэм, –

На ужин та же с воблою картошка.

Бренчит на мандолине перед сном,

На пианино может, а не барин,

Чуть скуповат, прижимист, в остальном

Умён и делен, впрочем, славный парень.

Планируем занятия, корпим

Над самой темой – «роль пролетариата».

Вдвоём за тусклой лампою сидим,

На днях вторую стырил ликвидатор**

Безграмотности, посчитав, что свет

Жрёт керосин, а ночи слишком длинны.

Заканчиваю, всем родным привет.

Сколь пианино лучше мандолины.

 

* Соцвос – отдел социалистического воспитания при РИКе.

** Ликбез – ликвидация безграмотности; отсюда: ликвидатор.

 

 

4.

Тут мало научить писать, считать,

Здесь надо непременно и заранье

Вылавливать весь день отца и мать,

Доказывать необходимость знанья.

А их самих не затянуть в колхоз

Ни страхом, ни посылом, ни обетом,

Не верят, что надолго и всерьёз,

И звук для них пустой – «Вся власть советам!»

Но всё-таки, как слухи в деревнях

Расходятся, пошли по доброй воле,

Сначала недоверчиво в сенях

Толкутся; смотришь – бегают по школе.

Понаблюдала их со стороны:

В лаптях, кто в чём, растрёпаны, чумазы,

Но девочки прилежны и важны,

И мальчики в заплатах, ясноглазы.

5.

С утра ребята убирали класс,

Испачкались, порядком подустали.

В тазу помыла волосы, как раз

Едва обсохли, тотчас нас погнали

Отрядом к РИКу. Мёрзли до шести,

Напрасно ждали Красного обоза,

Полкласса разошлось уже почти,

Вдруг флаг зарделся над дугою воза.

Наездник показался, как монгол,

Вдали на низкорослой лошадёнке,

И от Шинков за возом воз пошёл.

Мы покричали лозунги в сторонке,

Охрипли, после двинулись к сельпо,

Как рот за хлебом, маленький народец,

Пишу, в глазах маячит до сих пор

Дурак-организатор комсомолец.

Чего кричать, когда увозят хлеб,

Какой ещё им не хватает славы,

Каких ещё не доставало треб...

Увозят хлеб – шестьсот возов с Чернавы.

Но словно в назиданье всем артист –

Руководитель драмкружка Нардома* –

Пьян, как всегда, не выбрит и не чист,

На дне зрачка мутнеет глаукома.

И митинг наш разбился о вопрос

С издёвкою хмельной на красной роже:

– Уж не меня ли ждёте? Что обоз

Встречаете? – И отхлебнув – Я тоже.

 

* Нардом – Народный дом, позднее – Дом культуры.

 

 

6.

С неделю, как начальник из Москвы

Орудует здесь хлебозаготовкой,

Себя поставил с прочими на вы,

Вид негодяя, но деляга ловкий.

Приехал выколачивать (словцо

Любимое), слюнявым пальцем в книжке

Копается, скупает кур, яйцо –

Обделывает втихаря делишки.

Клеймят позором тех, кто не несёт

Излишек, ― смейся, матушка-природа.

Как мера, объявляется бойкот

По пунктам, например, такого рода:

На мельнице не молотить зерна,

Приказано не отпускать товара,

Ни круп, ни вермишели, но одна

Страшнее прочих, безусловно, кара –

Общественные посещать места

Чинится несознательным препона,

Короче, нет на басмачах креста,

Мы ж, мотыльки, летим на свет Нардома.

 

 

7.

Тринадцать лет милиции. Нардом

Набит битком, торжественные речи,

Конечно, поздравления, потом

Подарки обсуждали целый вечер,

Всё больше в виде брюк, белья, калош,

Последние здесь очень даже кстати.

Сказать ли вам, как местный хор хорош,

Воистину, что с печи на полати.

Все бывшие церковные, они

Как принялись, я вздрогнула сначала –

Не Боже ли царя, поют, храни? –

Ан нет, – куплет из «Интернационала».

За полночь вышли, как в гробу темно,

Затем переправлялись через площадь,

С доски на камень, с камня на бревно,

И так до дома, вплавь бы было проще.

Добро б луна, а так, вишь, мужики

Здесь ищут человека с фонарями,

Как серые огромные жуки,

Прикинувшись в потемках светлячками.

 

 

8.

Так ясно представляется Москва:

Тверского предвечерняя палитра,

С бульвара уносимая листва

И очереди возле Центроспирта;

Садовое кольцо и Эрмитаж,

Знакомые, родные с детства лица,

Пруд Патриарший, дом, второй этаж,

Но... вечный бой! Москва нам только снится...

А здесь всё тоже – бесконечный дождь,

Всё та же грязь и вётлы клонит ветер.

И, кажется, что вечно так живёшь

И нет Москвы, и ничего на свете.

И что предназначение моё – пить чай

С Б. М. и ... впрочем, дел излишек.

С утра пораньше отправляться в рай-

школу – пёстрых обучать детишек.

 

 

9.

Я в прошлое сквозь время заглянул,

Протёр очки, петух пропел трикраты,

Хотел забыться, так и не уснул,

Но вот письмо последнее без даты,

Наверно, не отправленное, но

Приложенное к прочим, – и, понятно –

Оно к самой себе обращено

И потому, быть может, невозвратно.

«В последний раз присели на кровать

И разрыдались горькими слезами,

И почему так трудно покидать

Обжитое? Б. М. снуёт меж нами:

– Ну, Юрьевна, Ивановна, опять?

Ну, барышни, какие ж вы, однако.

Пришла подвода, надо выезжать.

И взгляд отводит, сам готов заплакать.

Как это глупо, то, что человек

Привязан неразумно к месту, быту,

Но чуть вдали – и свет уже поблек,

И всё пройдёт, чему быть позабыту.

Увидимся ль? Скорей всего, что нет...»

И далее оборвана страница.

А я добавлю через прорву лет,

Что нет угла, с которым не проститься.

 

 

ЭПИЛОГ

 

Из-за кустов на встречные огни,

Ощерясь, псы выскакивают с лаем,

Мне остаются считанные дни,

И мой отъезд вполне предполагаем.

А письма можно поместить в музей,

Тем более что некогда писались

Убористо в тетрадке без полей

Они в Чернаве, и предназначались,

Как видно, ей, и только невзначай

Попутным сквозняком меня коснулись.

Но ветер отогнул страницы край,

Я заглянул, и буквы шевельнулись,

И ожили, и время вспять пошло,

Ищу кого-то, день сменяет вечер.

Я их узнал, но с двух сторон стекло

Нас разделило без надежд на встречу.

Гуляю, то ли ранняя весна,

Иль осень припозднившаяся, – худо

И так, и так. Печаль моя честна –

Затем, что ни к кому и ниоткуда.

Ни одного зажженного окна,

И фонари на улицах не светят,

Но в лужах отражается луна,

Приплюснутая, прошлого столетья.