Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы
Кольцо А

Журнал «Кольцо А» № 114




Foto1

Константин КОМАРОВ

Foto3

 

Родился в 1988 г. в Екатеринбурге (тогда – Свердловск). Поэт, литературный критик, литературовед. Выпускник филологического факультета Уральского федерального университета им. Б.Н. Ельцина. Кандидат филологических наук. Стихи публиковались в журналах «Звезда», «Урал», «Гвидеон», «Нева», «Дети Ра», «Новая Юность», «Волга», «Сибирские огни», «Бельские просторы» и др. Автор нескольких книг стихов. Участник и лауреат нескольких поэтических фестивалей.

Живет и работает в Екатеринбурге.

 

 

ЗЛЫЕ ОБЛАКА

 

 

*  *  *

 

В доме запах гари,

дымно по ночам.

Хватит, боже, гадить

мне по мелочам.

 

Из окна не видно

то, чему я рад.

Надо, боже, выдрать

из стены квадрат.

 

Шелестит у сердца

перепись огня.

Я прошу, усердный,

усредни меня –

 

дай мне боль любую,

забери вину,

выбрось в голубую

смерти глубину.

 

Потому что если

не забыться сном,

можно сдохнуть в кресле

драном и дрянном.

 

В точной слов науке

знать мне не с руки –

культ ли это муки

или куль муки.

 

Дай мне тихо треснуть,

как стакан – средь зим –

чистым, злым и трезвым.

С именем твоим.

 

 

*  *  *

 

Воздухом изрублен,

проводив закат,

как в дублёный Дублин,

выхожу в Екат.

 

Валятся огрызки

снега из ночи,

ангельский английский

по углам звучит.

 

Фонари по парам

сбились вчетвером,

издыхает паром

лавочный паром.

 

Светят из коробок

тусклые рубли.

Тишину коробят

автокорабли.

 

Вижу домик в профиль,

где я простывал.

В баре «Мефистофель»

правят фестиваль.

 

Наползают тени

на неона ткань,

и мерцает Ленин,

сколько ни стакань.

 

И мурашки бодро

скачут по спине –

в свадебной, свободной,

сладкой тишине.

 

 

*  *  *

 

Терема теорем.

Клеветы клевера.

Книг раскрытых гарем

зазывает – пора.

 

И почти континент,

затонувший на срок,

составляет контент

битых вирусных строк.

 

Я, подверженный им,

повреждённый навек,

удаляюсь – палим –

имярек, человек –

 

в ту широкую степь,

где пасутся лишь сны,

без экранов и стен,

без Последней Стены.

 

 

*  *  *

 

Я ещё не умру

в череде этих гибельных утр,

на фейсбучном юру

сквозняками комментов продутый.

 

Мне уже всё одно –

где семит семиотику ищет.

Залегая на дно,

поздравляю всех с радостным днищем.

 

Проигравшись в нули,

я сказал себе: «горестно старься».

Все однажды ушли,

только я кое-как, но остался.

 

Я замолк на замок,

жизнь привила мне правила эти.

Я пишу тебе – ок,

приплывай в мои грустные сети.

 

Хоть на звон твой не зван,

я ещё сочиняю названья.

 

И лежит Океан

на пути моём, как изваянье.

 

 

*  *  *

 

Не то чтоб мёртв, скорее – мертв,

не нервничаю, не ревную,

слагаю тела кубометр

в кроватку ровную, парную.

 

И сплю, не кашляя, не тужась,

и перед богом в неглиже

встаю. И наступает ужас.

Ужеужеуже. Уже.

 

 

*  *  *

 

За гонор не отхватишь гонорара

и, вкручивая болтовни болты,

я понял то, что я тебе не пара,

но не закончил колотить понты.

 

Поэтому и не сошлась притирка,

что, отхватив молчания укол,

я этим же шприцом насквозь протыкал

пустых стихов узорный протокол.

 

Теперь кантую воздух перегаром

(давно себя на это обрекал)

и по небу, подобно бла-бла-карам,

устало едут злые облака.

 

 

*  *  *

 

Мне пишут только спамеры,

а ты не пишешь мне,

хоть мы с тобою спаяны,

как капельки в волне.

 

И я бы сдох, наверное,

иссох, как серый мох,

но ты – выдохновение

моё на первый вдох.

 

Но нет – молвою потною

меня ты не морочь,

забытою заботою

ты можешь мне помочь.

 

Ты б мне черкнула вечером

(ведь дни мои черны),

что мы не искалечены

и не исключены

 

из края непочатого,

из голубой глуши,

хоть слово непечатное,

любое – напиши!

 

Я продолжаю спарринги

с самим собой во мне.
Мне пишут только спамеры,

а ты не пишешь мне.

 

 

*  *  *

 

Не остужает папироски

трахеи праведная мгла,

когда на рваные полоски

взгляд нарезают зеркала.

 

И свет луны – тяжёлый, жёлтый

не освещает стадный стыд,

и сладко спят с мужьями жёны

в садах оттаявших простынь.

 

И чайник жестяной на кухне

уже нагрел себе бока,

и отраженье не потухнет

в него ты говоришь пока.