Дмитрий ДАНЧЕЕВ

 

Родился в 1962 году в Потсдаме. Окончил Рязанский медицинский институт, фармацевт. Пишет с 1986 года. Публиковался в газетах «Рязанское узорочье»,  «Вечерняя Рязань», «Всем обо всем», «Евпатий Коловрат». Живет в Рязани. В журнале «Кольцо А» публикуется впервые.

 

 

В ПОДЗЕМНОМ ПЕРЕХОДЕ

Рассказ

 

Иногда по утрам ему чудился смешливыйкарлик с морщинистым лицом, одетый в лоснящийся вытертый фрак, плотно облегающий щуплую фигуру. Карлик появлялся обыкновенно всего лишь на несколько мгновений, проскакивал мимо нищего и, с ухмылкой на тонких старческих губах, исчезал, не замеченный никем. Никем, кроме нищего, который сразу опускал голову, словно стыдясь нелепого видения, и замирал в бесконечном полусне или полубодрствовании, похожем на непрерывное отрешенное раздумье...

Утреннее холодное солнце, еще не тронутое ядовитой желтизной московского смога, выползло из-за далеких продуктовых ларьков и позолотило станцию метро торжественным блеском.

Огненный луч проник сквозь пыльные стеклянные двери, откровенно осветил нищего в живописных лохмотьях, сидевшего на грязном полу недалеко от эскалатора.

Нищий зябко поежился, провел ладонью по седой щетине, сладко зевнул, рельефно обозначив добрую сотню морщинок, подаренных преклонным возрастом и непомерным употреблением спиртного. Маленькие слезящиеся глазки взирали на множество ног, спешащих мимо, так как голова нищего покоилась в просящем поклоне.

Здесь бедняга обладал двумя именами: коллеги звалиБукой, а милиционеры-завсегдатаи – Убогий.

На Буку нищий охотно откликался, а что касается второго имени – он его просто не слышал.

Бука, шлепая пухлой треснутой губой, шепелявил одну и ту же фразу: «Подайте ради Христа, подайте ради Христа». Перед взором нищего мелькали и мелькали ноги: худые и толстые, голые и облаченные в штанины, мужские и женские, стариковские и детские, обутые в разноразмерные ботинки.

Иногда пара из нескончаемой вереницы ног на миг останавливалась, и в замасленную Букину шапку-ушанку летела звонкая монета. И Бука ждал этих замерших на мгновение ног, чтобы сбивчиво сообщить им вежливо и тоскливо: «Благодарю, дай Бог счастья тебе...»

 

Вот в десятый, а может быть, и в сотый раз за сегодняшнее утро ноги остановились перед Букой. Остро отглаженные  роскошные брюки застыли упругими чёрными парусами, едва трогая богатые сияющие ботинки. Тут же, рядом с Букой, появились стройные женские ноги, обтянутые туманно-васильковыми чулками. Синие туфельки сдвинули под собой песок и как бы приклеились к грязному кафельному полу.

Бука ждал. Монета, а может, даже и купюра не желала отправиться в шапку.

Вязкая пелена звуков, сотканная из натужного сопенья эскалатора, шарканья обуви, невнятной болтовни репродуктора, привычного гула сотен висящих в воздухе фраз, убаюкивающая обыденная пелена оборвалась для Буки, едва лишь услышал над собой мягкий баритон.

Бука поднял голову. Отутюженные брюки принадлежали молодому мужчине, облаченному в шикарный зеленый пиджак, а обладательница стройных ног оказалась худенькой миловидной блондинкой.

Мужчина неуверенно промямлил:

– Девушка, извините, пожалуйста, как вас зовут?..– и смущенно замолчал. На мягком породистом лице проступил слабый румянец.

Блондинка испуганно повела загорелым плечом, и лимонно-желтое платье тревожно всколыхнулось. Ее вздернутый носик еле заметно дрогнул, серые глаза несколько раз кряду прикрылись длинными ресницами. В руках  девица беспокойно теребила кожаную сумочку.

–  Извините, но я совсем не умею знакомиться, – ответил мужчина на молчание девушки. – Меня зовут Константин... то есть Костя...

–  Меня зовут Люба.

– Вот и здорово, Люба, мы и познакомились! – выпалил Костя и, схватив пятерней свою элегантную белую бабочку, судорожно задвигал ею, как бы желая предотвратить приступ удушья.

– Вы так считаете? – удивилась девушка, энергично забросив сумочку на шею.

Около ждущей подаяния шляпы заскакала темно-вишневая губная помада и мягко шлепнулась цветастая косметичка. Костя тут же поднял оброненные девушкой вещи, неловко сунул ей в руку, что-то пробормотал в ответ на краткую благодарность. Потом быстро-быстро заговорил:

– Милая Люба... Я очень, очень хочу с вами познакомиться. Как только я увидел вас, я понял, что вы самая красивая на свете. Я не знаю, что будет, если вы уйдете, и мы никогда не встретимся.

– Но я никуда не ухожу, – улыбнулась одними губами девушка.

– Я сейчас очень спешу, – голос Кости окреп. – Я не могу проводить вас, но вы не представляете, как я не хочу вас терять! Меня ждут на работе, конференция сегодня. Ждут иностранцы – я переводчик. Скажите, что мне делать? Я не могу не пойти и не могу оставить вас!

– Ради бога, тише – люди кругом, – девушка нетерпеливо переступила ногами, едва не сбив Букину шапку, хранящую сиротливую горсть монет.

– Люба, я запишу длявас телефон, позвоните мне, пожалуйста, – зашептал Костя, выудив из кармана пиджака блокнот и ручку.

– Люба, вы позвоните мне? Позвоните?

– Ну конечно, позвоню, – чуть заметно кивнула девушка, и белобрысая стриженая головка снова обрела неподвижность. – Позвоню сегодня вечером.

– Правда? – пухлое лицо Кости приняло мечтательное выражение ребенка.

– Конечно, почему бы и нет, – девушка осторожно взяла исписанный листок блокнота.

 Костя радостно засуетился, сделал движение рукой, будто намеревался обнять девушку за плечи, потом стушевался и, не отрывая взора от миловидного девичьего личика, сказал уже спокойно:

– Я буду ждать звонка... Вы мне нужны, Люба... А сейчас мне пора. Я ухожу, потому что мне нельзя не идти. Я буду ждать.

– Идите, Костя, я позвоню...

Молодой человек, помедлив еще несколько секунд, решительно направился к ползущей ленте эскалатора.

За  короткий путь, пока мог видеть девушку, Костя махал ей так неловко и долго. Суеверные люди обычно видят в таком затянувшемся прощании признак скорой беды.

Но вот настал момент, когда он исчез в суетной пещере подземки, и ничего не изменилось в привычном мирке грязной станции: людской непрерывный поток, мертвый свет ламп дневного света, далекий вой мощных поездов, один из которых уже стремительно уносил Костю навстречу нежданно вспыхнувшей любви.

А девушка еще стояла спиной к Буке, рассматривая исписанный  шариковой ручкой листок Костиного блокнота.

Потом, надув ярко-вишневые губы, скомкала бумажку, бросила на пол.

В поблекших от старости  Букиных глазах еще некоторое время отражались длинные ноги Любы, потом мутная слеза расплавила, исказила их. Но Букин взор быстро прояснился. И если бы кому-нибудь сейчас пришла бы нелепая идея заглянуть в глаза нищего, то любопытный обнаружил бы в них маленькую картинку: светлую неровную точку – скомканный листок из Костиного блокнота на сером кафельном полу.

Коричневые заскорузлые пальцы с черными ободками ногтей потянулись к васильковым колготкам Любы, остановились на уровне ее колен.

Профессионально скучающий милиционер оживился и, поигрывая дубинкой, направился сквозь толпу, кратчайшей дорогой, к Буке.

Бука, кряхтя, приподнялся, и его рука на миг коснулась Любиной сумочки, и, прежде чем девушка обернулась, неловкие пальцы впихнули в сумочку мятую бумажку. Девушка с испугом отпрянула,  кукольное лицо изобразило гримасу отвращения. А через секунду, деловито спеша, Люба направилась к урчащей машине эскалатора, унося с собой номер телефона Кости.

– Ты смотри у меня, Убогий! – веско сказал достигший Буки милиционер. – Будешь плохо себя вести – выгоню на улицу.

Резиновая дубинка легонько ткнула нищего в грудь. Бука лишь улыбнулся в ответ, по-детски – открыто и беззащитно.

И снова жизнь для Буки пошла уныло-спокойным чередом: он гнусаво благодарил за каждую падающую в  шляпу монету, а Букины зрачки не выражали ничего, кроме выцветшего покоя, в котором играла неясными тенями однообразная суета вечно спешащих пассажиров метро.

 

Всё существовало по-прежнему, всё встало на свои места, словно случайно выроненная монета возвратилась, наконец, в кулак, а потом и в уютный карман. Но что-то изменилось вокруг, что-то невидимое для Буки. То ли прошедшее текло неправильно, а теперь переменилось к лучшему, то ли, наоборот, какой-то жизненно важный механизм вышел из строя, и теперь многое должно измениться в худшую сторону. Ни о чем таком Бука и не думал, всего-навсего почувствовал странное неудобство. Как будто камешек в ботинке.

И тут Бука увидел маленькие ноги в полосатых брючках. Один ботинок зеленый, другой – желтый. Бука поднял голову. Перед ним стоял карлик, скрестив на груди маленькие руки. Исключительно серьезное и даже торжественное выражение лица карлика, его появление в необычное время поразили Буку.

– Пошли, – сказал незваный гость.

 

Двое стражей порядка со смешанным чувством брезгливости и интереса, не лишенного, все-таки, своеобразного сострадания, смотрели сверху вниз на распростертую фигуру Буки. Лицо покойного становилось тоньше и чище, будто с него сняли маску. Небесно-голубые, наполовину прикрытые глаза, выражали какую-то странную мысль, прощальную, не доступную никому.

– И для чего жил человек? – прошептал милиционер и привычным жестом  погладил пальцами рацию на груди.