Марина УЛЫБЫШЕВА

 

 

 

Поэт, писатель, журналист. Лауреат региональных литературных премий им. М. Цваетаевой, братьев Киреевских, В. Берестова, Л. Леонова, и в рамках Международной премии М. Волошина в номинации «Лучшая поэтическая книга 2014 г.» удостоена специальной премии «За сохранение традиций русской поэзии». В 2016 году лауреат премии «Искусный глагол». Сотрудничает в качестве автора детских книг с издательством «Белый город» (Москва) и «Издательский дом «Фома» (Москва).

 

 

 

«Я  БЫЛА ВАМ НЕ ЧУЖАЯ…»

 

 

*  *  *

 

Душа одинока. Звезда одинока.

Налево, направо – ни лика, ни ока.

Налево, направо – пустынно и немо.

Одно только море. Одно только небо.

 

Столетия пыль оседает седая...

Но кто-то звезду в телескоп наблюдает

и делает вывод, что жизни там нету.

Звезда не ответит. Она только светит.

 

Душа не ответит, а только страдает.

И кто-то под лупой её наблюдает

и делает вывод, и судит, и рядит...

Душа не ответит. Она только – рядом.

 

Она только рядом, и всё же – из ряду!

Она себя выдаст и жестом, и взглядом.

Ведёт меня сердце, несут меня ноги

на свет одинокий, на взгляд одинокий.

 

 

В ЧЕРТАНОВО

 

Стучали под землёю электрички.

Сердясь, что возмутительно плохи,

в Чертаново у чёрта на куличках

один поэт ругал мои стихи.

 

Он тыкал в строчки с натиском боксёра,

меж тем, как я сидела чуть дыша,

и от его здорового напора

ломался грифель у карандаша.

 

Он карандаш бросал, молчал сердито.

Я – от стыда и бог весть от чего,

то злые слёзы смахивала скрыто,

то с вызовом смотрела на него.

 

Природа за окном беззвучно мокла.

Он в назиданье с полки дёргал том

и так читал, что вздрагивали стёкла,

и ходуном ходил панельный дом..

 

Подумаешь! Всё это учат в школе!

Но вдруг под кожей пробегал мороз.

Я плакала всерьёз о чьей-то боли,

уже не замечая этих слёз.

 

Он провожал меня к двери сурово –

в осенний дождь, в полночную пору –

и говорил мне: "Приходите снова!"

Я думала – уж лучше я умру!

 

Но умереть мне было невозможно,

переступить законы естества.

Я шла к себе. С деревьев осторожно

всю ночь слетала жёлтая листва.

 

 

*  *  *

 

Щедрость красок листопада.

Бедность отчего угла.

У меня дела – что надо!

Распрекрасные дела.

 

Я из города несчастья,

бед, закрученных как жгут,

уезжаю в город счастья.

Там меня с оркестром ждут!

 

Уезжаю, уезжаю!

Попрощайтесь же со мной!

Я была вам не чужая,

да не сделалась родной.

 

Мне уехать очень нужно

под чудесный дальний кров.

Там бывает верной дружба,

очень преданной любовь.

 

Там обиды и потери

во дворах с листвою жгут.

Там уже открыли двери.

Там меня с оркестром ждут.

 

Гладко выгладили ленты.

Тесно сдвинули столы.

Музыканты с инструментов

сняли чёрные чехлы.

 

Ясно вижу – крошки мела,

строгий взгляд из-под очков,

стук фаянсовых тарелок

и крахмал воротничков.

 

 

*  *  *

 

Навсегда я хотела уехать

от тебя, дорогая моя.

Звонким шаром, серебряным эхом

укатиться в чужие края.

 

Взять столицу, как пешку, без боя.

Стать известной, самой всё решать:

где служить, как мне клеить обои,

что солить, чем мне жить, как дышать...

 

В третий раз протирая до глянца

вазу-лодочку из-под конфет,

ты мне не говорила: – Останься.

Да и без толку... – Нет, мама, нет.

 

Я на молнии куртку надела,

замоталась я в шарф голубой.

Я хотела уехать, хотела.

Но я всё же осталась с тобой.

 

А ты, мама, меня обманула.

И, когда все прошли поезда,

улыбнулась, рукою махнула,

и уехала. Навсегда.

 

 

*  *  *

 

Живём мимо жизни, как пуля летит в «молоко».

Я здесь, моя радость, а мысли мои далеко.

Цветов медоварня. И лёгкая птиц щебетня…

А горько, что горе моё позабыло меня.

 

Живи не тужи. Только туже вяжи поясок.

В сыпучих часах утекает зыбучий песок.

На запад летит моё сердце, душа – на восток.

Всё тоньше судьбы узелок, тяжелей туесок.

 

Как зримо-незримо, как мимо плывут облака,

как мимо руки на лету застывает рука.

Живём мимо жизни. Невечна-непрочна скудель.

Зато умираем в десяточку, в яблочко, в цель.

 

 

*  *  *

 

Ничему-то я не научилась,

хоть в трёх заведениях училась,

мучилась над русским и английским

по ночам, мешая этим близким.

 

Очень жаль. Ни близким, ни далёким

не на пользу шли мои уроки.

Умножалась скорбь с тоскою вместе.

Но зато мне в жизни дали место.

 

Это место пусто не бывает,

даже если муза убывает,

даже, если ветер сносит крышу, –

я тогда на небе Бога слышу.

 

Господи! Прости меня такую,

что я чаще плачу и тоскую,

чаще жизнь веду, как маршал битву,

чем шепчу слова Твоей молитвы.