Анна КОРЖАВИНА

 

Литературный псевдоним Анны Крюковой. Родилась в г.Заречный (Пензенской обл.). Окончила ПГПУ им.В.Г.Белинского по специальности «учитель русского языка и литературы». Пишет стихи с 14, публиковалась – с 19 лет. Лауреат международного конкурса «Русский Stil», фестивалей «Господин ветер», «Logoрифмы» и «Стихоборье» (2010). Участница Форумов молодых писателей России и фестиваля «Плюсовая поэзия» (Вологда). Автор книг «Слушаю звезды» (2005), «Танец с прошлым» (2008), «Яблоня из строки» (2015). Публикации – в интернет-журнале «Пролог», в журналах «Проза с автографом», «Волга – XXI век», «Сура», «Точка зрения», «Менестрель», в «НГ-Еx-libris» и «Литературной газете», альманахах «Русский Stil» (ФРГ) и «Лунная пасека» (Прага), в сборнике «Новые писатели» (Москва) и др. Участвовала в работе литературной студии «Коровий брод» (под руководством Е.Исаевой) и клуба молодых поэтов «Берега» (Пенза). Вольнослушатель Литинститута (семинар С.Арутюнова).

 

 

ИЗ ГЛИНЫ БУДУЩЕГО

(О рассказах молодых авторов)

 

Семинары, мастер-классы, литературные студии, где каждый может высказаться о каждом – это, пожалуй, мой любимый формат, критика в форме обсуждений привлекала меня давно, но все предложения написать рецензии на поэтические сборники друзей так ничем и не заканчивались. Я только недавно поняла, что в оценке стихотворений мне не хватает трезвого, спокойного взгляда со стороны и максимальной планки внутри, которая как раз и позволяет грамотному критику увидеть перспективы и провалы автора. И здесь спасибо Форуму молодых писателей России, стран СНГ и зарубежья, семинару журнала «Пролог», где печатается и разбирается не только поэзия. Именно там в 2011 году я впервые попробовала работать с прозой: на «Пролог» из года в год отбираются интересные прозаики с циклами рассказов. Из участников прошлых лет мне больше всего запомнились Виктория Чембарцева и Евгения Хавторина. То был интересный опыт, а в этом году случилось неожиданное продолжение: два вполне сложившихся прозаика по счастливой случайности были со мной на одном мастер-классе.

Я называю Маргариту Ардашеву и Полину Дуардович авторами, которых можно напечатать в любом литературном журнале, потому что у них есть самое главное - язык и стиль. О чем бы они ни писали, оба этих прозаика могут запомниться поэзией, которая просачивается в их рассказы (отсюда и мои поэтические «эпиграфы», без них мне было бы сложнее ориентироваться в тексте), при всей внешней простоте сюжетов детали и образы надолго остаются в памяти. Даже если мир не до конца прописан, если место действия окутано туманом, то это не мешает получать удовольствие от чтения.

Если бы мне нужно было подобрать название для рецензии на рассказ Маргариты Ардашевой, то я бы озаглавила ее «Страсти по кофеину». А эпиграфом стала бы концовка стихотворения «Мы будем летать» Антона Шумилина:

 

Полёт – антипод расползанья по замкнутой плоскости,

Свобода делиться полуденным запахом сосен,

Возможность не видеть в любимых глазах озлобленья

                                                                       и жёсткости…

Мы будем летать! Революция рядом. И осень…

 

«Долгое время мне казалось, что в быту есть вещи обязательные, почти незыблемые. Такие, которые присутствуют у всех, в каждом доме. У любой из них свое, неоспоримое место и значение. Два стола; письменный и обеденный, шкаф, зеркало в ванной комнате-чаще всего знакомые нам с детства предметы обихода, подолгу не меняемые на новые в семьях скромного достатка; именно они заполняют пустоту типовых квартир».

Так с описания обыкновенной квартиры Милоша и Руфины (герои рассказа) и начинается антиутопия Маргариты Ардашевой «Кофеин», но в дальнейшем мы увидим, что в типичной квартире живут необычные люди...

Жанр антиутопии весьма сложен в исполнении, поскольку требует от автора не только чутья на современность, но и на весь вектор развития общества. Успех или неудача произведения во многом зависят от того, насколько интересно и достоверно будет выстроена автором модель будущего и выдержана тональность повествования.

В наши дни фильмы-антиутопии часто идут на большом экране, в многочисленных блокбастерах и сериалах жанр уже приобрел свои штампы: конец света, зомби, мутации и войны всех со всеми. Однако в литературе этот жанр не может рассчитывать на внешние эффекты, писателю остаются только язык и образы. И это усложняет задачу, стоящую перед автором. Учитывая, что перед нами рассказ, а не роман, то выбранная форма дополнительно поднимает планку, поскольку суть любой антиутопии - это создание мира, пусть и похожего на нашу реальность, но полностью ей не тождественного, сделать это в короткой форме куда сложнее.

Для создания мира-антиутопии в произведении писателю достаточно разбавить вид за окном одной фантастической деталью. И этой деталью в рассказе Ардашевой становится запрет правительства на употребление кофеина. Мне вспомнилась еще одна антиутопия - роман украинских писателей Марины и Сергея Дяченко «Армагед-дом», где фантастической деталью становятся Врата: каждые двадцать лет происходит конец света, открываются Врата, часть людей погибает, а те, кто попал во Врата и спасся, существуют до следующего катаклизма. Рассказ «Кофеин» тоже показывает нам существование мира на грани исчезновения. Никакой надежды на перемены к лучшему у героев нет.

Место действия «Кофеина»- это современное урбанистическое государство с удушающей атмосферой господства одной партии. О политическом устройстве этой страны сказано немного, но читатель легко может себе представить правительство, занятое только своим запретительным законотворчеством, причем законы уже доведены до абсурда, раз запрещают безвредный для государственного устройства кофеин...

Если рассказ удался, то Вселенная, в которой происходит действие, может быть расширена до цикла рассказов или романа: в произведении мельком упомянута правящая партия «Зеленое братство», черный рынок, где продают медицинский кофеин, булочная, где работает Милош, знакомые главных героев. Герои Ардашевой не висят в безвоздушном пространстве, не существуют сами по себе, их семья связана тысячью видимых и невидимых нитей с окружающим миром. Вот только семейное счастье Милоша и Руфины оказалось более коротким и хрупким, чем они себе представляли. И мы видим противопоставление этой семьи обществу, которое смирилось с запретом кофеина и считает любое иное поведение болезнью. Когда Милош и Руфина, любители кофе, посещают психолога, тот обвиняет их в мании величия и нарциссизме. И в конце концов эта пара оказывается в изоляции, потому что все их друзья приспосабливаются к переменам в обществе на удивление легко, а они не могут переступить через себя, чтобы двигаться дальше. Милош и Руфина предоставлены сами себе, они не получают никакой радости ни от окружающего мира, ни друг от друга. Нам последовательно показано, как разрушаются их опоры: здоровье, творчество, социальная жизнь, а в конце концов и взаимная любовь. На протяжении всего произведения читателя преследует всё возрастающее ощущение холода, неуюта, бессмысленности существования в мире, который утратил и стиль, и качество.

Добыча медицинского кофеина становится для героев последней попыткой вернуть себя, вернуть прежнюю жизнь - до принятия нелепого закона, поэтому неудача в этом предприятии становится точкой невозврата и последним шагом на пути к самоубийству.

Автору удается извлечь страшное из обыденного: ведь большинство трагедий складывается из мелочей, отношения тоже состоят из мелочей, и никогда не знаешь, какой камень стронет лавину, какой закон приведет к революции.

В мире, где царит тотальный контроль власти над жизнью людей, возможный вариант будущего - это посмертное обожествление Милоша и Руфины, создание их культа, сотворение мифа. В финале «Кофеина» также есть смысловая и эмоциональная перекличка с романом Дяченко «Армагед-дом»: когда страх смерти уходит, личность проявляется во всей полноте и красоте, человек встает в полный рост. У Дяченко герой отказывается спасаться во Вратах и тем самым разрывает круг, останавливает апокалипсис, у Ардашевой поступок героев - это камень, брошенный в заболоченный пруд, от него еще долго будут расходиться круги по воде.

Тональность произведения выдержана до конца, рассказ при всей мрачной безысходности (которая во многом обусловлена жанром) оставляет приятное послевкусие, ведь герои не позволили системе их сломить, до конца остались самими собой. Финал рассказа напоминает нам всем, что в конце туннеля есть свет, что смерть - это не конец личности, распад и умирание личности могут произойти и при жизни человека, и что смерть души намного страшнее смерти тела.

«Если вообще рассуждать о рае, то для меня это наша маленькая уютная кухня, крепкий сладкий кофе с выпечкой и счастливый, смеющийся Милощ рядом». Разговор об эволюции и смерти можно продолжить, потому что еще один интересный мне автор - Полина Дуардович с рассказом «Сапрофиты будут твоей последней любовью» берет те же темы, но звучат они у нее иначе,  акцент смещен с внешнего мира на внутреннее состояние автора. И здесь я не обошлась без эпиграфа, на этот раз это отрывок из песни группы Billy s band:

 

Приятная усталость, и мы снова одни,

И что нам осталось, посмотри –

Немного смерти и немного любви.

 

Если название рассказа Полины Дуардович «Сапрофиты будут твоей последней любовью» вопросов не вызывает, то с жанром все гораздо более запутанно и неожиданно. Граница здесь расплывчата и условна, с тем же успехом этот текст можно назвать эссе и стихотворением в прозе.

Фигурки героев едва мелькают, можно долго любоваться цветной мозаикой образов, но движения мало или нет совсем. Люди это или ожившие дневниковые записи? Герои или только отражения автора? Участники действа или равнодушные зрители?

«- Не люблю людей, которые все торопятся проговорить некоторые, иногда очевидные, иногда не очень, вещи вслух. Это они обязательно скажут выступающему поэту то громкое "спасибо", которое до этого курилось в воздухе, в аплодисментах, а теперь шмякнулось грудным голосом ему на стол.

У них звучный тон и свободные манеры, их реплики словно указывают, что публике надлежит думать или чувствовать, причем чувства от этого становятся такими же тяжелыми, и даже слегка покрываются жабьими бородавками. Сразу хочется их расчувствовать, или убрать от греха подальше.

Или подойдет сзади, и даже оставаясь за полем зрения, скомкает пейзаж своим "распогодилось"».

Фигурки героев застывают в янтаре, а есть ли герои? Скорее, это тени, они скользят, не оставляя следа в сознании читателя, мы слышим голоса, но не видим, кто говорит. Создается эффект полифонии, рассказчики произносят монологи, а истории нет. И только под конец возникает живой образ девушки с туфельками, которая предпочла свободе любовь и теперь жалеет о сделанном выборе:

«Мы с ним встретились там, где парк переходил в лес, он мне подарил туфли красивые, на ремешке. Так просто, поставил на землю передо мной и сказал "надевай", как будто я босиком сюда пришла. Так и завертелось, хочешь не хочешь, а туфли ношу, и ремешок застегиваю. И пока они на мне, никуда от него уйти не могу, каждая дорожка только в одном направлении, будто заколдованная. А ведь говорили кухаркины сонники, что новые туфли - к женишку, предупреждали. Не послушалась, надела. А теперь, пока, как пару железных башмаков из лубочных сказок, не изношу, не ходить мне босиком по росе».

Полина Дуардович написала эссе о смерти, об эволюции ее образа, показала ее многочисленные лики, от Прекрасной Дамы до сапрофитов. И, пожалуй, этот способен если не развеять страх смерти, то заставить его отступить.

Плетя сложную вязь метафор, сможет ли автор из них выпутаться? Показывая нам свои дневники, отражения себя в разных образах, сможет ли Дуардович не только привлечь внимание отточенностью слога, но и удержать его энергией и эмоциями, заложенными в содержание? Не останется ли безусловная красота текста мертвой, как заброшенное кладбище? Ответы на эти вопросы еще не слеплены из глины будущего.