Функционирует при финансовой поддержке Министерства цифрового развития, связи и массовых коммуникаций Российской Федерации
Союз Писателей Москвы  

Журнал «Кольцо А» № 105




Foto2

Азамат ГАБУЕВ

Foto1

 

Прозаик, родился во Владикавказе. Публиковался в журналах «Октябрь», «Дарьял», Beletra Almanako и «Дружба народов». Использовал псевдоним Джонни Рамонов. Участвовал в Форме молодых писателей России и зарубежья (2013). В 2009 году вошел в лонг-лист премии «Неформат», в 2011 году – в лонг-лист премии «Дебют». Живет в Москве. Участник семинара прозы Совещания молодых писателей СПМ (2016).

 

 

ДЯДЯ АЛИК

Рассказ

 

Лия иногда видела раздавленных кошек по утрам, когда дядя Алик отвозил ее в школу. Обычно дядя Алик давил на газ, переключал музыку или заговаривал о чем-нибудь, надеясь, что Лия не заметит их. Лия делала вид, что это действует: не морщилась, не зажмуривалась, не вертела головой.

‒ Тот мальчик, которого ты уколола циркулем, он еще приставал к тебе?

Передняя подвеска, топливный бак и глушитель проносятся над пушистым тельцем. 

‒ Нет, ‒ отвечает Лия.

Школа находится к востоку от дома дяди Алика, и когда машина выезжает на прямую, бледнеющее утреннее солнце встает в конце коридора из сотен собственных отражений. Лия надевает темные очки – такие же, как у дяди, и не собирается снимать их, пока не начнется урок. Проходя по школьному коридору, освещенному ртутными лампами на потолке, не удостаивая кивка расступающихся и что-то шепчущих друг другу в уши одноклассников, она думает о Моисее и Красном море и почти уверена, что зрачки за черными стеклами ее очков в это время сжаты до узких вертикальных полосок. Когда учительница входит в класс, Лия снимает очки, смотрит вниз, несколько раз моргает, давая зрачкам прийти в норму, и, наконец, поднимает голову. Нужно быть осторожной, чтобы не выдать себя.

Через три парты от Лии сидит мальчик Антон с перевязанной ладонью. Он живет в двухкомнатной квартире с безработной матерью и младшим братом, которому всего четыре. Одну комнату мать сдает приезжему студенту. Деньги, которые он платит, быстро заканчиваются. В начале месяца Антон ест красную рыбу под сыром и майонезом, а в двадцатых числах заедает макароны хлебом. К матери часто приходит с ночевкой ее друг – пожарный, и тогда Антон до утра сидит на кухне и пялится в планшет. Пожарный чувствует себя главным в доме. Мать просит не спорить с ним, потому что он мужчина, а значит, всегда прав. Младший брат, родившийся через месяц после смерти отца, радуется шоколадным яйцам, которые приносит пожарный. От того, что у матери слабый слух, все в доме кричат. В квартире установлен специальный звонок для глухих. Когда кто-нибудь на пороге нажимает кнопку, все лампочки разом мигают, из-за этого иногда по ночам в комнате студента раздается крик: «Черт, мои глаза!» В школе Антон появляется невыспавшимся и нервным. Недавно  он прошептал за спиной Лии: «Пархатая», – а потом проорал на весь класс еще несколько ругательств, морщась от боли и прижимая к животу руку с торчащим из нее циркулем.

‒ Этого больше не повторится, ‒ обещал дядя Алик в кабинете директрисы.

‒ Лия примерная ученица, ‒ директриса убрала белый конверт без надписей в ящик стола. – Мы не хотим создавать ей проблемы из-за одного недоразумения.

Лия вместе с другими учениками кочует из класса в класс и везде занимает переднюю центральную парту. Глаза Шекспира, Ньютона, Менделеева сменяют друг друга на стенах. Она чувствует, как эти глаза следят за ней и остаются довольны.

Дядя Алик – адвокат.  В его двухэтажном доме большая гостиная, где есть рояль и камин, и с двух боков камина глиняные фигурки кошек, доставшиеся от предыдущих хозяев и оставленные дядей Аликом в пренебрежение древним запретам своего народа. За каминной стеной кухня с белым столом и черными стульями на шахматном полу.  

Лия часто оставалась в этом доме в своей личной комнате на втором этаже, когда родители летали куда-то по делам. Как-то дядя Алик разбил телефон о стену, а потом поднялся и сообщил, что на этот раз она осталась у него надолго.

‒ А мама и папа?

‒ Они больше не прилетят.

‒ Почему?

‒ Как бы тебе сказать. У них были беспосадочные билеты. Только на небо. Понимаешь?

‒ Они как Илия?

‒ Да, что-то вроде того.

Они были как Илия, и Лия теперь часто допоздна сидела в своей комнате с раскрытой книгой на коленях. В окне за ее спиной  взрывался Большой взрыв, закручивались спирали ДНК, хлопали крыльями птеродактили и черные дыры поглощали собственный свет.  

Когда дядя Алика мучила сердечная боль, Лия приводила его в чувство с помощью нитроглицерина, попутно читая лекцию о Нобеле и изобретении динамита.

Ей нравились вечера, когда дядя Алик играл на рояле. Звук, как свет, просачивался в зазор под дверью, и тогда Лия откладывала книгу и выходила на лестницу. Внизу в стакане на крышке рояля волновалась золотистая жидкость, руки дяди Алика носились по клавишам, как два потревоженных тарантула, и в свете маленькой лампочки над пюпитром огромная тень его взлохмаченной головы на стене казалась рогатой.

Лия не решалась спуститься в гостиную и пряталась, когда дядя Алик прерывал игру и тянулся за стаканом. Ей не хотелось привлекать внимания, не хотелось, чтобы он играл специально для нее: следил за позой, менял громкость, иначе расставлял акценты – ей было нужно вторжение на правах невидимки.

Их разговоры о музыке закончились на одном коротком диалоге.

‒ Почему ты забросила скрипку? Может, стоит снова начать?

‒ Зачем? Чтобы я была совсем стереотипом?

‒ Тебя больше привлекает наука?

‒ Определенно.

‒ Да уж, это совсем не пахнет стереотипом.

Ей не нравились вечера, когда приходили гостьи. Гостья всегда была одна, но редко одна и та же. Они являлись с дядей Аликом вечером пятницы, всегда стуча каблуками и громко смеясь. Голоса отличались друг от друга по тембру и высоте, но во всех них слышалось что-то общее: это были голоса, полные алкоголя, канцелярской пыли и одиночества. Лия старалась не видеть хозяек голосов. Она не выглядывала из своей комнаты, чтобы поздороваться, и молчала, когда дядя Алик звал ее. Вскоре он поднимался, открывал дверь и переносил ее, притворившуюся уснувшей, из кресла в кровать. На этом пути в несколько шагов Лия потягивалась и обвивала руки вокруг его шеи. Он мягко выпутывался из объятий, потом накрывал ее, поднимал с пола оброненную книгу, гасил свет и выходил. Только один раз она столкнулась с одной из этих женщин. Входная дверь открылась, когда Лия была в холле.

‒ Это Нина, ‒ сказал смущенно Дядя Алик. ‒ Она работает в суде.

Нина улыбнулась и сделала шаг навстречу Лии. Лия сделала шаг назад, кивнула, буркнула: «Добрый вечер», - и убежала в свою комнату, где потом долго лежала, с силой жмуря глаза и вдавливая лицо в подушку, пока на внутренней стороне век не перестали мелькать короткая черная юбка с белой блузкой навыпуск, полураспутавшийся пучок черных волос, отделившийся от затылка, но еще не доставший до плеча, сумочка на длинном ремешке и пятнышко губной помады на подбородке.

Утром Лия не спускалась к завтраку, пока не убеждалась, что они с дядей в доме одни.

Как-то, ставя турку на огонь, она спросила:

‒ Ты не собираешься жениться?

‒ На ком?

‒ У тебя вроде широкий выбор.

‒ Не собираюсь.

‒ А зачем тогда тебе такой большой дом?

Дядя Алик потер глаза и ответил:

‒ Когда-то собирался.

‒ А что случилось?

‒ Ничего. Неважно. Считай, что это твой дом.

Лия налила кофе обоим, села и надломила тост:

‒ Скажи, а я красивая?

‒ Что за вопрос? Конечно, ты красивая.

Хруст тоста, звон фарфора и:

‒ А мне кажется, что не очень.

‒ Перестань, Лия. Ты красивая. Как кобыла фараона.

Лия засмеялась.

‒ Ты же слышал об Эйнштейне?

Щетина на лице дяди пришла в движение от улыбки.

‒ Что именно?

‒ Ну, знаешь, если человек улетит куда-нибудь на очень большой скорости, то время у него будет идти медленнее.

‒ Хм, правда?

‒ Не прикидывайся, ты знаешь это. Я уже не маленькая. Мне скоро одиннадцать.

‒ Извини. Да, я знаю про теорию относительности.

‒ А будь у тебя возможность, слетал бы так?

‒ А зачем?

‒ Ну, ты бы прилетел все еще такой же молодой, а я была бы уже взрослая.

Остатки похмельного дурмана слезли с дяди Алика, как старая змеиная кожа.

‒ Не говори глупости. Ты моя племянница.

‒ Именно потому, что я племянница адвоката, я знаю законы. Там нет запрета.

‒ И космического корабля у нас тоже нет.

Лия запихала в себя остатки завтрака и встала из-за стола.

‒ В планетарий сегодня иди сам. Или пригласи одну из этих.  

Правда, к обеду она сняла свою дверь со щеколды, а вечером уже разглядывала осколки метеоритов в стеклянных ящиках и гуляла среди макетов планет под руку с дядей. Ночью же ей снилось, что она стережет виноградник, и по дальним холмам скачет еле различимая, но знакомая фигурка пастуха.

 

Однажды в перемену перед последним уроком в класс вошли директриса и мужчина в деловом костюме. Мужчина встал у доски, заложив руки за спину, а директриса стала шептать на ухо учительнице, и та прикусывала губу и несколько раз поворачивала глаза в сторону Лии. Наконец учительница произнесла:

‒ Аронова.

Лия поднялась. Дети, и без того смирные, в присутствии директрисы совсем умолкли, и в установившейся звонка тишине учительница сказала:

‒ Собирай рюкзак. Тебе нужно домой. 

‒ Но у нас же контрольная, ‒  возразила Лия, для которой школа вдруг превратилась в крепость.

‒ Тебе ее можно и не писать. Я и так знаю, что ты получишь пятерку.

Класс зашелестел тетрадями и зашипел. Только бледный Антон приподнялся за своей партой, будто собираясь так помешать увести Лию.

‒ Это господин Кац, ‒ сказала директриса уже за дверью класса. – Он работает в одном бюро с твоим дядей. 

‒ Мне поручили отвезти тебя домой, ‒ сообщил Кац.

‒ Кто поручил? Дядя Алик?

‒ Нет. Но он бы это одобрил.

Лия отставала на шаг, пока они шли по пустому коридору к выходу, и слышала журчание электричества в длинных стеклянных трубках под потолком отчетливее собственных шагов.

Директриса кашлянула:

‒Ну, ладно, теперь нам в разные стороны.

‒ До свидания. Спасибо, что приняли меня.

Кац вел машину совсем не как дядя Алик: он не превышал скорость, уступал дорогу и останавливался ровно перед стоп-линиями. К середине пути это начало раздражать Лию.

‒ Развернитесь, ‒ потребовала она.

‒ Зачем?

‒ Я забыла солнечные очки.

Они стояли перед светофором, Кац повернулся к ней и посмотрел в глаза:

‒ Сейчас пасмурно. Они тебе не нужны. Позже я съежу и заберу их.  

 

В открытую дверь дома Лия зашла вслед за Кацем и вслед за ним подошла к приоткрытой двери спальни дяди Алика. На стуле рядом с кроватью сидел молодой человек в кипе и что-то пел, кивая головой. На пороге комнаты Лия услышала непонятные слова песни: «Ки малохов йецаве лох, лишморхо бехол дрохехо», – и  почувствовала, будто с ее сердца вспорхнула большая черная птица и забила крыльями о грудную клетку. Она отступила, пытаясь не думать о простыне, принявшей очертания человека, и сбежала по лестнице в гостиную. Мужчина в черном костюме, широкополой шляпе и с длинной черной бородой ворошил кочергой пепел в камине, время от времени ударяя ею.

‒ Что вы делаете? – спросила Лия приблизившись.

Бородач обернулся и отложил кочергу. Лия увидела в золе почерневшие осколки керамических кошек.

‒ Зачем?

‒ Негодные статуэтки. Но теперь все будет по-другому.

Лия отвернулась и взглянула на отражение в крышке рояля: девочка в школьной форме, смуглая и худая, с пульсирующими жилами на шее и большими круглыми зрачками. За спиной показался мужчина в шляпе и положил руку ей на плечо. Она смотрела на отражение его бороды, вьющейся, как руно, с отдельными седыми прядями, серебряными спиралями вплетенными в общую массу, и ей казалось, что эта борода разрастается прямо на глазах, подобно плющу, опутывая саму Лию, рояль, камин, гостиную, весь дом и весь город.

 



Кольцо А
Главная |  О союзе |  Руководство |  Персоналии |  Новости |  Кольцо А |  Молодым авторам |  Открытая трибуна |  Визитная карточка |  Наши книги |  Премии |  Приемная комиссия |  Контакты
Яндекс.Метрика