Наталья ПОЛЯКОВА

 

Родилась в 1983 году в городе Капустин Яр Астраханской обл. Окончила Литинститут им. А.М. Горького. Публиковалась в московских журналах, в сборнике «Новые писатели» (по итогам Форума молодых писателей в Липках). Автор книг «Клюква слов» (СПб.: Любавич, Библиотека «Пиитер», 2011), «Сага о московском пешеходе» (М.: Арт-Хаус медиа, Библиотека журнала «Современная поэзия», 2012), «Радио скворешен» (М.: Воймега, 2016). Лауреат литературной премии имени Риммы Казаковой "Начало".

 

 

 ЗАПАХ ДЕТСТВА

 

 

 

*  *  *

 

День вырастал навстречу

Калошкой, дикой иргой,

Вскипал неопознанной речью,

Веткой тугой,

Паутинковой сонной зыбкой,

Эмалевой синей рекой,

Пушинкой на глади зыбкой,

Травинкой сухой.

И ты становилась легче —

То есть самой собой:

Серою птичкою певчей,

Бабочкой голубой,

Пугливой рыбкой придонной

С рваной нежной губой,

Сорной травою сонной,

Камешком под стопой.

А очнёшься —

Девчонкой тонкой

Со складочкой на щеке,

С влажной спутанной донкой

И червяком в руке.

 

 

*  *  *

 

Запах детства — «Красной Москвы» и помады,

Бензина дешёвого семьдесят шестого.

Алый галстук. И алые гланды.

Деталей много.

Бусины божьих коровок в душистой полыни.

Кошка, разорванная собакой.

Радуга в степи — симфония линий.

«Не плакай!»

Москитная сетка, одеколон «Гвоздика».

Качели летят на одном винте.

И тюльпаны, как земляника,

Прячутся в темноте.

 

 

*  *  *

 

Беломора окурки намокли и пожелтели.

На балконе стул влажен и неказист.

Яблони в белых гольфах, яблоки переспели.

Падает нотой до виноградный лист.

Забывая детство в ожогах от расставаний —

Вот в стакане ситро, вот блёстки слепых дождей —

Переводит время в верхний регистр ожиданий

Желторотых поздних вчерашних своих детей.

Ре-ми-фа облетают рябиной следом.

Воробьи восьмушек неспелую треплют гроздь.

Падают ягоды в почву и пахнут светом.

Вечность торчит повсюду, как ржавый гвоздь.

Сыпется соль — на свежую рану обочин —

Опрокинутый кузов недоставленных дней.

Ля — это яблоко зябкое без червоточин,

На снегу тем прозрачнее, чем холодней.

Ярче звёзды на небе, если зима морозней.

Жизнь земную как яблоко надкуси.

Снег в рябиновых каплях весною поздней.

А в руке синицы — жёлтая нота си.

 

 

*  *  *

 

Пахнет апрель проталинами и луковой шелухой.

На ветке кокон: присмотришься — лист сухой.

Лес золотится пыльцой и цыплячьим пухом.

Дом к выходным наполняется хлебным духом.

Рам деревянные раны проклеены тканым бинтом.

Открываешь окна — воздух впускаешь в дом.

Чёрно-белые дни извлечёшь из цветного альбома —

Дедушка жив и не срублена верба у дома.

Для того, кто нас ловит и топит в любви, как котят,

Слабые свечи своды и тёмную роспись коптят.

Отправляешь записки в родительскую субботу

И вербой озябшей пьёшь прошлого талую воду.

 

 

*  *  *

 

Раненой весной река прибывает,

Прибивает льдины, и кажется, дебаркадер

Вверх по течению медленно уплывает,

Если убрать берега за кадр.

Если убрать ольху и синиц охапку,

Двух мужиков с ржавою самокруткой.

Ветер играет шумящей болоньевой курткой,

Треплет озимого поля линялую тряпку.

Гаснет слепой огонёк, долетев до воды.

Звук уходящей, наспех оборванной речи.

Природа опять переходит на дочеловечий.

Молчащий на все лады.

 

 

*  *  *

 

Там ангел — капустница,

А чёрт — майский жук.

Шиповник распустится,

Отбившись от рук.

Там скрипка-кузнечик

И флейта-сорняк.

Паук-человечек

Латает гамак.

Латает и ловит

То сны, то росу.

На слове, на слове —

Держась. На весу.

 

 

*  *  *

 

Заблудились мухи в полыни сонной.

Стеклодув луны выдувает шар,

И колышется ил придонный,

И сумерничает комар.

Залетай на оклик, на свет, на трепет

Белой бабочкой чуть живой.

Тьма лепечет и контур лепит

Чёрной глиной и голубой.

Разговор костра и сухой осоки,

В воду брошенные венки.

И горит звезда в синеве высокой,

Той и этой — на дне реки.

 

 

*  *  *

 

Слова идут навстречу немоте,

Переходя на шаг, на шум, на шорох.

И мы в словах, как в будущем, не те.

Мы — дети, заблудившиеся в шторах.

Найди меня и за руку возьми,

Я буду в платье белом, ветхом тюле.

Так жизнь берут у прошлого взаймы

В каких-нибудь Саратове и Туле.

На стареньком диване, на тахте,

На грубых досках стёртого паркета.

Так долго жить на ощупь в темноте,

Что нам её не отличить от света.