Дмитрий ГОЛУБКОВ

 

Дмитрий Николаевич Голубков (1930-1972)–  русский поэт, прозаик художник. Автор 6 сборников поэзии и 9 книг прозы, но при жизни два его романа из трех так и не были опубликованы. Повезло лишь первому –  роману о жизни семьи священника в дореволюционной и пост-революционной Москве («Милеля»), который был издан в 1970 г. После войны учился в московской художественной школе при Институте им. В.И. Сурикова. По окончании факультета журналистики МГУ в 1955 г. работал редактором в Гослитиздате в отделе литератур народов СССР. Он переводил, в частности, четырехтомную Антологию китайской поэзии –  наряду с А. А. Ахматовой, а также Галактиона Табидзе и Назыма Хикмета. Переводы Голубкова из Рабиндраната Тагора вошли в серию «Библиотека Всемирной Литературы». Ему, одному из первых, Б. Л. Пастернак доверил прочесть «Доктора Живаго»; А.А. Ахматова тепло надписала сборник стихов, С.Я. Маршак с интересом беседовал с ним о судьбах  литературы в СССР,  а С.М. Городецкий – близкий друг А.А. Блока и товарищ С.А. Есенина – называл Голубкова своим  самым одаренным  учеником.

Он никогда не плыл по течению и был принципиально беспартийным. В своей статье «Воскресение Дмитрия Голубкова» Павел Басинский скажет спустя десятилетия: «О честности Дмитрия Голубкова ходили легенды».

Самые значимые  произведения  писателя – романы о Е. А. Боратынском «Недуг бытия» и «Восторги» – о художниках периода культа личности, ставшие широко известными но лишь после смерти своего автора, написавшего также нескольких повестей, в том числе о поэте – бунтаре XIX в. А.И. Полежаеве («Пленный ирокезец»), о бессребрениках и эгоцентриках поэтического цеха («Моль»), о выдающемся армянском художнике М. С. Сарьяне («Доброе солнце»). Перу Голубкова  принадлежат, кроме того, поэмы о К. А. Коровине («Живописец радости»), «Державин в Карелии», «Поручик Лермонтов», о рыбаках («Ильмень – озеро»), о крепостной актрисе («Муза») и рассказы о подвижниках искусства:  о М. Ю. Лермонтове («Кузен Мишель»),  В.А. Серове («Девочка» – о   шедевре художника «Девочка с персиками»), о замечательном теноре, поэте, дальнем родственнике М.Ю. Лермонтова и крестном отце писателя –  Д. Ф. Тархове («Это было совсем не в Италии…»).

В 1990 г. Союзом писателей тогдашнего СССР была создана Комиссия по литературному наследию Д. Н. Голубкова (председателем Комиссии стал известный поэт и правозащитник, ныне покойный Владимир Леонович, а  секретарем – пишущая эти строки дочь писателя, Марина Голубкова). Не можем  не сказать добрые слова о секретарях Союза писателей Москвы Т.В. Кузовлевой и К.В. Ковальджи, благодаря которым  стихи и  проза  Голубкова печатались в журнале «Кольцо А» в 1996 году (3 рассказа), в мае 2014 –  поэма «Отец» (№ 72), а в октябре того же года  – не печатавшаяся прежде первая глава из Повести в стихах Дм. Голубкова«Лермонтов» и  наша с сыном статья «И Лермонтов, и Тархов, и крестный отец» (№ 76), по записным книжкам и иным архивным материалам.

Вниманию читателей предлагаются не печатавшиеся ранее стихи  Дмитрия Николаевич Голубкова  из папки и записных книжек 1960-1972 гг.

 

Предисловие и подготовка текстов Марины Голубковой и Владимира Грачева-мл.

 

 

ОСТАВЬТЕ МНЕ ЛИШЬ РОЩУ И ЛУГА…

 

*  *  *

 

                                   Б.К.

 

Я вступаю в лес оробело,

В белый город строгих чудес.

Кто ты, радость моя?

– Я – Белла,

Я тебя заблудила здесь… -

 

Заблудила? Да. И чудесно, -

Ко всему я теперь готов.

Я погибну здесь и воскресну

Средь упавших вниз облаков.

 

Я бреду в зиме по колено,

В ледяном и жарком бреду.

Я заблудший, покорный, пленный,

И назад вовек не приду.

 

Нет грядущего. Нет былого,

Только иней, свет, забытье.

Только это белое слово –

Имя блещущее твое.

 

 

МАРТОВСКИЙ ЛЕВКОЙ

 

Холода миновали, и нынче тепло.

Что ж грустишь ты? Иль горе какое?

Погляди: самолетной судьбой занесло

Южноморского сада левкои.

 

Там весна распылалась во весь разворот,

Лето лик загорелый свой кажет –

А у нас еще лед на задворках живет,

Лесом снег володеет и княжит.

 

Рецидивом декабрьской ползучей тоски

Мглистый мартовский вечер томится…

Как испуганы остренькие лепестки

Серым ветром и снегом столицы!

 

Белоклювый, невнятно пахучий цветок –

Робко взятая нота рассвета-

Как ты дорог сегодня и как одинок,

Пленный вестник весны непропетой!

 

У метро, среди слякоти и суетни,

В грязных пальцах таврической феи –

Ворохнись в целлофане!

Вздохни!

Щебетни!

Клюв озябший разинь посмелее!

 

 

СУМАСШЕДШАЯ СУСАННА

 

Все позабыла ты, наверное,

Все впечатленья  стерла мгла,

Но тот, далекий сорок первый

Ночная память сберегла…

 

Косматой серою вороной

Куда-то мчишься ты с утра

И, встретив взор твой омраченный,

Шарахается детвора.

 

Ты машешь тощею кошелкой,

Благословляя и ярясь,

И плачешь, плачешь втихомолку,

Размазывая слезы в грязь.

 

И в сутолоке непрестанной

Бань, магазинов, площадей

Всех молчаливей ты, Сусанна,

Всех боязливей и бедней.

 

Как ты тиха в базарном шуме,

Как ветер на тебя сердит!

Всех войн и всех ветров безумье

В глухой душе твоей гудит.

 

И если над равниной буден

Грибом громадным взбухнет тьма –

Тебе одной не страшно будет,

Одна ты не сойдешь с ума.

 

 

*  *  *

 

Так много чувствовать – так мало мочь,

И воду в ступе без толку толочь,

И биться лбом, и воздух зараженный

Рвать пересохшим и охрипшим ртом…

«Живи покойно. И блюди законы.

 И строй со всеми сей достойный дом».

 

Но план порочен! Но фундамент шаток!

 Но чересчур квартплата дорога!

Верните пай, возьмите свой задаток,

Оставьте мне лишь рощу и луга,

И речку, не отравленную лаком,

И теплый хлеб в родительском дому,

Где я, от солнца жмурясь, нежно плакал

Давно…

Лет тридцать с небольшим тому.