Наталья САВУШКИНА

 

Главный библиограф в Российской государственной детской библиотеке. Пишет для сайта о детской литературе «Библиогид». Публиковалась в сборниках «Новые имена в детской литературе», «Как хорошо», в периодических изданиях. Участник Форума молодых писателей России и зарубежья, Семинара писателей, пишущих для детей, Фестиваля «Молодые писатели вокруг ДЕТГИЗА», семинара критики Совещания молодых писателей СПМ (2015). Живет в Москве.

 

 

 

СЧАСТЬЕ ПОВТОРЯЕТСЯ

 

Лагеркранц, Р. Моя счастливая жизнь : повесть. – пер. со швед. Ю. Колесовой; иллюстрации: Эва Эриксон. – Москва : КомпасГид, 2014.

 

Детство – огромный шар, состоящий из счастья. Дошкольница Дюнне хорошо знает об этом: внутри шара ей живётся уютно и беззаботно. Даже перед сном она считает вовсе не овечек, а счастливые моменты своей жизни. «Была счастлива», «была счастливой», – в маленькой книжке о маленькой девочке эти слова повторяются двадцать пять раз. Счастье – вот что такое мир.

Странно, но в этом мире со счастьем уживается беда: семья Дюнне состоит из неё самой, папы и котика. Мама Дюнне «ушла» – так взрослые говорят о смерти. Книга необыкновенно точна психологически – до поры до времени глобальные потрясения не в силах прорвать защитную оболочку шара: Дюнне неспособна жить горем. Наступает вечер, и она снова подсчитывает свои «счастья»: живая лягушка, первые гребки на воде и… ведь скоро – первый класс! Счастье – главный мотив жизни Дюнне.

Превращение из дошколёнка в школьницу оказывается делом нервным, но всё-таки, всё-таки, даже стоя в одиночестве на школьном дворе (шар счастья ещё не лопнул, лишь напряглась и просела его упругая поверхность), можно заметить кого-то, стоящего так же одиноко. И когда наступает дружба, снова начинается счастье, даже, кажется, удвоенное. Ведь теперь радость – не только о себе самом, а ещё и о том, чья младшая сестрёнка смешно говорит «я рассидилась!», у кого есть морская свинка Патибой, кто жадничает и ни за что не подарит тебе закладку в виде ангела (ведь она принадлежала прабабушке!). И это ещё одно открытие Дюнне: бывает, что друзья ссорятся, и всё равно дружба – это счастье. Мир Дюнне становится больше на одного друга, и счастья в нём по-прежнему с избытком.

Но однажды наступает «день иглы»: счастье с треском лопается. Лучшая подруга Элла-Фрида уезжает жить «за тысячу лесов, полей, лугов и озёр». Несколько дней Дюнне плачет. Разбивает коленку, голову, но плачет не поэтому, а потому, что больше никогда-никогда-никогда не сможет быть счастливой. Пожалуй, это тоже открытие: оказывается, защитный шар счастья не вечен. А мы знаем, что у малышей всё случившееся – навсегда-навсегда, поэтому Дюнне превращается в самую несчастную девочку на свете. Вот так, вдруг, без предупреждения и подготовки.

Пожалуй, можно сказать, что история, рассказанная Русе Лагеркранц, – о переходном периоде, о кризисе, хотя герой – вовсе не подросток, а первоклашка. Психологи ратуют за разнообразие эмоций в книжных иллюстрациях, и Эва Эриксон, художник книги, здесь полностью отвечает их требованиям: такую счастливую, а потом внезапно несчастную девочку ещё надо поискать! Ведь если не радуют даже подаренные папой морские свинки, дело по-настоящему худо…

В кризисе, как известно, главное не то, что он произошёл, а то, как разрешился. Кризис – шаг вперёд и даже, может быть, тоже счастье?

Но пока что Дюнне страдает, и страдают её одноклассники: став бесчувственной от собственной сильной боли, Дюнне ранит других. Она разрушает выстроенный мальчишками замок, ведь так хочется хотя бы чуточку быть причастной к чему-то живому, получить хоть какие-то эмоции. Ну что ж, драка – вполне ощутимый «живой» контакт. Вот только Дюнне, у которой больше нет спасительного счастья, не может рассчитать свои силы, и первому попавшемуся под руку достаётся от неё так, что приходится вызывать медсестру. Нет, счастье не вернулось, а Юнатану, возможно, придётся носить вставную челюсть. Теперь Дюнне не только несчастна, но и напугана. Ничего себе история о маленькой девочке!

Намеренно или нет, автор встраивает в свою простую историю варианты решения проблем. Дюнне пишет Юнатану «извинительное письмо» (интересно, поможет ли это залатать счастье?). И пусть всё решается несколько волшебно: Юнатан жив-здоров и даже получил за страдания новый велосипед, но всё-таки Дюнне совершает ещё одно настоящее открытие, пожалуй, самое важное: счастье – возвращается! Оно качественно иное, новое, непонятное: счастье за другого. Но если поразмыслить, это даже неплохо: ведь счастье за другого невозможно отнять.

Теперь мир маленькой Дюнне (нет, уже, наверное, стоит называть её полным именем – Даниэла) стал по-настоящему большим. Её счастье не всегда будет наступать мгновенно, здесь и сейчас. Она узнает, что у счастья бывает привкус горечи: заветный ангелок прилетит-таки к ней, но лишь потому, что Элла-Фрида теперь навсегда далеко и скучает. Чтобы увидеться с любимой подружкой, отныне придётся дожидаться каникул и ехать в далёкий город. Зато на встречу попадут ещё и морские свинки! Вот уж вечеринка так вечеринка!

Теперь у Дюнне всегда будет новое счастье, а впереди ждут и другие открытия. Почти по Булату Окуджаве: шарик вернулся к девочке. И пусть он будет такого цвета, какого она захочет.

 

 

ИЗ ЖИЗНИ ПОСЕЛЕНЦЕВ

 

Николай Назаркин. Мандариновые острова: маленькая повесть / [сост. серии Н. Джумакулиев ; ил. М. Волохонской]. – Москва : Издательский Дом Мещерякова, 2013.

 

Есть такой известный тест: что бы ты взял с собой на необитаемый остров? Или даже: какие три книги? Мгновенно мы отбираем самое важное (может, и не мгновенно, но лишнее исключаем сразу). Если же нас спросят о людях, то и тогда мы выберем того, с кем нескучно, кто прикроет тылы, не сболтнёт лишнего, кто может считаться «надёжным плечом».

А что если такой остров существует непосредственно рядом с нами, и чтобы на него попасть, достаточно доехать до детской больницы? Если необитаем он в том смысле, что чужих, случайных людей там не бывает? То отбывая, то возвращаясь, на острове обитают «колонисты», потерпевшие крушение. Их летописец, от которого мы узнаём подробности жизни островитян, – Коля Кашкин – знаком нам ещё по «Изумрудной рыбке», более ранней и «детской» вещи Назаркина. Для него результат «крушения» – нога в гипсе, торчащая немного вперёд и вбок, как бивень мамонта. И в придачу снабжённая флажком на большом пальце.

Да, все герои читателю знакомы, но они повзрослели: их волнуют картинки с амазонками и возможность рассказать полуприличный анекдот. Сам Кашкин определяет свой возраст так: «Короче, мы немножко уже взрослые, а немножко ещё нет. И эти немножки переходят друг в друга».

У обитателей острова есть, как водится, свой язык: реанимацию они называют «седьмой этаж», грудничковое отделение – просто «второе», и даже при слове «бабочка» Коля Кашкин думает в первую очередь об игле для капельницы. Но и обычные подростковые словечки их не минуют. Рассказ – внутренний монолог Кашкина, почти поток сознания, воспроизводит ту самую речь, к которой порой так много претензий у взрослых: «ну», «э-э-э», «капец» и «чего» вместо «что», – всё, как у людей.

Знакома нам и больница. В ней всё та же рамка – распорядок дня, и эту рамку надо чем-то заполнить. И ребята придумывают рисовать остров! Да только никак не могут начать: дело-то серьёзное. С первых строк мы знаем, что остров будет, но он не спешит появиться. Нет ещё даже миллиметровки, которую «сестрица Александра», геолог и старшая сестра Коли, принесёт в тубусе только ближе к концу истории. Но всё же каждая главка заканчивается краткой сводкой из жизни поселенцев. Значит, остров есть? Или?..

Конечно, он есть, во всех смыслах спасительный: и от беды, случившейся с телом, и от одиночества: друзья там настоящие! И от всего остального: взрослые, каждый на свой манер, мужественны и надёжны. Ну, может, только какая-нибудь нянечка ворчлива и недостаточно благородна.

Фантазии об острове у героев Назаркина – не уход от реальности в полном смысле слова. Мальчишки-пациенты прагматичны, им знаком расчёт: подгадать время, взять полагающийся обед до того, как нянечка отдаст двойную порцию общему любимцу Зинченко; выпросить яйцо вместо каши на завтрак; вызвонить маму, чтобы пришла пораньше ждать выписки, когда тебя отпустят встречать Новый год.

О болезнях говорится вскользь и с юмором, потому что они – контекст жизни. Потому что страдать долго для «немножко взрослого» невозможно, а герои связаны с больницей навсегда. Рассыпав карандаши, Коля смеётся про себя: «Вот бы потом собирать побежали: четыре с половиной ноги на троих!» И речь не о том, как трудно пациентам детской больницы, а о том, что на острове, внутри больничного расписания, капельниц, уколов, – тоже жизнь.

Важная часть этой жизни – еда. На первый взгляд, в повести ей поётся нескончаемая ода: еде и способам её смакования посвящена не одна страница. Под стать чеховской сирене, герой ест или рассуждает о том, как будет есть, бессчётное число раз.

«У!!! “Наполеончик”, люблю-обожаю…»

«И картошка стояла на столе. Варёная, холодненькая, в эмалированной коробке. Белая, масляная, вся пересыпанная укропом и чесноком. И колбаса ещё! И винегрет ещё, в литровой банке!»

Но, положа руку на сердце, как бы вы проводили время на острове, если бы всё сообщение с материком состояло из передач съестного?

Однако, подобно известным гурманам Винни-Пуху и Карлсону, герой (не толстый, как говорят взрослые, но и «не шкет») не чужд прекрасному. Не оставлены рисование и чтение, только связь с внешним миром у острова скудная… И временной отрезок повести – всего четыре дня, до 31 декабря, когда уже выписали всех-всех, а тебя, как назло, оставляют ещё на две недели: перелом сложный, а замысловато изогнутая нога ни в какую спасательную шлюпку, то есть машину, не помещается… Не отпускает остров поселенцев.

Но ведь история происходит под Новый год и имеет полное право быть святочной. Вдруг, когда уже ничего и не ждёшь, – ни выписки домой на праздник, ни дружеских идей (друзья-то все давно уехали) – из мандариновой корки неожиданно появляется долго грезившийся остров. И его можно нанести на карту.

Но ещё неожиданней появляется спаситель, который найдёт способ вызволить отчаявшегося колониста. И вот тогда в честь этого необычного события мандариновый остров на карте обретёт имя…

Как хорошо, когда есть такие взрослые, как сестра Александра, как её друг – «надёжное плечо». Их, не сомневаясь, можно взять на необитаемый остров. А нас?

 

*  *  *

Святочное настроение сбивает разве что досадная неточность художника: гипс у Коли на правой ноге, иллюстрации же нам показывают «бивень» на левой. А в непростых условиях жизни на острове даже мелкая ошибка может оказаться губительной.

 

 

УЮТНАЯ СКАЗКА

 

Мария Бершадская. Большая маленькая девочка: история первая: Как приручить город. – Иллюстрации Саши Ивойловой. – Москва: Издательский дом «КомпасГид», 2013.

 

Мы привыкли, что возрастом «меж двух миров», взрослым и детским, считается возраст подростковый; что именно тинэйджерам непросто переживать период взросления. Но как же много проблем выпадает на долю младших детей! Бороться им труднее, потому что и опыта, и стойкости у них ещё мало. А ситуаций сложных – хоть отбавляй, ведь малыши зависят не от своей воли. Переехала семья в другой город – семилетку, конечно, не спросили. А у него, бедняги, вся жизнь меняется: и в школу первый раз идти, и знакомых во дворе нет… В глазах родителей ты уже большой и серьёзный, тебе не пристало ныть и страдать, но сам-то ты знаешь, что внутри ты ― маленький, и понятия не имеешь, как справиться с одиночеством и страхом.

Героиня Бершадской – персонификация всех трудностей взросления, и каждый читатель-младшеклассник узнаёт в ней себя. Жене всего семь лет, и она в прямом смысле и большая, и маленькая: ростом ― выше самого высокого баскетболиста, и мама встаёт на табуретку, чтобы её причесать, зато в семье ― самая младшая, младше даже таксы Ветки. А ещё Женя переехала в чужой город, где никого не знает и который ей «не впору». Ну просто квинтэссенция детских бед!

Когда с первых же строк обозначается острая проблема, всегда интересно, как автор «выкрутится». Наверное, решения в книге о Жене можно назвать чересчур простыми. В самом деле, уж слишком расхожий сюжет: герой, отвергаемый в начале, кому-то помогает, как-то проявляет свою добрую сущность и в результате перестаёт быть изгоем. Подход напоминает сказкотерапию, используемую в работе психологами: сюжет идёт вслед за реальной проблемой ребёнка и счастливо разрешается в сказке. Такие истории не претендуют на художественность, их цель – показать и подсказать возможный выход. Текст Бершадской тоже можно было бы упрекнуть в некотором схематизме, но... много ли мы знаем детских книг на затронутую тему? Так ли хорошо взрослые владеют ситуацией, чтобы помочь детям пережить трудности или этапы взросления? И если книга даёт надежду, если она действительно помогает, можно только радоваться. И ждать, какие ещё ситуации выпадут на долю большой маленькой Жени (а задумана серия из двенадцати книг).

В книжке встречаются и вполне прикладные идеи – как, например, смастерить находчивое дерево, а заканчивается она и того прагматичней – рецептом, как приручить город. Но выбранные автором средства понятны детям именно того возраста, о котором идёт речь, и мы наблюдаем точное попадание в интерес целевой аудитории.

Книга получилась очень уютной, в чём видится огромная заслуга художницы Саши Ивойловой. Основная особенность Жени решена остроумно: девочка высокая за счёт длины ног. Ведь именно длинноножками становятся дети, когда перестают быть малышами с их специфическими пропорциями. Семью Жени мы наблюдаем как будто сверху – так, как увидела бы её сама героиня. Множество крошечных монохромных набросков, рассыпанных по страницам, создают фон для более важного – переживаний девочки, которые изображены в цвете. К книге хочется возвращаться, снова и снова рассматривать картинки и вместе с героиней убеждаться, что приручить город – возможно.