Татьяна РИЗДВЕНКО

Поэт, прозаик, эссеист. Окончила художественно-графический факультет Московского педагогического университета. Работала художником по росписи фарфора, преподавателем живописи, журналистом, копирайтером, в настоящее время трудится в сфере арт-коммуникаций и руководит литературной студией для подростков в Доме Щепкина. Стихи, эссе и рецензии печатались в журналах «Знамя», «Октябрь». «Дружба народов», «Арион», в вестнике современного искусства «Цирк “Олимп”», поэтических российских и зарубежных антологиях. Автор трех поэтических сборников. Участник российских и международных поэтических фестивалей. Живет в Москве. Член Союза писателей Москвы.

 

 

ВОКРУГ ШКАТУЛКИ

 Сергей Белорусец «Черно-белая книга». Библиотечка поэзии Союза писателей Москвы.

 

Для меня, а я читаю Сергея Белорусца уже более 20 лет, его поэзия всегда была вроде китайской шкатулки. Крутишь ее в руках, восхищаешься. Гладишь пальцем, ищешь бугорок, зацепочку – нажать, открыть.

Мне всегда было интересно, как она устроена, эта поэзия. Ее внутренняя механика, динамика, начинка.

Но вся штука в том, что шкатулка не открывалась.

Сейчас, перелистывая новую книжку Сергея Белорусца, с волнением обнаруживаю: тсс, вот оно. Приоткрылась.

В тончайший зазор повеяло расслабленной сердечностью, человечностью, теплотой, едва ощутимой, однако не вызывающей сомнений в своем присутствии, чувственностью.

Словно автор за годы жизни годы немного отледенел. Ослабил верхнюю пуговицу. На лоб выбилась прядь; размягчились мимика и  повадки.

Возвращаясь к шкатулкам. Поэзию Белорусца всегда отличала эмоциональная сдержанность, граничащая с некоторой даже скованностью и происходящая, мне кажется, от авторской гиперответственности за каждое слово, каждое речение.

Но – прожиты годы. Сбрита, извините, борода. Автор вышел из самим же собой  сооруженных границ, как из берегов, расширяя русло, диапазон, горизонт.

Эту новизну, кажется, автор и сам в себе обнаруживает. С удивлением и вниманием рассматривает, изучает собственную физику. (И лирику, но об этом позже.) Даже некоторые жизненные потери не мешают теплому, дружественному интересу к себе:

 

Вот и пепельноволос

Оказался.

А ведь в жизни папирос

Не касался…

Или:

77 – твой вес.

(весил так сам Христос).

 

Любовной лирики в молодости Белорусец избегал; всегда был аскетичен. И вдруг поэзия зрелого уже поэта расцветает ею, а целомудрие образов только подчеркивают хрупкость и трепетность переживания. Чем более по-мужски скупо и отвлеченно пишет автор, тем сильнее ощущаются исходящие от текста теплые волны.

 

«Шепот. Робкое дыхание», –

Как писал старик Жюль Верн…

Гужевое громыхание

Поездов, платформ, цистерн…

И – в довеске – порционные,

Запыленные слегка,

Семечки пристанционные

Из газетного кулька…

 

Если раньше в текстах Белорусца «ты» – это был он сам, то теперь картина изменилась. Автор продолжается обращаться на «ты» к себе, но у этого личного местоимения появляются и другие адресаты.

 

Я хочу тебя

(Трогать, например…)

Дергать, теребя

(Точно пионер…)

Лицезреть в упор

(Сквозь любую взвесь…)

Вот и весь набор

(Хоть совсем не весь…)

 

Раньше – я говорю о своем восприятии – безупречные поэтические формулы  Белорусца всегда были немного умозрительны. И начисто лишены пресловутой глуповатости.  Совсем иначе ощущается Белорусец нынешний:

 

…И сказал тогда Зимин, –

Сквозь июнь – на мир глазея:

– Распустившийся жасмин –

Гордость нашего музея.

 

А еще Зимин сказал:

– Выходные. Люди – с дачи…

Поспешите на вокзал.

Не уедете иначе…

 

Формально новый Белорусец мало отличается от старого. Безупречная выделка текста и смысла все та же. Слова, как всегда, чеканно входят в пазы. Множатся его фирменные лаконичные парадоксы, возводящие в ранг поэзии любой кадр  повседневности, который схватывает поэтическая оптика Белорусца.

Присутствует, хоть уже и в меньших количествах, горечь. В частности, от осмысления-переосмысления места «под солнцем».

 

Переиначены ходы –

И время – отвечать за старших…

Тебе – на Чистые Пруды.

Что ж – ты – сидишь – на Патриарших?..

 

Всегда ощущаемый мной как человек, ментально более взрослый, чем положено физикой и биологией, Белорусец поэтически переживает вторую молодость. Свежесть, которой веет от его новых текстов, совсем иного качества (оставим в стороне реплики Булгаковских персонажей), чем та, которую имеют в виду устроители премии «Дебют».

Эти энергия и молодость – благоприобретенные, завоеванные жизненным опытом. В сущности, наблюдая поэзию Белорусца во времени, мы становимся свидетелями чуда позднего цветения. Кстати, этот контраст между эмоциональной полихромностью его новой книги и ч/б названием – единственное, что вызывает у меня вопрос. Возможно, у автора срабатывает защитная функция; однако шкатулка не захлопывается.