Журнал «Кольцо А» № 90
Виктор КУЛЛЭ
Поэт, переводчик, литературовед, сценарист. Окончил аспирантуру Литинститута. Кандидат филологических наук. В 1996 г. защитил первую в России диссертацию, посвященную поэзии Бродского. Автор комментариев к «Сочинениям Иосифа Бродского» (1996–2007). Автор книг стихотворений «Палимпсест» (Москва, 2001); «Всё всерьёз» (Владивосток, 2011). Переводчик Микеланджело, Шекспира, Чеслава Милоша, Томаса Венцловы, англоязычных стихов Иосифа Бродского. Автор сценариев фильмов о Марине Цветаевой, Михаиле Ломоносове, Александре Грибоедове, Владимире Варшавском, Гайто Газданове, цикла документальных фильмов «Прекрасный полк» – о судьбах женщин на фронтах войны. Лауреат премий журналов «Новый мир» (2006) и «Иностранная литература» (2013), итальянской премии «Lerici Pea Mosca» (2009). Член Российского ПЕН-клуба и Союза писателей Москвы.
СТОЙКОСТЬ И СВЕТ
* * *
– Сколь ни скопим обид,
ты – навек – благодать.
Без тебя мне не быть,
но с тобой мне – не стать
светлым, что без проблем
брёл по Божьим Садам…
– покидая Эдем,
молвил Еве Адам.
* * *
Однажды скажешь слово в простоте –
и коготок увяз. А после трепещи ты
как сможешь: со щитом, иль на щите.
Поэты беззащитны.
Не исходить на смех, и не срываться в крик.
За будущим не признавать старшинства.
Нам кажется, что мы утратили язык –
а может, просто мы его страшимся?
* * *
Тот страшный миг, когда познанья плод
мы надкусили пополам с тобой –
дух обессмертив, сделал смертной плоть.
Так женщина становится судьбой.
Тот, кто ни разу не любил – слепой,
сколь в сладком спорте ни достиг высот.
Лишь любящий становится собой,
дальнейшее – кому как повезёт.
А бедолагам – упустившим сдуру
шанс заповедный вровень с Богом встать –
постылой плотью согревать кровать.
Предав любовь – кропать литературу.
Две женщины: любимая и мать –
даруют жизнь. Чтоб после убивать.
* * *
Прискучили костыли –
заёмные мысли, слова.
Художники – кустари,
да прёт напролом братва.
Когда сочиняешь стих –
мешает чужая кладь.
Душа на своих двоих
пытается ковылять.
* * *
Записным зубоскалам –
в кайф под властью. Любой.
Что же, дело за малым:
оставаться собой.
Вздох в груди не удержишь.
Женщину не вернёшь.
Распрощайся с надеждой.
Не цепляйся за ложь.
Пой на автопилоте.
Выживай за гроши.
Умирание плоти.
Воскрешенье души.
* * *
Была огромной, неуклюжей,
мучительной себе самой.
То жаром тешилась, то стужей.
Пленялась предстоящей тьмой.
Амёбой всё в себя вбирала.
Как печка – требовала дров.
Ей вечно было мало, мало
людских и Божеских даров.
То донором, а то вампиром
была, рвалась сгореть дотла.
Страшилась покрываться жиром.
Любви ждала.
Потом она окаменела –
но всё же как-то не всерьёз –
и предсказуемое тело
пошло вразнос.
Теперь они, похоже, квиты:
взгляд на себя со стороны
тем и спасает, что обиды
туда прокрасться не вольны,
где – ни о чём не вопрошая,
смиренно пёрышком шурша –
живёт прозрачная чужая
бесплотная как свет душа.
* * *
Считая близость формой западни,
а не любви – ты честно преуспела.
Теперь, отсчёт, идущий не на дни,
а на часы – лишён ловушки тела.
Поймёшь ли, что я так тебя любил,
сходя с ума в благоговейном бунте,
как вряд ли хоть ещё один дебил
способен будет.
* * *
То заводишься с пол-оборота,
то спасаешься в системный сбой.
Нелюбовь – как скверная погода
в городе, придуманном тобой.
Знаешь, мне, доверчивому психу,
не страшащемуся, что смешон,
жаль тебя – гордячку и трусиху,
не посмевшую сломать шаблон.
* * *
Воли, сжатой в кулак,
всё одно не достанет, чтоб вынести.
Убивай, коли так.
Креативные комплексы вымести.
Тяга всех Галатей –
Пигмальона загнать ниже плинтуса.
В мире взрослых людей
обижаться на правду не принято.
* * *
Похоже, я останусь непрощён
за честность, что жестокости страшней.
Ворочать камни – проще, чем плющом
наверх карабкаться в миру камней.
Любовь – не наслаждение, а Свет.
Никто не виноват, что он угас.
Не хочешь врать – а сил на правду нет.
Вот и глумишься напоказ.
Не бойся – с жизнью счёты не сведу
(отчаяться, должно быть, староват).
По мне – так слаще сгинуть на свету,
чем полусумрак согревать.
* * *
Зарифмованной ахинее
не осилить обставшую тьму.
Жить становится всё холоднее
и, похоже, уже ни к чему.
Смысл сменился разгадками шифра,
откровенность – точением ляс.
Слово вымерло. Юркая цифра
упразднила поэтов как класс.
Словно яд, убивает и лечит
отболевшее имя твоё.
Умирать от любви всё же легше,
чем прожить без неё.
* * *
«Odi et amo» – чеканит латынь.
Твой креатив пошикарней:
плюнуть в протянутую ладонь –
круче, чем потчевать камнем.
Это не треск парашютной стропы –
честная весть о свободе.
Просто будь счастлива. Переступи…
“Amo” – сильнее, чем “odi”.
* * *
Не знаю, как там с Гончаровой,
но сигарета – мой Дантес…
И.Б.
Зазор, нас разделяющий, столь тонок –
но нет брони надёжней пустоты.
Бьюсь об заклад, что мой финальный томик
навряд ли полистать решишься ты.
Пусть издали, но жизнь тобой согрета –
я простодушно верил в эту ложь.
У Бродского в Дантесах – сигарета,
ну а меня, не целясь, ты пришьёшь.
* * *
Ввысь восходят, иль сбегают вниз,
для ступеней стёртых – боль и тяжесть.
Я почти старик, а ты всё та же.
Бесполезно заклинать: вернись.
Лестницей к Иакову во сне
нисходили Ангелы из Рая.
А меня преследует иная –
на которой ты явилась мне.
То ли в нарушение традиций,
то ли испытать их прочность что б –
ты меня, похоже, вгонишь в гроб…
Но стремление освободиться
бестолку: усни или умри –
ты уже, дружок, со мной навечно.
Вытатуирована на веках
изнутри.
* * *
(На мотив Есенина и Кибирова)
Шуламифь ты моя, Шуламифь!
Потому что арап я в натуре –
вновь маячу в твоей амбразуре…
Так хоть выстрелом осчастливь!
Звери не поддаются дрессуре,
оттого и любовь – вкось и вкривь…
Шуламифь ты моя, Шуламифь!
Никита ты моя, Никита!
Кто меня заказал – я не в теме.
Но теперь я для мира потерян –
столь волшебна твоя нагота.
Грациозна подобно пантере
и – пуста…
Никита ты моя, Никита!
Гюльчатай ты моя, Гюльчатай!
До чего ж твои пальчики чутки:
хошь – для ханских покоев парчу тки,
хошь – мущщинку как книгу читай.
От избыточных глючит тайн,
но открыть твоё личико? Дудки!!!
Шуламифь! Никита! Гюльчатай!
* * *
Восхищенья и жути
увиденной сплав.
По хребту вместо ртути
кундалини прогнав,
зришь в реальности шаткой
хоть какой позитив:
если штык под лопаткой –
значит, всё ещё жив.
Продвигаешься следом
собственному письму
и становишься светом
непонятно кому.
* * *
Подвешен ёлочной стекляшкой
на нежной паутинке звука,
я жду – как поле перед вспашкой –
боль исцеляющего плуга.
Пусть будет так, как ты хотела.
Болезнь гуманнее леченья.
Серебряным дождём сквозь тело
проходит музыка забвенья.
ПОЖАР РИМА
Зарево над Вечным Римом
затушить – не хватит слёз.
И восходит к небу дымом
мудрость тех, кто жил всерьёз.
На дизайнерской постели,
в соцсетях являя прыть,
мы настолько отсырели,
что способны лишь чадить.
Римлянам вскрывает вены
новый искренний вандал.
Ходасевич это верно
некогда предугадал.
Если к слову не готово
заоконное кино –
значит, сказанное слово
ляжет в землю, как зерно.
Сколь бы мы ни измельчали,
сколь бы ни точили ляс –
а речённое в начале
Слово прорастало в нас.
Нынче вместо книжек – гаджет:
массам мысли не с руки.
И источник Света гасят
косной массой мотыльки.
* * *
Перетерпим рекламу – и снова война
заскрежещет ножом по стеклу.
Заэкранная шлюха навечно верна
одному кавалеру – баблу.
Элиот заблуждался: не взрыв, и не всхлип –
наведённый компьютерный сбой.
Кто из тех, кто сейчас к мониторам прилип,
исхитрится остаться собой?
Не гляди на экран, откажись от газет
и не верь сетевой ерунде.
Снова тролли диванные жмут на reset,
чтоб очнуться на Страшном Суде.
* * *
Папа нос уткнул в газету,
мама смотрит сериал.
Кот, оголодав, котлету
пережаренную скрал.
Светка погрузилась в гаджет:
противоположный пол
всё беспомощней и гаже…
Проще говоря – козёл.
Ну а я – пелёнок узник.
До меня им дела нет.
Сам себе сменю подгузник.
Приготовлю всем обед.
В чат зайду – и принца Светке
выужу из-за морей.
Раз все взрослые как детки –
повзрослею поскорей.
* * *
Бывший народ, распавшийся на чиновную знать
и электорат – до смерти не восприму.
Свобода – это когда больше не надо лгать,
в первую очередь – себе самому.
Пусть большинство заблуждается – ушлому меньшинству
больше навряд ли поверит даже слепой.
Этой зимы, похоже, не переживу.
Честная плата за право остаться собой.
* * *
– Отчего дела вкривь и вкось,
так что даже не до острот?
– Фейк, информационный вброс –
не Госдеп, так Кремль не соврёт.
– Слушай, ты это дело брось:
ведь планета который год,
налетев на земную ось,
вновь вращается наоборот.
Хрен с ней, с переменой полов!
Прорастает в дебрях голов
вездесущий вирус совка.
Нет спасенья от дураков:
отряхателей ветхих оков,
олигархов, царьков, братков,
демократов, их барчуков,
распоясавшихся щенков,
перекрасившихся совков,
хитрожопых временщиков,
глобалистов, большевиков…
Апокалипсис. А пока…
* * *
Я не знаю, пред кем мне стоять на коленях
За случайную жизнь, что до смерти продлится.
Геннадий Жуков
Быль станет быльём, упорхнёт в небылицу.
Мальчонка слова переврёт.
Случайная смерть, что до жизни продлится,
настигнет и нас в свой черёд.
В эпоху тотального автопилота
смешон пилотаж вольных крыл.
Наверное, времени нужно, чтоб кто-то
просодии верность хранил.
Не переорёшь, как ни силься истошно,
продвинутого блабабла.
Но благо не в том, что мы были – а в том, что
Гармония не умерла.